"Ваша станция", — толкает меня проводник. Я вскакиваю, едва не падая спросонья с полки, хватаю вещи и выскакиваю из вагона. На часах 04.28, на перроне кроме меня ни души, на плечи опускается туман. Вот она, Тамань — воспетая Лермонтовым станица, родина кубанских казаков.
От станции Тамань до центра станицы почти 6 километров. Общественный транспорт в такой час не ходит, а вызвать такси через приложение невозможно — тут просто нет зарегистрированных водителей. Меня спасают добрые сотрудницы вокзала — улыбчивые девушки дают мне номер местного таксиста, которым оказывается немолодой статный таманец, представившийся Олегом Александровичем. Он сразу берет быка за рога:
— Тамань прескверный городишко, так поэт-то про нас написал. А вы с чем к нам пожаловали?
Интонации Олега Александровича заметно теплеют, когда он узнает, что я журналист и приехала, чтобы рассказать о таманских казаках.
— Вы уж напишите про Тамань, напишите, только не так, как Лермонтов, добрее, что ли…
Вольные люди
Утром Тамань встречает меня настоящей осенней погодой. Густой туман, ветер и температура, близкая к нулю — обычное дело для станицы осенью. Поэтому в ноябре Тамань, куда летом съезжаются туристы со всей страны, превращается в тихий скромный уголок, и несложно поверить в то, что именно здесь, на перекрестке Азовского и Черного морей, посреди бескрайней степи, когда-то появились такие же вольные, как ветер и волны, кубанские казаки.
— История Тамани очень древняя. Когда-то именно эти земли называли Тьмутараканью. А когда Россия отвоевала территорию у Великой Османской империи, земли Екатерина II подарила запорожцам, будущим кубанским казакам. И в 1792 году на берегу Таманского залива Черного моря, у подножия горы Лысой, высадились первые черноморские казаки — "вольные люди", которые не подчинялись никому, кроме императрицы, — рассказывает гид Светлана Мамедова.
Светлана — один из экскурсоводов главной местной достопримечательности (хотя за это звание воюет также дом, где жил Лермонтов), музейного комплекса "Атамань". Это место захватывает своей атмосферой еще на подходе – здесь время словно вернулось на пару сотен лет назад и застыло. Вот белые домики с камышовыми крышами, вот плетеные заборы, вот сытые коты, и даже женщины в расписных платьях — и все настоящее, теплое, живое.
Сердце начинает щемить, а в голове четко всплывает название домиков — "хатынки-мазанки". Я никогда не жила в таких, но моя бабушка — дочь казака, правда, донского, часто рассказывала о быте в станице, где провела свои детские годы.
Веселые песни и строгие порядки
Едва заметив меня вместе с экскурсоводом, на встречу выдвигается целая делегация — яркие чернобровые женщины во главе со статным мужчиной в папахе и с саблей на поясе. Это местный ансамбль "Атаманочка". Его вокалистки в основном уже давно на пенсии, но не теряют задора и с радостью исполняют для гостей старинные казачьи песни. А еще постоянно перекидываются шуточками и заливисто смеются.
— Вы нас не ждали, а мы приперлися, — громко объявляют женщины на входе в одну из хат. Внутри остро пахнет травами и медом, у обогревателя разомлели трое разновозрастных котят. Женщина за столом, смотрительница этой хаты, споро работая спицами, вяжет коврик: цветной, лоскутный и разудалый — как казачьи песни.
— Так, а про шо балакать будем?
— А давайте мы вам песню спивать станем!
— Подвинься, кума, дай и я сяду!
Буквально за секунду небольшое помещение начинает больше напоминать пчелиный улей: не зря ведь говорят, что женщины-казачки обладают нравом, не менее горячим, чем их мужчины-воины. Наконец, договорившись, они затягивают песню про Галю, которая все никак не дает напиться воды казаку.
— А как же не петь? Невозможно! Вот раньше у нас на каждой улице пели — это главное развлечение было. Женщины после работы песню заводили, девчата пели на "вечорках" (посиделках — прим. ТАСС). Помню, я однажды ночью так из дома в форточку сбежала маленькая — песни хотела послушать на соседней улице. А когда вернулась, мать меня сначала в дом не пустила, а потом от души прутом отхлестала. Вот какое воспитание раньше-то было, — вспоминает самая возрастная из "Атаманочек" Александра Толкачёва. На вопрос о возрасте она кокетливо поджимает ярко накрашенные губы.
— Ну напишите, что мне немного за 80, — улыбается она и продолжает рассказ.
— В мое время все строго было. Я ведь и замуж вышла только потому, что родители так решили. Я его не любила, я вообще о замужестве не думала, мне хотелось с подружками бегать — детство одно в голове. А он статный, серьезный, пришел свататься и понравился родителям. Я отказывалась, а только родительское слово закон: сказали замуж, значит замуж. Правда, счастья у нас семейного так и не сложилось, но об этом рассказывать не хочу, — вздыхает Александра Ивановна.
Женщины вокруг кивают: да, мол, воспитание раньше было не то, что сейчас: детей учили собственным примером, а не словами.
— Разговаривать лишнего у нас и сейчас не принято. У нас такой порядок: один раз тебе взрослые показали, как дело делать. На второй раз, если что забыл — напомнят. Ну, а на третий — справляйся уже как хочешь: забыл дома еду, так весь день голодным будешь, — объясняет Светлана Мамедова.
Побить изменника и "выкатить гарбуза"
Вообще, с современной точки зрения доля женщины в казачестве была совсем не завидная. Сейчас некоторые традиции звучат как средневековые сказки, а ведь в некоторых семьях старые порядки сохраняются и поныне.
— Например, если девка загуляла с парнем до свадьбы, ему ничего, а ее опозорят, дом дегтем измажут. Я такое еще помню, при моей молодости такое было, — рассказывает еще одна атаманочка Лидия Батенева.
Выходить замуж в традиционных семьях можно только по воле родителей. А та, кто запрет нарушит да сбежит с возлюбленным без благословения, хода назад не получит.
— У нас ведь как считалось: девка она замуж выйдет, и все, отрезанный ломоть! Мы матерей могли раз в год видеть, или того реже. Потому что замуж вышла — будь добра своим домом заниматься, порядок наводить, мужу угодить. А такого, чтоб убежать от мужа назад в родительский дом — сроду не бывало. Более того, если муж побил, то жаловаться не смей — могут и его наказать, и жену — за то, что сор из избы выносит, — говорит Лидия Батенева.
Я снова вспоминаю бабушкины рассказы: совсем маленькая она видела, что отец нередко "брался за батога" — толстый прут, которым "воспитывал" мою прабабку Степаниду. Я, ребенок 90-х, воспитанный бабушкиной любовью, с детства возмущалась: ну как было не уйти от такого деспота? А теперь, пожалуй, впервые понимаю: идти ей было просто некуда.
А еще я понимаю, откуда в бабушке было так много позитива даже в самые тяжелые дни.
— Ну вы уж совсем краски сгущаете, бабоньки! А вспомните, как мужей-изменников наказывали, — кричит одна из женщин.
В хате тут же начинается всеобщее веселье. Оказывается, традиция, которая запрещала разводиться, предписывала строго наказать прелюбодеев.
— Это на казачьем круге (собрании — прим. ТАСС) решалось. Ежели факт доказанный, то жене давали право побить и мужа, и любовницу. Так сказать, душу отвести и дальше жить без обид, — вспоминает Лидия Самойленко.
Кстати, была у каждой девушки и возможность показать, что жених ей все-таки не мил, несмотря на волю родителей. В этом случае, по традиции, она должна была "вкатить гарбуза", то есть занести в комнату со сватами тыкву. Именно этого овоща как огня боялся каждый влюбленный казак.
Как Вера гвоздь забила
Постепенно женщины расходятся, пока в хате не остается самая молодая из них — 27-летняя Вера Купцова. В длинной теплой юбке, яркой кофте и пестром платке она выглядит одновременно и стильно, и традиционно. Разговорившись с ней, понимаю, что Вера буквально сплетена из таких противоречий — урожденная казачка, она ценит старые обычаи и при этом борется со стереотипами о женщинах.
— Наши тетушки как разговорятся, так их не остановить, — смеется Вера. — Да и мою позицию не все они поддерживают. Я ведь вступила в казачье войско.
В Атамань ее еще ребенком в 2006-м привезли родители. В Атамань ее еще ребенком в 2006-м привезли родители. Сейчас, несмотря на свой статус примерной жены и матери (у Веры есть дочь), девушка считается по местным понятиям почти бунтаркой. Воспитанная в казачьей семье, она стала серьезно интересоваться обычаями своего народа и первой из женщин задала провокационный вопрос "А мне в войско можно?".
— Меня сначала, конечно, все отговаривали: и коллеги по работе, и знакомые станичники. Мол, чего ты дурью маешься? Девушкам там делать нечего — ваше дело борщ варить да за детьми смотреть. Но я все-таки решилась поговорить с нашим станичным атаманом, — говорит Вера.
Станичный атаман Андрей Величко девушку не оттолкнул. Но и предупредил, что помочь ей вопреки воле остальных не сможет.
— Сначала я просто посещала собрания, решала разные организационные вопросы, проводила мастер-классы по домоводству для школьниц. А потом решила: надо принимать присягу и официально в войско вступать! Вопрос вынесли на всеобщее голосование нашего общества.
Против, как ни странно, были не столько казаки, сколько станичные женщины.
— Пошли разговоры: не мужчин ли, мол, я соблазнять собралась. Я, конечно, посмеялась: больно надо, у меня свой муж отличный!
Однако женщины в казачьем круге решения не принимают. В итоге Веру приняли: большинство казаков воздержались, но тех голосов, что были "за", оказалось достаточно.
Так Вера стала первой официальной таманской казачкой — ее имя внесли в реестр казаков, она начала участвовать в праздничных мероприятиях вместе со своими товарищами, выезжать на сборы в лес.
— Мы там все живем в палатках, в лесу. Мой муж тоже в обществе, так что я езжу с ним. Иначе бы в станице просто не поняли: единственная женщина среди мужчин… Неприлично!
Впрочем, несмотря на то, что Вера приняла присягу казаков, в войске она до сих пор как будто только наполовину. И все потому, что женщина.
— Мне, например, не выдают удостоверение, что я действительно в казачьем войске состою. Говорят, мол, краевое руководство ни за что не соглашается выдать удостоверение женщине. Хотя мужчины у нас их без проблем получают.
Был и еще один случай, очень запавший в сердце девушки.
— Есть у казаков такая традиция — церемония прибивки знамени казачьего общества. Это значит, что флаг нужно прибить к древку специальными гвоздиками. Когда нам в Тамань передали стяг, решено было проводить церемонию в церкви. Конечно, все поучаствовать в почетной миссии не могли, но обычно выдвигают самых почетных и активных, — отмечает девушка.
Забить памятный гвоздик надеялась и Вера. Но атаман на это предложение лишь нахмурился: общество не поймет, если традицию нарушить и дать женщине гвоздь забить, да еще и в церкви!
— Впрочем, в итоге выход нашли. На церемонию мы пришли вместе с мужем, вместе вышли к флагу и вместе, держась за молоточек, прибили этот флаг. Я, конечно, рада, что я первая женщина, которой удалось принять участие в такой важной церемонии. И все же… немного обидно, — вздыхает Вера.
"Сабля — лучшая подруга"
— Сначала я пыталась и других женщин из нашего района к нам подтянуть. Нашла телефоны, обзвонила тех, кто раньше участвовал в жизни общества. Но это ничего не дало: женщины лишь тяжело вздыхали, говорили, мол устали от "ну шо с нее взять, баба же!". И отходили от дел.
Грустила Вера не долго. Вместо того, чтобы копить обиды, она стала изучать фланкировку — общепринятое сейчас название крутки казачьей шашкой или саблей: почти как фехтование, но гораздо зрелищнее. Говорит, такое хобби ей вполне по душе.
Взмах! И бутылка с водой разваливается ровно на две части. Это Вера разрубила ее одним ударом, умудрившись не свалить основание. Но девушке словно этого мало: она берет вторую шашку и вот уже двумя руками одновременно управляет тяжелым острым оружием.
— Фланкировать — это ведь тонкое искусство, ему учиться надо. А я как саблю в руки взяла, так сразу поняла: мое! Теперь, если мне кто из мужчин говорит, мол, женщина ничего не понимает в казацких делах, я предлагаю ему взять шашку в руки да показать свои "традиционные мужские умения". Правда те, кто так говорит, обычно только и могут языком чесать, — припечатывает Вера и передает мне одну из шашек. — Сейчас я и тебя научу, раз казацкие корни есть, шашку полюбишь, не зря говорят — сабля лучшая подруга!
Вера оказалась права. Переборов первый страх перед острым оружием, я буквально через пару минут начала обучаться самым легким приемам. Тело будто вспоминало что-то далекое, но очень родное.
Вместо послесловия
Провожали меня, как дорогого гостя: угостили борщом, напоили чаем, а глава Тамани Максим Хорошилов даже провел для меня экскурсию по станице. Показал и новую благоустроенную современную набережную, и тот самый дом Лермонтова, и знаменитый на всю страну винзавод, и даже первый на Кубани православный храм, который в 1793 году построили станичники.
Уезжала я снова ночью. Уже знакомый Олег Александрович напоследок расчувствовался: "Мою маму ведь тоже Валей звали. Ты уж береги себя, Валечка".
Вместе с теплом по сердцу вдруг разлилась тяжелая обида. Это чувство известно каждому таманцу и звучит так: не правы вы были, Михаил Юрьевич, ох как не правы!
Валентина Брыкалина