Игорь Корнелюк: если автор будет слишком много думать, музы дадут за это по башке

Российский композитор, заслуженный деятель искусств РФ Игорь Корнелюк 16 ноября отмечает 60-летие. Он написал саундтреки к известным фильмам и сериалам, среди которых "Бандитский Петербург", "Идиот", "Мастер и Маргарита", "Тарас Бульба", а также является автором популярных песен — "Дожди" и "Билет на балет".

В преддверии юбилея в интервью ТАСС Корнелюк рассказал, почему невозможно отменить русскую культуру, чего не хватает современной музыке, о юбилейном концерте, работе над мюзиклом "Фауст" и как найти тот самый "город, которого нет".

— Игорь Евгеньевич, наше интервью в первую очередь приурочено к вашему юбилею. Многие люди подводят итоги, а какие мысли посещают вас перед днем рождения?

— Точно я не подвожу никаких итогов. Мне очень много еще чего хочется, поэтому я просто иду и иду, я не стараюсь как-то остановиться, осмыслить, потому что чем дольше я живу, тем яснее понимаю, что ничего еще не сделал.

— У вас 19 ноября юбилейный концерт в Петербурге под названием "6.0 Перезагрузка". Как идет подготовка? Вы все делаете самостоятельно?

— Если бы все абсолютно самостоятельно — мне было бы проще, я до такой степени за годы своей жизни привык делать все сам, что, когда нужно делегировать свои полномочия, меня это угнетает. Я понимаю, что не могу размножиться, а там такое количество людей, их нужно организовывать, иногда я даже теряюсь, потому что там стоголосый хор, огромный оркестр, куча музыкантов. Я все лето сидел с партитурами, и в процессе репетиции выясняется, что все равно есть ошибки — ну, человек всегда остается человеком.

— Почему такое название — "6.0 Перезагрузка"? Есть ли для вас в нем символизм?

— Мы пришли к точке — 6.0, перезагружаемся и идем дальше, не останавливаемся. Это не моя идея названия, но мне понравилось. И потом этот концерт — тут все впервые, я никогда не пел под симфонический оркестр, мы там будем играть музыку из кино, из спектаклей, и, естественно, песен будет много. Я во многом благодарен этому концерту, потому что я привел в порядок такие вещи, которые до этого не мог привести. Когда мне позвонили в 2004 году из оркестра имени Светланова (Государственный академический симфонический оркестр России — прим. ТАСС) с просьбой поиграть музыку из "Идиота", мне хотелось выть около трубки телефона, потому что у меня нет нот. Там было недоумение, я им стал объяснять, что это такая технология — я сам наигрывал партию каждого инструмента, и там ощущение, что играет оркестр. И то, что я наконец-то подготовил ноты, у меня теперь будет возможность давать эти ноты людям, оркестрам, чтоб они играли, потому что очень много звонят из разных городов.

— Как вы будете отмечать юбилей? Есть ли у вас семейные традиции, или, может, они были в детстве?

— На самом деле отмечанием будет концерт, потому что до концерта я не могу позволить себе расслабиться и думать о чем-то другом. А после концерта, может, соберемся с друзьями 20 ноября. Как правило, мы собираемся вот здесь (веранда дома — прим. ТАСС), у меня тут инструмент стоит, ко мне сейчас друзья стали чаще приезжать. Жарим шашлычок, я сажусь за инструмент, мы играем и поем все, что знаем. Я вспоминаю, когда я был маленький, приходили гости и пели за столом, как здорово пели мама и ее сестры. Причем у них не было никакого музыкального образования, но, видимо, какая-то внутренняя одаренность, потому что они строили многоголосье в три, а иногда и в четыре голоса, никто их этому не учил, но они пели так здорово. Я иногда играл им. Вот и сейчас это делаю, только мы поем все, что Бог на душу положит, по настроению. Единственное, поскольку я не выпиваю ничего, иногда это бывает тяжело, потому что людям хорошо, я смотрю, а уже полвторого ночи, работу на следующий день у меня никто не отменял, мне нужно рано встать и быть в форме.

— Над чем вы сейчас работаете?

— Я сейчас работаю над спектаклем, который весной я должен буду чудом сдать, закончить. Почему говорю "чудом"? Потому что дикая занятость последнее время не позволяла мне погрузиться в эту работу. Это "Фауст", это будет мюзикл в театре ЛДМ. Я не знаю, как я успею, потому что работа большая, проблемная, и хочется сделать музыку объемную. Мне везет вообще с этой чертовщиной всей, потому что тут Мефистофель, там был Воланд ("Мастер и Маргарита" — прим. ТАСС). Но что делать, попробую, идей уже много есть.

— Чем вы обычно вдохновляетесь, когда стоит задача написать конкретную музыку?

— Я читаю что-то на эту тему, пытаюсь из себя что-то изъять. Радость творчества — это радость, не сравнимая ни с чем, но она всегда уравновешивается муками творчества. Каждый раз это тот велосипед, который ты для себя изобретаешься заново, у тебя нет никакой уверенности, что получится, а только сомнения.

— А много ли работ у вас уходит в корзину?

— Очень много. Мне одна знакомая сказала: "Самая большая твоя ценность в том, что ты легко расстаешься с тем, что, казалось бы, хорошее, а ты без оглядки в корзину". Я три года отдал опере, и когда я ее уже оркестровал, представляете такую ситуацию, я начинаю работать над оркестром, работаю над фрагментом неделю, две, и вдруг я начинаю понимать, что две недели назад я слишком рано подраскрыл тему, и дальше я должен делать больше и больше, а это уже путь в никуда. И ты берешь это — и в корзину, и заново.

— Какие у вас планы на будущее? Строите ли вы их?

— У меня есть какие-то желания, но планы я никогда не строил и не строю, стараюсь жить сегодняшним днем. И кстати, вот такой способ бытия или отношения к работе иногда помогает, особенно если делаешь что-то крупное. Впервые я с этим столкнулся на "Мастере и Маргарите". Я не очень хотел писать музыку к этой картине, у меня были свои взгляды на это дело, я просто не очень верил в возможность экранизации этого бессмертного произведения Булгакова, да и сейчас отчасти не верю. Но получилось так, что я смалодушничал, мне не хватало какого-то внутреннего запала честно позвонить Бортко (режиссер Владимир Бортко — прим. ТАСС) и сказать, что я не хочу это делать. Мне мама когда-то говорила: "Игорь, когда огромная работа, большая какая-то, ты старайся не думать о масштабах, а просто ежедневно ставь какие-то локальные задачи и старайся их выполнить. Понимание большого потом придет". И сколько раз я маму вспоминал, как она оказалась права. Я действительно так работал, так живу.

— Вы говорили, что не собирались писать песни, а готовились к профессии академического композитора. Написать первые свои песни вас сподвиг спор, что вы сможете написать такое, что будет петь вся страна...

— Это был спор с композитором Александром Морозовым, он меня спровоцировал, подстегнул, потому что он мне сказал: "Знаешь разницу между мной и тобой? Ты — человек хорошо обученный, а я — талант". И меня эта фраза вывернула наизнанку, говорю: "Саша, а что такое талант?", и он мне сказал: "Ты пишешь сложную музыку, требующую подготовленного слушателя, а я пишу простые песни, и их поет весь советский народ. Ты так никогда не сможешь". И мы с ним поспорили на две бутылки коньяка, что я напишу такую песню, которую будет петь советский народ. Вот так с этого и началось. Но могу вам сказать, что спор был глупый и ничего он не означал, хотя спустя несколько лет мы с ним встретились на "Песне года", по-моему, это был 1989 год, закончились съемки в концертной студии "Останкино" в Москве, и Саша принес две бутылки коньяка, и мы сидели втроем — я, Саша и Иосиф Давыдович Кобзон. И сидели, по-моему, до двух или трех ночи и разговаривали за жизнь. Причем я больше молчал, потому что было безумно интересно слушать мэтров. Был такой мужской разговор, я до сих пор вспоминаю это как одну из самых волшебных ночей в моей жизни.

Я честно не думал, что буду писать песни, просто я уже тогда впервые попал в студию звукозаписи, и меня настолько захватил процесс записи музыки, он привел меня в восторг, что для меня песня была поводом прийти в студию и поработать. Я помню, к записи готовился, как боксер готовится к выходу на ринг, потому что продумывал все, старался предусмотреть все нюансы.

— Вы не очень любите обсуждать современную музыку и исполнителей, потому что этим не интересуетесь. Но ведя разговор о музыке, никак нельзя избежать рассуждений о ее положении сегодня.

— Вы понимаете какая штука, ее можно и не слушать, потому что она тебя все равно догонит и даст по башке, потому что она звучит отовсюду. А специально слушать — нет, я лучше послушаю Вагнера, Прокофьева, Шостаковича, Чайковского, раннего Шуберта переслушаю в стотысячный раз или Шопена, или в очередной раз Фредди Меркьюри, или даже Led Zeppelin, ABBA для настроения.

— Вы ранее говорили, что "песня как жанр умирает" и что "в будущем профессии композитор существовать не будет". Все это звучит очень удручающе.

— Не знаю, я вообще оптимист, это я, видимо, где-то рассказал такой самый удручающий прогноз. Да, сейчас период такого тотального декаданса, и он связан именно с одной простой вещью — то, что развитие компьютерных технологий, гаджетов, программ дает возможность самовыражаться очень широкому кругу людей, и для этого необязательно нужно быть музыкантом. И вот то, что в это дело ринулись все — у кого есть талант и нет, произошло то, что произошло. Хочется верить, что история сделает какой-то виток и все это, как птица феникс, возродится на новом уровне. Что мне категорически не нравится в современной музыке — почти во всей музыке отсутствует динамика. Ведь красиво, когда звучит что-то громко, а потом стало тише, и вот эти оркестровые крещендо канули в Лету. Я не могу вспомнить что-то в последней музыке, где постепенно что-то становилось громче, оно все одинаково, и одинаково громко у всех.

— По поводу музыки в кино вы также говорили, что "в современном кино музыка — большая проблема", что вас "очень удручает и угнетает" музыка в кино. Почему? Чего сегодня не хватает киномузыке?

— Музыка, на мой взгляд, — важнейшая составляющая фильма, потому что только музыка создает настроение и эмоцию фильма. И у музыки в кино один критерий — она должна работать в кадре, либо усиливать, либо контрапунктом, но она должна работать. И очень часто смотришь кино и понимаешь, что музыка не только не работает, она еще и мешает, потому что приглашают молодых ребят, они на синтезаторе за сто рублей наигрывают. Музыка в современном кино — это сложный технологический процесс, это дорого, поэтому на этом и экономят.

— Либо можно взять уже популярную песню, которая подходит по ритму и смыслу кадра, и поставить ее.

— Эта тенденция первой у американцев пошла. Это хорошо работает иногда, но иногда, потому что все равно, когда мы вспоминаем великие фильмы, там все равно великая музыка — "Завтрак у Тиффани", или "Крестный отец", или фильмы Феллини (итальянский кинорежиссер и сценарист Федерико Феллини — прим. ТАСС).

— То, что вы назвали, — это тот случай, когда киномузыка является самодостаточным произведением и выходит за рамки фильма.

— Это уже сверхзадача, этой задачи, наверно, не ставят композиторы. Я помню, когда искал к "Бандитскому Петербургу" мелодию — "Город, которого нет", я ее искал два месяца, просто сидел за инструментом и два месяца искал. Я понимал, какая должна быть эмоция, но по закону подлости получалось все что угодно, только не то, что надо.

— Но вы сомневались в успехе композиции "Город, которого нет", думали, что она удачно ложится в тематику "Бандитского Петербурга", но для массового слушателя она сложная. Как оказалось, ее не просто полюбили, а даже назвали неофициальным гимном Петербурга.

— Я ошибся, но я никогда не ставил этой задачи. Я когда отдавал Бортко песню, я ему сказал, что мне кажется, что как отдельная песня она никому не нужна, но в кино она будет хороша. И был забавный случай, когда шла перезапись "Бандитского Петербурга", я как раз пришел в студию. И когда шла последняя серия части "Адвокат", там за пультом сидели две женщины в возрасте — старые работники "Ленфильма", у которых всегда присутствует какой-то профессиональный цинизм — они уже все видели, все знают, их ничем не удивишь. И вот они сидят, идет сцена, где звучит "Город, которого нет", ко мне подходит Бортко, тычет меня локтем и говорит: "Иди посмотри". Я подошел и вижу: они сидят, и у них текут слезы. Бортко говорит: "Это очень хороший симптом". Когда вышел фильм, мне даже в голову не приходило, что эту песню надо включать в концертную программу и петь ее, и я ее не пел два месяца, а потом мне стали возмущенные записки приходить на сцену.

— Получается, что вообще нельзя предугадать успех песни, или все-таки есть какие-то ниточки, которые тянут слушателя?

— Не знаю, я об этом стараюсь не думать, потому что, если автор будет слишком много думать, музы дадут за это по башке как следует. Для меня просто вся музыка делится на две большие категории — музыка живая и мертворожденная, при этом не важно, в каком это жанре, в каком это стиле. Мне когда-то один мой друг, инженер, говорит: "Чего ты мучаешься, чего ты все что-то сочиняешь? Возьми свою какую-нибудь самую удачную песню, разложи ее, анатомируй, пойми, из каких лекал она сделана, и по этим лекалам наруби штук десять таких же". Друг с инженерными мозгами не может понять, что ты можешь разложить на какие-то составные части музыку, но при этом анализ не ответит тебе на главный вопрос — что заставляет слушателей реагировать на эту музыку?

— Сейчас очень много говорят об "отмене русской культуры"…

— А чего об этом говорить? Ну, маятник качнулся в эту сторону — это идиотизм.

— По вашему мнению, такое возможно?

— Нет, конечно. Пускай отменяют, но это все равно невозможно отменить, потому что она такая великая. Как можно отменить Достоевского, Толстого и Чайковского? Вот сейчас у них грядет Рождество, и посмотрите, что они будут играть. Если не "Щелкунчик", то что? Как можно отменить великий русский балет? Я понимаю, что как ни странно, но Пушкин за границей не для русскоязычного человека не играет такой роли, потому что Достоевского читают в переводе, а поэзию, как и юмор, перевести невозможно.

Русская культура великая, как вся классическая культура — немецкая, австрийская, венская школа.

Сколько раз это все в истории было, это сиюминутная ситуация. Качнулся маятник в эту сторону, ну, он пойдет в обратную сторону. Все еще тысячу раз поменяется. Чайковский самодостаточный, его не отменишь, как не отменишь Шекспира.

— Владимир Путин подписал указ об утверждении основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных духовно-нравственных ценностей. Туда вошли патриотизм, семейные ценности, милосердие, высокие гуманные ценности и другое. Отразится ли этот указ на культурной сфере России, как вы считаете?

— Когда сейчас смотришь западный фильм или сериал, там обязательно найдется какая-то линия, где два человека с нетрадиционной ориентацией, и обязательно они должны быть в позитиве окрашены — это такой мейнстрим. Я думаю, что этот указ направлен делать наоборот — культивировать, пропагандировать традиционное. Но у нас и без этого такая культура, мы никогда не были этому подвержены. Это ж все было в истории, когда разлагалась Римская империя, говорят, что римляне погрязли в роскоши и разврате, она и рухнула. Рано или поздно и здесь что-то произойдет.

— Сейчас также идет много разговоров о том, что нужно лишать званий артистов, которые покинули страну. Вы как заслуженный деятель искусств считаете эту идею справедливой или жестокой?

— Мне кажется, что это на эмоциональной волне, это перегиб. Я не знаю, может, я неправ. Все-таки если человек что-то заслужил, так он это уже заслужил. Да, потом он что-то делает не так, как ожидают от него люди, но я не осуждаю. Все люди взрослые, у каждого свое право. Пугачева все равно останется Пугачевой, она так много сделала, и с ее именем несколько поколений росло. Как это можно взять и вычеркнуть — и зачем, главное? Я, во всяком случае, никогда не буду бросать камни в людей. 

— Вернемся все-таки к вашему творчеству. Что для вас "Город, которого нет"? Нашли ли вы его?

— А его достигнуть невозможно. Счастье — это путь к счастью, мечта — это не достижение мечты, а путь к ней, радость творчества — это радость в момент творчества, а не результат. И вот так я иду в город, которого нет. 

— Что бы вы хотели себе пожелать в день рождения?

— Чтоб сколь возможно дольше мне больше всего хотелось хотеть. Все мы люди, иногда просыпаешься, настроение дурное, не хочется ничего делать, мотивации с возрастом становится все меньше. Я не только себе, я каждому человеку это желаю. Потому что когда человек ничего не хочет — это страшнее болезни, одиночества. Чем больше человек всего хочет, тем наполненнее и ярче его жизнь, потому что хотеть, мечтать, стремиться — это идти, это жить, это и есть смысл жизни.  

Беседовали Дарья Иванова и Полина Богомолова