В 2022 году началась структурная трансформация экономики РФ — в результате перестройки доллар стал токсичной валютой, а юань, наоборот, приобрел популярность, банковский сектор закончил год с рекордно низкой прибылью, а бизнес был вынужден изменить цепочки поставок и расчетов с контрагентами. Эксперты считают, что острая фаза пройдена, но реально глубокая структурная перестройка экономики еще впереди и она будет зависеть от очень многих факторов. О первых итогах структурной трансформации и ожиданиях на 2023 год в интервью ТАСС рассказала генеральный директор рейтингового агентства "Эксперт РА" Марина Чекурова.
— Весь 2022 год мы слышали о структурной трансформации, которую наша экономика переживает. Каковы, на ваш взгляд, первые итоги этого процесса?
— Во-первых, экономика оказалась очень адаптивной, намного более готовой к жизни в стрессовых условиях, чем рынок ожидал в марте-апреле. Во-вторых, сработала инерция уже накопленных активов, обязательств. Эти два фактора и помогли — серьезная инерция и быстрая способность нашего бизнеса перестраивать свою деятельность. Бизнес в России раз в три-четыре года переживает кризис, поэтому готовность к нему и способы взаимодействия в экстремальных условиях уже выработаны. Да, текущий кризис уникален по своей природе, такого еще не было. Но тем не менее предприниматели очень быстро начали перестраивать свои цепочки поставок, расчетов, способы взаимодействия с партнерами. Многие компании сохранились, причем с минимальными потерями — в отличие от того же кризиса 2014–2015 годов, а это показатель очень высокой адаптивности.
Внешняя конъюнктура — высокие цены на нефть и доходы от экспорта — создала подушку безопасности. Была проведена серьезная работа монетарных властей. Все эти факторы привели к тому, что серьезная катастрофа, которая ожидалась, не произошла.
— 2023 год в плане структурной трансформации будет самым сложным?
— Нельзя сказать, что мы пережили 2022 год и там осталось все самое страшное. Острую фазу мы перебороли, но до окончательного выздоровления еще далеко.
К сожалению, по всем признакам, в 2023 году легче не будет. Некоторые быстро решаемые задачи решены, но реально глубокая структурная перестройка экономики будет зависеть от очень многих факторов, в том числе от геополитической ситуации, которая мало предсказуема
— Какой ваш макропрогноз на 2023–2024 годы?
— Сейчас тяжело прогнозировать — в уравнении слишком много неизвестных. Понятно, что монетарным властям снова предстоит много работать. В том числе разрабатывать новые стимулы для поддержки малого и среднего бизнеса. Кстати, мало такой стимул придумать и внедрить — необходимо также учить предпринимателей эффективно использовать господдержку для развития компаний. Эта задача тоже ложится на плечи финансово-экономического блока.
Ключевая ставка, скорее всего, на какое-то время замерзнет. Вряд ли мы увидим значительное падение. Ставка будет немного снижаться — по оптимистичным прогнозам, в пределах 1 п.п. во втором полугодии 2023 года, — только если будет происходить плановое падение инфляции, как это видит ЦБ. Мы полагаем, что ставка останется на уровне примерно 6,5%, но все зависит от разных и зачастую противоречивых факторов. Снижение покупательной способности населения приводит к тому, что инфляция не растет, так как люди и бизнес жестко экономят и этот фактор будет работать на снижение ставки. С другой стороны, если курс пойдет вверх, а мы этого не исключаем, будет серьезная дополнительная инфляционная составляющая в ценах на многие товары — это будет аргументом за повышение ставки. Эти разнонаправленные факторы, безусловно, будут работать навстречу друг другу.
— Какими, по вашему мнению, будут курс доллара и стоимость нефти в 2023 году?
— К концу года мы видим курс доллара на уровне 70–75 рублей. Все сильно зависит от того, что будет происходить с мировым рынком энергоносителей, потому что мы от этого рынка по-прежнему зависим. Другое дело, что итогом структурной перестройки станет снижение внешнеторговых поступлений в бюджет РФ. Все-таки все основные факторы, связанные с получением доходов, в значительной степени будут концентрироваться внутри российской экономики.
Нефть мы ожидаем порядка $70 за Brent, но может быть и ниже. Однако есть серьезный противодействующий фактор — отказ Китая от ковидных ограничений. Китай — крупнейший потребитель энергоносителей, прежде всего российских, поэтому данный фактор может в какой-то степени и уменьшить возможное падение цены. Как видите, все время есть противодействующий фактор.
Что касается цен на Urals, то и на рынке, и в Минфине складывается мнение, что Urals — это сломанный эталон. Сделок по этой смеси и контрактов в привязке к ней практически нет. С какого-то момента и дисконты относительно него перестали отражать реальность и стали полной абстракцией. Скорее всего, к концу года мы увидим либо несколько отечественных индикаторов (например, отдельно для трубопроводной нефти или на основе данных "СПБ Биржи"), либо, с учетом ухода морских операций в полутень, дисконты будут оцениваться по потокам валюты и дальше применяться к мировым ценам.
— Когда можем ожидать возвращение ВВП хотя бы к уровню 2021 года?
— Точно не в 2023 году и, наверное, даже не в 2025 году. В этом году падение не будет драматическим — 1,5–2% благодаря инерции и идущей трансформации экономики. Дальше важную роль будут играть и внешняя конъюнктура, и то, каким образом будет проводиться монетарная и бюджетная политика, — это будет зависеть от ключевой ставки, динамики рынка ОФЗ. А ОФЗ — во многом от того, как бюджет сможет финансировать то, что в нем заложено. В условиях СВО понятно, какие у государства будут приоритеты. При этом ясно, что необходимо работать с гражданскими секторами экономики — они драйверы развития ВВП.
— Какие прогнозы по банковской системе на 2023 год?
— В следующем году банковский сектор не будет убыточным. Мы видим его прибыльным — около 1 трлн прибыли, но, может быть, и больше.
Сейчас уже сложилось три основных тренда, которые будут в какой-то степени сокращать банковский сектор. Сокращение не будет радикальным, но изменения, связанные с уходом игроков с рынка, будут.
Во-первых, продолжится консолидация, по примеру сделки по продаже группы СМП-банка. Частные банки, например "Тинькофф" и Росбанк, приобретенные холдингом "Интеррос" Владимира Потанина, не консолидируются между собой, но мы не исключаем присоединение к ним каких-то еще игроков.
Во-вторых, продолжается процесс ухода "иностранцев" из России. Скорее всего, уходящих будут покупать действующие банковские структуры.
В-третьих, фактор "усталых собственников" никто не отменял — это касается, прежде всего, небольших банков в регионах. Если нет эффективной бизнес-модели и появляются проблемы, то многим владельцам банков проще отказаться от лицензии, чем попытаться исправить ситуацию.
И конечно, у кого-то ЦБ отзовет лицензии, хотя эта история не будет массовой.
Интересно и нетипично то, что крупнейшие банки сейчас в более сложной ситуации, чем банки, занимающие с 20-го по 100-е места по капиталу или активам. Первое — лидеры отрасли почти все под санкциями. Второе — в крупных банках традиционно действует сложная система принятия решений. Банки поменьше более мобильны, они быстро перестроились с точки зрения внешнеэкономической деятельности. Например, такие кредитные организации сразу, как наметились проблемы с долларом и евро, начали открывать счета в других валютах. В крупных банках этот процесс только-только начался. Возможности быстрого реагирования на изменения рыночной ситуации у небольших игроков лучше.
Другая сторона медали — их отставание от крупных банков в области развития IT. У лидеров отрасли есть большой объем технологических наработок, много уже ставших привычными людям IT-продуктов. Потянуть конкуренцию в этой области способны далеко не все средние или малые банки. Здесь возникает вопрос: как они будут работать, учитывая этот фактор? Например, в секторе розницы шансов у них очень мало, крупные и крупнейшие банки по-прежнему будут занимать лидирующие позиции.
— По вашему мнению, продолжающаяся консолидация положительно влияет на рынок?
— Сейчас мы этого результата не видим. Конечно, Россия — большая страна, и суперконсолидация для нас — это не очень хорошо. "Эксперт РА" всегда стоит на позиции, что региональные банки, если у них есть качественная бизнес-модель, если они хорошо умеют работать с клиентами, — это замечательно для региона, это прекрасное конкурентное преимущество.
Но, как правило, крупный региональный бизнес все равно общается с крупными банками через Москву. В регионах правила принятия рисков иные. Часто взаимоотношения строятся на принципах личного знакомства и взаимодействия. В небольших городах все друг друга знают. Это интересный феномен, вы можете проверить: если заемщик 25 лет берет кредиты на бизнес в одном и том же банке, то, с очень большой вероятностью, руководитель бизнеса и глава кредитной организации вместе росли, вместе учились, вместе прошли путь становления как предприниматели. Конечно, система принятия рисков в такой ситуации не совсем та, что написана на бумаге. Но это нормальное взаимодействие с клиентами, общепринятое в мировой практике. В небольших банках Германии, Финляндии, США все так же устроено.
Конечно, малые и средние банки должны существовать. Консолидация — это палка о двух концах. Одно дело, когда с рынка уходят игроки, которые не справились с чем-то, в рамках санации. И другое — когда исчезают здоровые, крепкие и сильные игроки в силу того, что их собственники устали, банки исчерпали свои возможности или были вытеснены с рынка. Нам нужно много сильных региональных банков, с хорошими бизнес-моделями, с квалифицированными людьми, с хорошими IT-возможностями — это то, что решило бы проблемы малого и среднего бизнеса, который и является основным клиентом этих банков.
— Некоторые эксперты говорят о признаках пузыря на ипотечном рынке и рынке недвижимости, как "Эксперт РА" видит эту ситуацию?
— Я примкну к категории оптимистов и скажу, что до ипотечного пузыря России еще далеко. Во-первых, у нас ипотека не так развита.
Во-вторых, для русского человека жилье — это абсолютная ценность, поэтому к обслуживанию ипотечных кредитов наши люди, как правило, относятся очень ответственно. Дефолтов по ипотекам в портфелях банков существенно меньше, чем по другим кредитным продуктам
Их доля не такая высокая, чтобы можно было сказать: "Все плохо".
Другое дело, что есть проблема, связанная с падением цен на недвижимость, а это — стоимость залога. Я вижу проблему скорее в этом. Банки могут получить в какой-то момент времени на свой баланс много относительно недорогих квартир, по которым тоже нужно будет генерировать спрос.
— В России заработало новое бюджетное правило, и операции на внутреннем рынке происходят с юанем. Как это повлияет на процесс дедолларизации, как в целом он будет происходить в ближайшие годы?
— Как реально будет работать новое бюджетное правило, сказать пока никто толком не может, потому что бенчмарки в юанях еще до конца не сформировались. Операции для ФНБ, скорее всего, будут смягчать резкие колебания, но курс будет оставаться плавающим. Как валютные поступления будут транслироваться в рубли, мы сейчас сказать не можем. Можно предположить, что курс доллара будет 75 рублей, а кросс-доллар на юань пересчитаем. Существенного изменения ожидать не надо.
Дедолларизация происходит естественным путем, потому что на рынок пришло большое количество других валют. Год назад у нас было, условно, две валюты — доллар и евро, сейчас присоединились валюты дружественных стран. Естественно, что доля долларов и евро в структуре расчетов будет уменьшаться, может быть, курс будут считать, как кросс-доллар или кросс-евро, но по факту — расчеты будут происходить в тех валютах, которые прописаны в контрактах.
— Какие есть ожидания по фондовому рынку? Как он будет развиваться на среднесрочной перспективе?
— Поводов для пессимизма мы не видим. Более того, неопределенность с ключевой ставкой сейчас требует, чтобы компании шли на долговой рынок и заимствовали, не особо ожидая у моря погоды. По мере готовности компании будут стремиться это делать. Думаю, что мы увидим довольно много новых эмитентов облигаций среди относительно небольших компаний, которые серьезно рассматривают фондовый рынок как альтернативу банковскому, потому что там нет залогов, поручительств и дополнительных ковенантов. Однако это может на горизонте нескольких лет (допустим, через три года) привести к росту дефолтности, поскольку такие эмитенты могут не рассчитать свои силы и возможности рынка.
— В конце 2022 года планировалось создать специальную закрытую платформу по раскрытию информации. Анатолий Аксаков говорил, что в январе-феврале 2023 года все вопросы будут урегулированы. Как сейчас продвигается этот вопрос?
— Пока платформа не запущена, но мы, конечно, очень заинтересованы в том, чтобы это произошло как можно скорее. Регулярно общаемся с ЦБ и ставим вопрос о том, что это необходимо. Из 300 банков у нас рейтингуется половина всего сектора — то есть все данные мы запрашиваем напрямую у клиентов. Но, чтобы делать глубокий анализ рынка, нам надо видеть полную картину.
Такая платформа нужна и самим банкам, чтобы они оценивали риски друг друга. Уже почти февраль, но, к сожалению, пока мы не слышали, чтобы были какие-то серьезные продвижения в этом вопросе.
— Какие есть ожидания по разморозке заблокированных активов российских инвесторов в 2023 году?
— Это абсолютная, на 1 000%, политика. Да, не на 100%, а именно на 1 000%. То есть если будет какая-то политическая необходимость и западные политические структуры решат что-то разморозить, то финансовая инфраструктура будет приоткрывать какие-то окна. Но пока никакого желания, как мы видим, нет. Юристы работают над этими вопросами — сражаться с системой можно только юридическими способами, однако на уровне процедур процесс можно затягивать до бесконечности.
— Как происходит процесс импортозамещения на финансовом рынке после ухода иностранных игроков? Какие пробелы удалось закрыть, а какие нет и почему?
— Большой плюс, что после 2014 года была создана система "Мир". Что касается "железа" — что-то закупаем в дружественных странах, что-то изготавливаем здесь, на отечественных предприятиях. Китай будет поставлять нам необходимое, если не будет опасаться вторичных санкций. Скорее всего, российские производители будут расширять объемы и номенклатуру выпуска — в России много талантливых людей, по этому вопросу я не сильно переживаю. Есть большая проблема с лицензиями на ПО, как ее решать, никто не знает. Будет импортозамещение — будут меняться системы, но этот процесс будет происходить дольше, чем замена банковского "железа".
Был вопрос импортозамещения и в нашей отрасли. Ушли иностранные рейтинговые агентства, которые работали у нас больше 20 лет. Надо понимать, что отечественный рейтинговый рынок все еще проходит стадию становления — если вести отсчет с 2016 года, с начала большой реформы российской рейтинговой отрасли. И на этот процесс наложилась текущая необходимость структурной трансформации, которая затронула все экономические субъекты, мы не исключение. Понятно, что совсем уж гладко такие тектонические процессы не проходят: обострилась конкуренция, появились риски демпинга — как рейтингового, так и ценового. Но мы точно не хуже иностранцев.
Кроме того, у нас появились новые клиенты — из Казахстана, Белоруссии. Сейчас очень активно смотрим на Узбекистан. Надо понимать, что там экономики относительно небольшие. Компании не будут получать рейтинг просто так, для престижа. Они это делают в случае возникновения бизнес-потребности.
То есть если белорусские, казахские или узбекские компании намерены выходить на российский рынок и занимать рубли. Мы знаем, что такой тренд есть
И они идут к нам, чтобы соответствовать российской регуляторике.
— Как оцениваете судьбу запуска отечественного ESG-рейтинга, будут ли сдвиги в 2023 году?
— Мы очень серьезно относимся к этой теме. Сейчас ЦБ разрабатывает основы модельной методологии, это очень важная задача. Во-первых, для того чтобы ESG-рейтинги разных организаций были сопоставимы друг с другом. Во-вторых, это несколько расчистит рынок — преимущество останется за теми организациями, которые имеют большой опыт взаимодействия с рейтинговыми методологиями, понимают, как это работает, умеют разрабатывать собственные методологии. И это, безусловно, рейтинговые агентства, поскольку такая деятельность является их основной компетенцией.
После того как будут установлены единые правила, обеспечена сопоставимость и прозрачность ESG-оценок, ЦБ сможет принять решение о некоторых квотах для инвесторов. Регулятор хочет развивать эту тему, а если регулятор хочет — то это будет реализовываться. В этом году мы ожидаем, что ESG-активность повысится, я смотрю на это направление с большим оптимизмом.