3 мая художественный руководитель Театра им. Пушкина в Москве, актер, режиссер и педагог Евгений Писарев отмечает 50-летие. Помимо родного театра он ставит спектакли на самых разных театральных площадках Москвы, в том числе в МТХ им. Чехова и Театре Олега Табакова, является режиссером мюзикла "Шахматы" в Московском дворце молодежи и опер в Большом театре. В преддверии юбилея худрук рассказал ТАСС о работе над новым мюзиклом, планах поставить спектакль по Булгакову, надеждах на ремонт в театре, переосмыслении задач искусства. Режиссер сообщил, какой бы фильм снял при возможности, и поделился, как ему запретили в некоторые часы появляться в театре.
— За годы в должности художественного руководителя у вас выработалась какая-то формула превращения театра в успешный?
— Никакой формулы у меня нет. Может быть, это пафосно прозвучит, но мной в основном двигает любовь. Я ведь 13 лет работал в Театре Пушкина актером, а потом вернулся руководителем. Если бы меня назначили худруком другого театра, я даже не уверен, что согласился бы. Театр Пушкина я всегда любил и воспринимал его как дом, поэтому хотел сделать из него такое место, куда мне самому приятно было бы ходить, где был бы интересный, разнообразный репертуар. Поэтому я сразу сказал, что не буду заполнять только собой, собственной режиссурой всю афишу. Я не боюсь приглашать режиссеров с непохожими творческими взглядами, которые предлагают артистам разные способы существования, а зрителям — необычные точки зрения. Сейчас мне комфортно и интересно в своем театре.
— Сегодня высказывается мнение, что худруков надо обучать. Какие задачи у художественного руководителя в вашем понимании: должен ли он заботиться о возрастных артистах, актерах, давать им возможность пробовать себя в разных жанрах?
— Я ничего не могу говорить с интонацией "нужно", "надо", "должно". Я даже не знаю, стоит ли учить худруков. Олег Павлович Табаков был гениальным худруком. Он учился этому специально? Нет. Он был прекрасный, потрясающий артист, но далеко не каждый артист может стать таким замечательным руководителем. Режиссеров много хороших, но худруки из них не получаются. Я думаю, нельзя заставить кого-то заботиться о творческом росте других людей, нельзя заставить любить чужих людей. Этого нет в списке должностных обязанностей, но без этого ты плохой худрук, формальный. То же самое и с преподаванием — нельзя учить неких абстрактных людей. Я вкладываюсь в своих студентов, потому что понимаю, они — это будущее. Будущее моего театра. Я хочу, чтобы здесь появлялись новые имена, чтобы сюда приходили молодые артисты, "дети". Любая семья может быть счастлива, но если у нее нет детей, то нет и перспектив. Театр без молодежи — как семья без детей. А я строю именно театр-дом — хотя сегодня это, может быть, совсем непопулярно.
Актеры, которые в силу возраста редко выходят на сцену, для чужого человека всего лишь балласт. Для меня они родные люди, с которыми я вырос, которые меня учили, — помню, как они играли главные роли, пока я бегал в массовке. Из таких человеческих отношений и рождается театр-дом, театр-семья.
— Есть ли предложения взять режиссерский курс?
— Нет. Я не чувствую себя полноценным режиссером из-за того, что не оканчивал режиссерский факультет. Вообще-то очень многие знаменитые режиссеры там не учились. Но, не обладая этим опытом, считаю, что права преподавать у меня нет. Сергей Васильевич Женовач, руководитель кафедры в ГИТИСе, очень четко, очень правильно бережет понятие профессии. У него даже непрофильные предметы настроены на режиссуру. Я иногда даже сомневаюсь, что могу учить актерскому мастерству, — у меня не хватает терпения. Слава богу, что в моей мастерской работают такие замечательные педагоги, как Борис Дьяченко, Евгения Дмитриева, Андрей Кузичев и другие.
— В искусстве существуют определенные шаблоны, что якобы все актеры мечтают сыграть Гамлета и пр. Но сейчас все меняется. А есть ли какое-то представление о вершине творчества для режиссера? Чего бы еще хотелось сделать на этом поприще?
— Подарки судьбы я как-то успевал ухватить и правильно использовать, но, по сути, не стремился ни в режиссуру, в художественное руководство уж точно, поэтому и мечтаний никаких у меня не было. У меня нет никакого "режиссерского портфеля", списков пьес, которые я обязательно должен поставить. Я иногда думаю: "Вот есть актриса, Вера Валентиновна Алентова, легенда сцены и экрана, наша ведущая актриса, ей исполняется 80 лет, надо бы поставить для нее какой-то спектакль", — и ставлю. Я знаю, например, что есть в театре актриса Саша Урсуляк, обладающая невероятной музыкальностью, харизмой и энергией. Я понимаю, что идеальна для нее роль Салли Боулз в "Кабаре", и, пользуясь случаем, приглашаю в Театр Наций на эту роль.
Я не мечтал ни о "Кабаре", ни о "Мадам Рубинштейн", ни о "Женитьбе Фигаро", ни о "Мазепе". Появлялись обстоятельства, предложения. И если складывалось с художником, с артистами, я заражался этой идеей. А так я больше всего люблю лениться и даже завтрашний день никак не планирую. Ловлю момент, пытаюсь прожить сегодня максимально интересно, честно и радостно.
— Как идет работа над постановкой "Кабаре"?
— 12 мая будет премьера. Я так счастлив, что сейчас занимаюсь этим материалом! Во-первых, сегодня, по-моему, спасает только работа.
Без нее мне бы в голову лезли всякие неприятные мысли. Сейчас, накануне 50-летия, вдруг стал чувствовать на каком-то подсознательном уровне, что вокруг много суеты и мой организм как-то нервно на нее откликается. Если бы я сидел в ожидании юбилея, то сошел бы с ума от размышлений, уместно ли сейчас устраивать праздники. Кого позвать, кого нет, как вынести этот шквал юбилейных пожеланий. Не очень я люблю быть, так сказать, тортом посередине стола. И прекрасный выход: 12 мая — премьера "Кабаре", а значит, 3 мая у меня сценическая репетиция с утра и до ночи, занимаюсь светомонтировкой. Меня не пугает, если сбудется примета работать весь следующий год.
— Вечером отметите праздник дома?
— Артисты и сотрудники театра просят меня после репетиций в Театре Наций все-таки заглянуть на родную сцену. Мне кажется, они что-то затевают, какой-то сюрприз. Хотя никаких подробностей не знаю. Это удивительно — для меня никто никогда ничего такого не готовил. Это я всю жизнь готовил для кого-то. Когда-то я был на юбилее Александра Анатольевича Ширвиндта, подошел поздравить, он меня спрашивает: "Ну что, тухлый юбилей, да?" Я отвечаю: "Ну, так как-то". Он говорит: "Я всю жизнь на чужих юбилеях развлекал, зажигал, смешил, острил, а вот свои собственные юбилеи проводить не умею…" Я, конечно, далеко не Ширвиндт, но в своей жизни много сделал праздничных вечеров, особенно работая в МХТ.
— Минкультуры РФ продолжает работу над проектом "Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовных ценностей". Нужно ли в театре продвигать нравственные ценности?
— А чем мы занимаемся в театре? Мы нравственными ценностями и занимаемся, нам для этого никакие "приказы" и "проекты" не нужны. Все мои спектакли и все спектакли, идущие в Театре Пушкина (я за это отвечаю), ориентированы на то, чтобы человек стал лучше, добрее, не делал подлостей. Учредитель театра — департамент культуры — доверяет мне. Я отвечаю за творчество, за нравственную позицию. У нас есть разные спектакли, но все-таки Театр Пушкина — один из самых добрых и обаятельных театров. И это не какая-то "милота", не сюсюканье, а честность и оптимизм.
— Главная цель искусства в целом — вести человека вверх?
— Я думаю, театр помогает человеку жить. Я всегда за равноправие со зрителями. Не люблю, когда меня учат и показывают, что "тут дураки собрались, я знаю лучше, больше и глубже вас". Я такую позицию отвергаю сразу. Но также не люблю, когда заискивают и говорят: "Чего изволите, чего хотите?" Со зрителем надо говорить как с другом, как с равным, вести диалог. Спектакль ведь направлен не просто в зал, он обращается к каждому человеку, к отдельной личности. Бывают времена, когда мы — артисты и зрители — помогаем друг другу выжить. Но если совсем откровенно, мне кажется, что театр не делает мир лучше. Театр не может остановить несправедливость. Я раньше думал, что люди ходят в театр, чтобы отдохнуть, потом решил, что нет — чтобы правду услышать. А теперь считаю, что ходят за поддержкой, за общением, за пониманием.
— Какие планы у театра в ближайшее время, будут ли приглашенные режиссеры, на какие постановки можно прийти по Пушкинской карте?
— У нас большинство спектаклей можно посетить по Пушкинской карте, в том числе много постановок для всей семьи: от нашего легендарного "Аленького цветочка" и музыкальной сказки "Три Ивана" до "Влюбленного Шекспира" и нашей премьеры — комедии "Слуга двух господ. Russian edition". Я не люблю "школьный" театр, когда классами ходят, мне кажется, что лучше приходить семьями. Это воспитывает любовь к театру и определенную традицию, привычку бывать в театре.
Что касается планов: как только я выпущу "Кабаре", приступлю к постановке пьесы Михаила Булгакова "Багровый остров". Когда-то она была специально написана для Камерного театра и с большим успехом шла на его сцене. Но шла недолго, потому что попала под запрет цензуры. Это очень острая, злободневная, смешная, талантливая пьеса нашего великого писателя.
— Это не будет восстановлением прежнего спектакля?
— Нет, но какую-то связь с постановкой Александра Таирова мы сделаем. Эта работа возникла из лаборатории, которая шла у нас весь сезон и была посвящена забытому наследию Камерного театра. В спектакле будет занято 36 артистов — это, конечно, очень много, но что поделать — у Булгакова написано: "...с музыкой, извержением вулкана и английскими матросами!"
Ближе к концу года молодой режиссер Данил Чащин поставит комедию, которая, скорее всего, будет называться "Красота" — по пьесе Александра Николаевича Островского "Красавец мужчина". Там будут играть Анастасия Панина, Владимир Жеребцов, Анастасия Лебедева, Владимир Майзингер, Ирина Бякова, Анна Бегунова, Дмитрий Власкин. Труппа в Театре Пушкина не просто сильная — она состоит из потрясающих индивидуальностей. Я думаю, что сила театра, конечно, в спектаклях, но никаких спектаклей режиссеры не смогли бы сделать, если бы не было такой мощной труппы.
— Появится ли в Театре Пушкина мюзикл?
— Я очень трепетно отношусь к самому понятию "мюзикл" и очень трепетно отношусь к Театру Пушкина. Если я буду здесь делать мюзикл, то это должно быть лучше, чем где-либо еще. К сожалению, Театр Пушкина не обладает подходящей технической базой. И если уж я об этом заговорил — нам давно требуется ремонт. У нас сильнейший репертуар, есть свой преданный зритель, хорошая атмосфера, но устаревшая инфраструктура и плохое состояние здания. Исторические Пушкинские залы требуют серьезной реставрации. Мне действительно жаль, что у нас сегодня уровень приема, обслуживания зрителей не соответствует тому высокому качеству спектаклей, которые мы показываем.
— Пока конкретных планов по ремонту нет?
— Сейчас об этом сложно говорить. Внутри театра многие боятся, что ремонт затянется — есть печальные примеры. Свое место, свой дом, пусть даже старенький, все же приятнее и роднее, чем чужое здание.
— Есть ли какие-то планы постановок в других театрах, приглашения в кино?
— Предложения есть, но пока я на них не ответил согласием. Есть приглашения в другие театры, но пока не хочу загадывать. За последние два года я разучился строить далекоидущие планы.
— Хотели бы снять фильм?
— Есть много предложений, но фильмы и сериалы для телевидения мне не очень интересны. Хотелось бы сделать киномюзикл наподобие "Ла-Ла Ленда", но таких приглашений не поступает. Этот жанр у нас из кино как-то ушел. Хотя в советском кинематографе, пусть это было фрагментарно и местами водевильно, но ведь существовал музыкальный фильм. Хотелось бы его развития, я бы рискнул взяться за такую работу.
— Нынешняя ситуация отразилась на планах по гастролям?
— До пандемии мы ездили очень часто, так что артисты даже немножко изнывали, не успевали распаковать чемоданы. У нас было много зарубежных гастролей, много планов, которые сейчас, к сожалению, неуместны. Но по России мы тоже с удовольствием ездим. В середине мая отправимся в Екатеринбург со спектаклем "Костик", в начале июня с "Добрым человеком из Сезуана" — в Нижний Новгород, затем со спектаклем "Материнское поле" — в Тобольск.
Мы стали театром, который приглашают, который ждут, который узнают. Это большое счастье. Для меня эти приглашения важнее, чем количество номинаций и премий, хотя, лукавить не буду, они тоже очень приятны.
— Ваш мюзикл "Шахматы" был номинирован и получил награды "Золотой маски".
— Я, честно говоря, был уверен, что "Шахматы" получат премию как лучший спектакль. Мне даже показалось, что давать в частных номинациях премию "Шахматам" довольно нелепо, потому что это огромный проект, который посмотрело больше полумиллиона зрителей, который идет с неизменными аншлагами. Я не видел спектакль замечательного режиссера Романа Феодори "Антигона", получивший премию, верю, что он прекрасный. Но в категории "драма" есть разделение на спектакль большой формы и спектакль малой формы, а в мюзикле такого разделения нет. Я не понимаю, как можно сравнивать огромный проект, доказывающий, что в ежедневном режиме совсем неразвлекательный материал может быть популярен и любим зрителем, и мюзикл малой формы, который играется на камерной сцене?
Мне важно, что за "Шахматы" зритель голосует "ногами" — спектакль уже стал одной из московских культурных достопримечательностей, которую надо обязательно посетить, посмотреть, оценить.
— Разные жанры постановок требуют от режиссера индивидуального подхода?
— Везде есть своя специфика, но это всего лишь специфика. В опере артисты не хуже, чем в драматическом театре. И деление артистов на оперных, "мюзикловых" и драматических для меня очень условное. Разница в том, как ты работаешь с талантливыми людьми и как ты работаешь с людьми средних способностей. Талантливого человека не надо увлекать, он интуитивно подключается, придумывает вместе с тобой, продолжает твои мысли, твои идеи.
— Как относитесь к возрасту?
— Сказать, что я ничего не ощущаю, не испытываю какого-то странного волнения, не могу. Не потому, что мне 50, а потому, что стареет и меняется только оболочка. Мне кажется, что я внутри по-прежнему молодой человек, который, по крайней мере, не относится всерьез к этому всему. Вообще возраст — ерунда. Смешно говорить про какие-то итоги, да и нет на это никакого времени. Ничего я не отмерил, ничего я до конца не понял и именно поэтому, мне кажется, остаюсь живым и адекватным.
Беседовала Оксана Арефьева