Украина, февраль 2014 года. Общество расколото после государственного переворота в Киеве. Население сразу ряда регионов не принимает итогов так называемого евромайдана. В "пентагоне" решают, что Крым должен быть частью России. "Пентагоном" за свою архитектуру жители Симферополя в шутку называют здание Государственного совета Республики Крым. В феврале — марте 2014 года он действительно стал центром принятия судьбоносных для полуострова решений. Здесь ТАСС встретился с председателем крымского парламента Владимиром Константиновым, одним из тех людей, которые вернули Крым в Россию.
10 лет в составе России
— Владимир Андреевич, без малого 10 лет назад Крым вернулся в состав России. Какими, на ваш взгляд, были эти 10 лет?
— Если не брать сам период Крымской весны, то 10 лет — это были, конечно, годы становления российского Крыма. Очень интересный период жизни и для меня, и для всей республики.
Задача заключалась в том, чтобы сделать этот процесс минимально проблемным, предельно безболезненным. Представьте себе, если бы сейчас от Америки Техас отсоединился. Это все ведь безумно сложно, масса деталей и проблем.
Когда сидишь в этом кабинете и к тебе стекается весь объем информации о том, как идет процесс интеграции, осознаешь, насколько это сложно. И не всегда угадаешь. Нередко то, что казалось тяжелым, на самом деле было решено быстро и просто, а то, что представлялось простым, — оказалось трудноразрешимым. Крым пережил колоссальный стресс в этом смысле. Весь Крым — люди, чиновники, структуры. Особенно первые годы, в 2014 году, в первые месяцы нашего возвращения…
Что такое Крым? В 1954 году нас передали Украине, и даже в советское время за этой передачей последовала украинизация. Сначала — украинизация по-советски, в смягченном варианте. Но с 90-х годов, когда мы стали частью независимой Украины, давление постепенно нарастало.
Я горжусь тем, что я крымчанин, и тем, что мы за все эти годы сумели сохранить свою идентичность. Мы не позволили размыть наше "я", превратить Крым в банальную территорию в составе унитарного государства — с людьми, лишенными регионального сознания, особого коллективного мышления. Наверное, и в этом проявилась наша уникальность. Мы сохранили в Крыму Россию, можно сказать, Россию в сердце. И потому наша встреча с "Большой Россией", как у нас говорят — материковой, — оказалась такой естественной.
У нас перед глазами был опыт объединения Западной и Восточной Германии. Мы знали, насколько болезненно шел этот процесс. Он привел к тому, что исчезли целые отрасли экономики ГДР. Для него потребовалось, чтобы ушло целое поколение людей, живших в социалистической Германии, жизнь которых была связана с остановленными предприятиями, оказавшимися в ФРГ никому не нужными. Для десятков, даже сотен тысяч все это стало колоссальной трагедией, о которой не очень принято распространяться, но от этого она выглядит еще глубже. И в итоге — полностью швы, которыми ГДР пристегнули к ФРГ, так окончательно и не зарубцевались.
Мы, наоборот, сумели сохранить все республиканские институты и предприятия. В этом плане интеграция Крыма в состав РФ — успешное возвращение на родину.
Как почки на деревьях весной набирают силу, так и Крым зацвел. Мы ведь уже не представляли, что когда-то можем встать на ноги. В украинский период мы стояли на коленях. Любой здравомыслящий человек понимал, в каком состоянии мы оказались после развала СССР. Я был руководителем еще при Советском Союзе, поэтому знал еще ту систему, испробовал и украинскую и понимал, куда мы упали, до какого дна. И не мог представить себе подъем с этого дна. Представлялось, что этого не будет при нашей жизни, что мы обречены.
И тут пришла Россия, и такой "ветер подул", что люди воспрянули духом. Крымчане радовались просто тому, что мы в России. То, что пенсии и зарплаты стали такими же, как и в России, а у некоторых еще и больше, — это был неожиданный сюрприз. Не готовы были люди даже к этому. Мы-то готовы были мириться с украинскими материальными стандартами, только бы спастись от того беспредела, который начался в Киеве, поскольку нам угрожало уничтожение как общности, как региона, во всех смыслах этого слова.
Представьте себе, регионы Крыма по 20 лет не получали вообще ни одной копейки и не знают, что такое получать деньги, что с ними нужно делать, как их тратить, куда тратить. Такого опыта не было ни у чиновников, ни у кого. Что просить можно? Детский сад? Школу? Дом культуры? Дорогу, газ, воду? Или все вместе? Что является приоритетом, когда все надо? Но в какой-то момент, наверное, с 2018 года, люди поняли, что Россия — это очень большая сила, и стали активнее выстраиваться такие добротные программы. Крымчане поняли, что республика развивается такими темпами, что мы в состоянии сделать все, что нам необходимо, создать Крым нашей мечты.
10 лет с момента нашего возвращения — это 10 лет успеха. Крым пережил преобразования, сопоставимые с послевоенными. Только после войны, по воспоминаниям старожилов, в том числе моих родителей, Крым восстанавливался такими темпами. Что-то похожее происходит и сейчас.
"Евромайдан" и Крым
— Владимир Андреевич, вернемся к событиям 10-летней давности. Итогом так называемого евромайдана стал государственный переворот в Киеве 22 февраля 2014 года. Где вы были в этот день? И что решили делать, когда появилась первая информация о фактическом отстранении президента Виктора Януковича от власти?
— Эти события, конечно, для меня драматические. Я о них начинаю рассказывать, и у меня все сразу отчетливо всплывает в памяти. Это такая незаживающая рана для меня. Правильно будет охарактеризовать этот период как отдельно прожитую жизнь. Я очень хорошо помню начало "майдана". Перед этим был сплошной пессимизм, несмотря на то что Янукович был президентом, которого именно мы избрали и связывали с ним большие надежды.
Скажу откровенно, мы к этому времени уже разуверились в нем. Стало понятно, что нас обманули. Происходила сдача русского языка, когда в том же Крыму уже 70% времени средства массовой информации вещали на украинском языке, на него же переходил документооборот. А Янукович продавливал евроинтеграцию. В общем, все шло к нашему колоссальному проигрышу. Если бы не эта ситуация с Крымской весной, Крым днем раньше, днем позже был бы разгромлен. Для меня в этом плане нет совершенно никаких иллюзий.
Кризис давал нам шанс на какие-то изменения, на существенную корректировку политического курса. Но только в случае, если бы победителем из этого противостояния вышел Янукович. Но он проиграл.
Когда начался штурм администрации президента, мы поняли, что это форс-мажор. Это проблема, смертельная угроза, но, с другой стороны, мы понимали, что это для нас шанс.
Что такое госпереворот и все, что там началось? Это неконституционное действие. Мы в Крыму очень хорошо знаем, что такое конституция, знаем, как мы стали частью Украины, знаем, какая была первая конституция Крыма и когда она была уничтожена, знаем вторую крымскую конституцию, когда и как она была создана, какие в ней были прописаны права республики. Мы это выстрадали.
Я знал, что крымский парламент меня поддержит. В этих стенах Россия не умирала никогда. Память о России, желание стать Россией не исчезали в этих стенах и передавались от поколения к поколению крымских политиков. И тогда, когда во главе республиканского парламента находился я, идея о возвращении буквально лежала на столе. Ее не надо было изобретать, строить из себя какого-то великого стратега.
Потому мы первые кризисные совещания с моим участием проводили как раз на эту тему — что с русским языком, что с нашими полномочиями. Это жило внутри здания. Я сразу собрал актив, дал поручение: проанализируйте ситуацию. Гипотетически если завтра Украина разваливается, если госпереворот у них удастся, наш путь в Россию юридически возможен или нет? Сам этот вопрос в этот период мог трактоваться властями Украины как "измена родине". Той самой, которая для нас Родиной не являлась.
Ни один человек из тех, кто присутствовал на этих совещаниях, не сказал: "Нет, я этой работой заниматься не буду". Всем все было понятно, все ушли по своим местам, и буквально через несколько дней ко мне на стол легла папка, с которой я не расставался до тех пор, пока мы не стали частью России. Она легла в основу нашего поведения, то есть мы поняли, что возвращение возможно, что это возможно юридически, в правовом поле, не нарушая основополагающих документов международного права. Своих понятно — мы понимали свое историческое право, юридическое, очень долго моделировали эту ситуацию.
Каждый день бросал нам вызовы. Президиум крымского парламента буквально бомбардировал средства массовой информации обращениями, будоражил центральную власть, апеллировал непосредственно к Януковичу: уже сделай что-то, введи военное положение, запрети нацистскую партию "Свобода". У нас много было предложений к нему, мы постоянно обращались.
Когда начался решительный момент госпереворота в Киеве, заговорщикам было какое-то время не до нас. И мы почувствовали свободу от центральной власти, и, конечно, начали этим пользоваться в интересах Крыма.
Кризис нарастал. В парламенте мы понимали, что все идет к катастрофе. Мы точно знали, что ни к какому мирному разрешению ситуация не придет, потому что это не "оранжевый майдан" первого образца, когда были красивые слова: мы все улучшим, все будет хорошо, как в Европе. На "майдан" 2004 года крымчане ответили голосованием на парламентских, а затем и президентских выборах. Ответ был однозначный: "Нет, нам не нужна евроинтеграция. Пусть даже в Европе все красиво, большие зарплаты, европейские ценности, но мы хотим в Россию". Тогда, конечно, мы не говорили "в Россию", но подразумевали Русский мир и дружбу с Россией как основополагающую часть нашего бытия. Именно на этих настроениях Янукович стал президентом. Но теперь у нас не было такого выхода из кризиса. Нас ждала именно катастрофа.
К моменту отречения Януковича, а я так называю подписанный им 21 февраля 2014 года протокол об урегулировании политического кризиса, стало понятно, что лидеры "евромайдана" хотят уничтожить свою политическую альтернативу. Не перехватить власть и договориться о новых правилах игры, не договориться о сосуществовании, а просто уничтожить все пророссийские силы на Украине.
Половина страны — русская, ориентированная на Россию. Как они это хотят сделать? Своих желаний они не скрывали, открыто их декларировали. Но — как? Сейчас это более-менее понятно — через установление репрессивного режима и гражданскую войну. Тогда это было не настолько очевидно.
Но в целом мы понимали, к чему все идет. И люди были очень серьезно напуганы. Ведь 24 часа в сутки через СМИ транслировалось, как руководителей русскоязычных регионов сажали на цепь, как ставили на колени бойцов "Беркута". Стало понятно, что все это не игрушки, что все это очень хорошо организовано.
К этому моменту я уже неоднократно побывал в Москве, предупреждал, пытался достучаться до чиновников и объяснить, что Янукович не удержится. По одной простой причине — не потому что у него власти не хватает, у него нет внутри стержня, русского духа. Если сказать честно, он не русский человек в широком смысле этого слова. Он — порождение украинской политики. Вот такие политические деятели украинского толка, русскоязычные, но ради карьеры переходящие на "мову" с характерным акцентом. Такие сдадут в какой-то момент все. Здесь, в Крыму, не было никаких иллюзий на этот счет.
21 февраля я был в эфире у Владимира Соловьева, когда мне помощники принесли записку о том, что в интернете появилась информация: Янукович договорился о подписании протокола о том, что президентские выборы будут назначены на сентябрь. Для нас это было предательством, потому что к этому времени уже, по сути дела, шла война. Скажу откровенно, я потерял дар речи. Да, мы понимали, что Янукович не тот человек, но что так сдаст без боя всю власть в полном объеме, это было даже на него не похоже. Но он оказался таким человеком.
В этот день мы в Государственной думе встречались с руководством. Тогда еще никто не понимал, что происходит, куда все движется. Были разговоры, мы осуждали то, что происходит на Украине. В оценках мы были едины. Госпереворот — это всегда плохо, потому что это неконституционная смена власти. Но при этом лидеры "евромайдана" не могли победить конституционным путем. В таком случае другая половина Украины всегда была в состоянии взять реванш. Так было уже в 2006-м и 2010-м. Нужен был именно государственный переворот с последующей диктатурой — чтобы сломить волю к сопротивлению своих политических оппонентов.
Во время интервью российским средствам массовой информации я сказал, что в Крыму мы не признаем результатов этого госпереворота. У нас своя конституция, мы будем жить по своему основному закону. Если будут свергнуты правительство, президент, будет обрушена конституция, то страна развалится. За эти слова журналисты зацепились и говорят: "Хорошо, развалится, вы тогда что будете делать?" Я сказал простые слова, которые были у меня внутри: "Тогда пойдем в Россию". Именно в такой последовательности: если Украина развалится, мы пойдем в Россию. Естественно, журналисты выхватили из всего этого только фразу о том, что "Крым идет в Россию", и она стала в этот день сенсацией, прозвучала как взрыв информационной бомбы. Я не успел дойти до машины, как уголовное дело в отношении меня было возбуждено.
— Владимир Андреевич, а события 23 февраля, когда сюда, к зданию Верховного совета, пришли люди, помните, как это происходило?
— Конечно, помню все, и до того. Это же были бессонные ночи. И когда Янукович бежал из Киева, и когда наш "Беркут" вернулся в Крым. В пятницу, 21 февраля, я возвращался в республику, ожидая, что меня должны арестовать. Но мы к этому времени уже приняли меры, поскольку понимали, что идет война, что надо защищать себя. Мы были готовы защищаться от этих действий.
На следующий день, в субботу, проходили похороны бойцов "Беркута", погибших в Киеве. Весь Симферополь вышел с ними попрощаться. Я сказал там такие слова, что мы проиграли город-герой Киев, но война еще не окончена. Сейчас эти слова вполне можно повторить.
Попытки мои понять, что происходит с исполнительной властью в Крыму, ни к чему не привели. Позже мы поняли, что и руководство правительства Крыма предало. Вся система исполнительной власти, привезенная нам Януковичем, готова была сдать Крым "по описи" нацистам в обмен на гарантии своей шкурной безопасности. Оказалось, они уже провели соответствующие переговоры. Я по своей политической наивности не мог даже предположить, что можно о чем-то говорить с людьми, которые хотят тебя уничтожить. Но оказывается, руководители правительства прекрасно с ними общались.
Крымчане остались один на один со всей этой историей. И мы выстояли. Здание Верховного совета, республиканские депутаты, люди, вышедшие на нашу защиту, — все это стало символом нового зарождающегося русского Крыма. И вот в ночь с 26 на 27 февраля над нашим зданием взвился российский флаг...
— Владимир Андреевич, вы долгое время были депутатом Верховного совета Автономной Республики Крым в составе Украины. Естественно, вы, наверное, знали все основные политические фигуры того времени. Хотели бы сейчас встретиться с Турчиновым, Порошенко, Тимошенко? И если да, то для чего?
— Абсолютно нет никакого желания с ними встречаться и что-то обсуждать после того невероятного количества убийств и пролитой крови, жестокого уничтожения всего русского. Это политические трупы, личности, которых не существует в моем сознании. Не понимаю, о чем вообще можно с ними говорить. Они соучастники больших преступлений, началом которых был организованный ими государственный переворот.
— А что думаете о Зеленском? Залужном?
— Он подавал мне награду для вручения на песенном конкурсе, который проходил когда-то в Ялте. Наверно, кто-то его считает неплохим артистом. Мне никогда не нравился ни этот их "95-й квартал", ни то, что они делали. Залужного я не знаю. Но могу сказать, кто эти люди сейчас. Они служат дьяволу. Ничего хорошего для русского человека в этих людях и фамилиях нет. Когда служишь дьяволу, кем бы ты ни был в прошлом, какую одежду бы ни надевал, какие бы погоны ни носил, ты гадкий по своей сущности.
Представьте себе нацистов времен Великой Отечественной войны, кто из них более гадкий — солдат вермахта или солдат СС? Для меня они одинаковы. Солдаты вермахта расстреливали в Багеровском рву наших детей, связывали им проволокой руки. Чем они отличаются от эсэсовцев, которые пытали людей, фотографировались возле повешенных? Это все один объем преступлений.
В Киеве засела примерно такая же политическая банда, которую рано или поздно призовут к ответу. Просто время еще не пришло. Сейчас действующим политикам на Западе не очень удобно их называть своими именами, но придет время, и они признают, что вся эта шантрапа, которая дорвалась до власти, таковой и является.
Они опасные, нет никакого сомнения в их способностях делать нам гадости. По одной простой причине — опираются они на очень серьезную силу. Это делает их преступления во много раз сильнее, во много раз опаснее, драматичнее для всех нас.
— Как вы считаете, в чем причина успеха Крымской весны и почему в других пророссийских регионах Украины этот успех тогда, в 2014 году, повторить не удалось?
— Вся сущность в крымской ментальности, сила вся в крымском народе, в том, что он не утратил свою идентичность. И это самое большое завоевание.
В этом плане сегодня в России Крым является одной из опор российской государственности в целом. Сейчас много рассуждений об идеологии Русского мира. У нас есть идеология в Крыму, мы ее выстрадали. Кто терял свою Родину-Мать и потом ее обрел, тот знает, что такое идеология. Кто не терял, тому нужны какие-то смыслы для своего существования или определения вектора движения. Будь русским — вот наша идеология. И улучшай, совершенствуй себя, борись сам со своими проблемами, не кланяйся перед Западом, не подражай ему, не падай перед ним на колени.
Конечно, в нашем случае все совпало: и парламент, и президент Путин, и премьер Аксенов. И удивительно вовремя все оказались на своих местах, что очень редко бывает в истории. Если полистать историю России, мы не часто встретим такие моменты, когда все сложилось и привело к успеху.
В других регионах было не так. Все ожидали от Донбасса, что он пойдет по нашему пути. Но там все руководство сбежало, в полном объеме. Депутаты Луганского облсовета, которых я уважал на тот период, сейчас для меня не уважаемые люди. И я не хочу с ними общаться, если когда-то меня судьба с ними сведет. Они бросили своих людей, схватили чемоданы и кто куда — за границу, в Россию, в Киев. И давай спасать свои шкуры. Они бросили своих избирателей, и все пошло по совершенно другому сценарию, чем могло бы быть, останься они верны своему долгу до конца.
"Украины давно нет"
— Владимир Андреевич, современная украинская государственность началась, по сути, с подписания известных соглашений в Беловежской Пуще в 1991 году. Как бы вы оценили состояние украинского государства и украинской экономики на тот момент, на 1991 год?
— Мое мнение такое. СССР находился в кризисе, но он не был фатальным. Его нужно было решать, как любой кризис, который возникает. И сейчас очень многие эксперты с легкостью говорят, что развал СССР был предопределен. Да ничего такого не было! Мало ли какие кризисы в жизни бывают! У какой страны не было кризисов? Почему каждый кризис должен заканчиваться развалом страны?
Я был одним из участников организации первого крымского референдума в январе 1991 года. Мы уже тогда понимали, к чему дело идет, и делали свои шаги в Крыму, чтобы сохранить СССР и себя в составе СССР. Ведь суть первого референдума в чем была? Сохраняем Советский Союз. Вас раздражает это название — давайте его поменяем. И при подписании нового союзного договора мы будем среди подписантов. Сами, без всякой Украины.
Уже тогда мы ощущали этот холодный сквозняк национализма. Например, во время посещения Львова, где уже в советское время можно было услышать рассказы о каких-то трагедиях своих "героев", на самом деле — пособников нацистов.
Поэтому крымский референдум прошел на таком подъеме. Нам казалось, что мы что-то спасаем, что мы даем очень важный сигнал всем народам и регионам СССР. Мы восстановили республику. И тут — предательство в Беловежской Пуще…
После развала Советского Союза мы раздали невероятные богатства прибалтийским республикам, и не только им, накопленные всем Союзом. В этой Прибалтике голытьба была. Советский Союз построил порты, газопроводы, заводы, фабрики, поднял уровень жизни. Все это за "спасибо"? Да и "спасибо" никто не сказал. Сказали о "советской оккупации". Если уж решили разводиться, так сядьте и посчитайте, кто кому что должен.
Украину создавали как индустриальный центр всего Советского Союза. Это был щедрый подарок украинскому народу. Это не Украина всего этого добилась, это было на ее территории создано ввиду общесоюзных интересов. А в итоге — досталось местным олигархам-русофобам. Вот эта несправедливость, которая произошла во время развала Союза. Это величайшая катастрофа в нашей истории. Очень важно, чтобы мы сделали из этого соответствующие правильные выводы.
— Владимир Андреевич, вы сейчас сказали, что Украина создавалась как индустриальный центр всего Советского Союза, и на 1991 год очевидно, что это так и было. А в экономическом, промышленном плане сегодняшняя Украина — это что?
— Конечно, Советский Союз сделал невероятный подарок Украине. Простой пример — все эти металлургические комбинаты. Что такое построить один металлургический завод, такой как "Азовсталь"? Кто сегодня в состоянии его построить? Или та же Каховская ГЭС? Это стройки всей страны, специальное распределение средств из бюджета, люди недоедали, недосыпали всей страной, чтобы это получилось. А в итоге все это кормило украинскую независимость, в недрах которой вызревал нынешний нацизм. Тот же Донбасс был регионом-донором, который вскармливал всю эту нацистскую нечисть.
Конечно, многое рухнуло и уже не восстановится никогда. Крым понес колоссальные потери, невосполнимые потери после развала Советского Союза. У нас исчезли целые отрасли. Чудом сохранилось то, что сохранилось. Это буквально чудо, не чья-то заслуга, стечение обстоятельств. Люди, фанатично преданные своему предприятию, которые спасали его, как у нас завод "Фиолент", например.
Нужно иметь в виду, что все, что сегодня имеет Украина, даже при тех потерях, которые связаны с развалом Союза, — это все то, что было создано при СССР. Здесь не должно быть иллюзий. Все, что создано после, в этот самостоятельный период "незалежности", — это копейки.
— Предположим, что Крым в 2014 году остался в составе Украины. Каким бы сейчас был полуостров?
— Мне не нравятся фантазии по Крыму, связанные с его уничтожением, не нравится даже рассуждать на эту тему. Я абсолютно убежден, что этого никогда бы не было. Как сложилось, так и должно было быть. Какие цели были у них? Первое — уничтожить русский народ на Украине. Как его уничтожить? Нужно бить в сакральные места. Какое сакральное место? Русскоязычных много на Украине, живут везде. Но сакральное место одно — это Крым. Ни Донбасс таким не является, ни Одесса. Да, это русскоязычные регионы, а Крым — это центр русской духовности.
— По Одессе ударили…
— Они и по Донбассу били, безусловно. Но первый удар должен был быть по Крыму. Поэтому у них цели были — уничтожить республику, убрать статус, который выстрадан народом в результате развития нашей общности.
Второе — это наши сакральные места. В целях националистов — ни Херсонеса, ни мест, связанных с Великой Отечественной войной в Крыму, не должно было быть. Модель уничтожения уже была ими нарисована. Наверно, деталей они не знали. Первое, что они хотели уничтожить физически, — это руководство Крыма, элиту, всех тех, кто мог оказать сопротивление.
После этого — геноцид. Форму геноцида они опробовали, у них это работает как часы. Вот Одесса, правильно вы напомнили. Сначала уничтожаешь всю элиту, дальше все начинают бежать кто куда. А кто не убежал, их загоняют по подвалам, пусть так живут.
— Владимир Андреевич, как вы считаете, какие перспективы у нынешней Украины?
— Опыт Крыма показал — нет этой страны больше. Сейчас есть некое образование, которым управляют какие-то странные люди. Кто-то называет их наркоманами, кто-то еще какими-то оскорбительными словами. Это просто банда, которая сейчас руководит этой территорией. Она очень удобна для эксплуатации извне.
На этом месте следует ждать учреждения новых государственных образований. Сколько их будет? Невозможно спрогнозировать. Развал всегда плохо прогнозируется. Конечно, для нас важно будет добиться того, чтобы все новые государственные образования, которые здесь возникнут, не представляли для нас угрозы. Для России ведь самое важное — не территории, территорий хватает у Русского мира. Не хватает безопасности.
У нас очень большая сумма исков к Украине. Нам ни в коем случае нельзя повторять ошибку, которую совершили при восстановлении независимости Германии — позволили иметь государственность после масштабных преступлений нацистского режима, не обременяя ее финансовыми обязательствами.
Необходимо очищение от нацистской скверны. Это и есть денацификация. Ну и оружия этим территориям какое-то время в руки давать нельзя. Это — ее демилитаризация. Остальное — детали. Какие-то регионы попросятся в Россию, какие-то сгруппируются и что-то суверенное создадут. Право выбора должно быть.
Закрыть окно в Европу
— После событий 2014 года страны Запада ввели многочисленные санкции в отношении нашей страны. Как вы считаете, вот это санкционное давление, будет ли оно когда-то снято, будут ли эти санкции когда-то отменены? И какие условия для этого необходимы?
— Санкции — это проблема, но это и колоссальные возможности. В чем они состоят? В том, что мы можем вернуться к самим себе. То, о чем говорили многие русские философы, предупреждая, что мы слишком увлеклись Западом. Да, Петр I пробил окно в Европу, нет никакого сомнения в правильности этого действия в тот исторический период. Страна очень сильно отставала, и необходимо было избавиться от многих порядков, которые доминировали в ней, придать народу импульс развития. Это получилось, страна задышала, начала двигаться вперед. И многое из того, что мы сегодня имеем, считаем нормой, было создано в тот период.
Но сейчас пришла пора закрыть это окно в Европу. Мы надышались этим воздухом. Сейчас он токсичен для нас, он в состоянии нас разрушить изнутри, и он уже это делает. Когда ты долго дышишь чем-то токсичным, у тебя рано или поздно появляется неизлечимое заболевание. У нас уже очень много проблем, связанных с этими привычками подражать Западу
В нашем Русском мире невероятная сила. Представьте себе людей, которые выдержали блокаду Ленинграда. Я был на мероприятиях, посвященных 80-летию снятия блокады. Мы всей делегацией воспылали невероятным уважением к этим людям, которые смогли это выдержать. Это тот глубинный русский народ, который выстоял здесь, смог остановить лютого врага в Сталинграде. И сейчас нам нужно обратиться к этим силам, которые дремлют внутри нас. Их вполне достаточно, чтобы решить наши проблемы.
Дружить надо с теми, кто готов с нами дружить: с Китаем, с Индией. Но дружба дружбой — а поем только русские песни, разговариваем только на русском языке.
Пришло время возвратиться к себе. И если это случится, это будет самым большим завоеванием спецоперации, поскольку это даст нам невероятные преимущества. Но нужно время, и не нужно бояться трудностей на этом пути. Так, как раньше, не будет. Дружить — пожалуйста. Торговать — нет вопросов. Но подражать мы больше не собираемся.
— Владимир Андреевич, задам еще один вопрос о санкциях, но теперь личный. Есть персональные санкции и в отношении вас, были введены странами Запада, по-моему, еще Японией и Австралией, всеми этими замечательными странами. Они отразились на вас, на вашей работе? Вообще заметили их?
— Они носят моральный характер. Скажу откровенно, сначала нам было обидно. Почему? Потому что мы стремились в Крыму сделать все максимально законно. Кстати, в отличие от Киева, где воцарилось абсолютное беззаконие.
Мы делали все в рамках международного права, по нашим законам, в соответствии с нашей конституцией, мы провели референдум. А Запад сделал вид, что всего этого "не заметил".
Для нас имело большое значение, чтобы каждый этап нашего движения, проведение референдума, его легитимизация проходили в законной плоскости. Сегодня ни один мировой эксперт не найдет ни одной зацепки в том, что мы сделали.
Ведь право на самоопределение — это базовый принцип Организации Объединенных Наций. Когда народ имеет право на это? Когда его хотят уничтожить. Государство, в состав которого он входит, хочет его уничтожить. Вот тогда это право возникает.
Когда страны Запада начали вводить против нас санкции, стало понятно, что они не хотят нас слышать. Просто не воспринимают нас по чисто политическим соображениям.
А какие-то частные вопросы в этой истории вообще не имеют значения. Я считаю, когда ты идешь по избранному пути, то должен быть готов к потерям. И мы были готовы в Крыму ко всему. В этом смысле для нас все нормально.
— Вы уже в нашем разговоре сегодняшнем упоминали тему исков к Украине. На какую сумму на сегодняшний день поданы иски? И как вы оцениваете перспективу получения компенсации по этим искам от Киева?
— Мы посчитали только ущерб от водной блокады и энергоблокады. Получилась сумма, которая исчисляется уже триллионами рублей. И это только по тем факторам, которые можно оценить. Есть же факторы морального плана, которые не так просто выразить деньгами.
На очереди — продуктовая блокада, последствия террористических актов, все это надо оценивать. Поэтому эта работа будет продолжена.
Цель — безопасность и развитие
— Владимир Андреевич, уже неоднократно упоминали специальную военную операцию. Как вы считаете, как она должна закончиться?
— Безусловно, реальная политика идет помимо желаний людей. Безусловно, есть условия, есть Верховный главнокомандующий, который, опираясь на все суммы факторов, будет принимать решение.
Я рассуждаю с позиций интересов Крыма и крымчан. Для нас важно, чтобы исчезла опасность со стороны Украины. Мы на себе ее ощущаем каждый день. Это и диверсанты, которых без конца они пытаются засылать с 2014 года. Это и всевозможные блокады, и попытки ударов по Крыму. Они пытаются нам сделать гадости любыми доступными им средствами.
И если Украина в ее нынешнем виде сохранится, не дай бог, то все это будет продолжаться. Мы знаем "Минск-1", "Минск-2", все эти красивые слова, гарантии международных посредников, но все это в реальной политике не работает. Давайте говорить откровенно. Если завтра флот НАТО зайдет в Одессу и сделает ее своей базой, как мы к этому будем относиться? Какой будет уровень безопасности для нас, крымчан, когда натовская ракета сможет долететь в любое село Крыма?
Я считаю одной из приоритетных целей СВО — установление контроля над черноморским побережьем. Это, кстати, откроет возможность прямого доступа к Приднестровью и сделает невозможным его блокирование. Прошли столетия, стратегически ничего не поменялось. Именно контроль за черноморским побережьем обеспечит России стратегическое преимущество здесь, на юге, и создаст возможность для быстрого реагирования в случае возникновения каких-то кризисов в будущем.
— Каким видите будущее Крыма?
— Будущее Крыма предопределено. Самое важное, все крымчане, и я в том числе, в это будущее верим. В последние годы в Крыму реализованы проекты, которые для меня как руководителя с тридцатилетним стажем казались невозможными. Теперь мы верим, что возможно все.
10 лет жизни показали, что самые фантастические идеи в Крыму реализованы. В каждое село пришли перемены. Куда бы вы ни поехали, вы найдете символы российского Крыма.
Мы говорили с Сергеем Аксеновым, который является моим другом, о своей исторической ответственности. Если при нашем управлении полуостровом мы решим все проблемы, связанные с инфраструктурой Крыма, а это то, о чем мечтали несколько поколений крымчан, можно считать свой жизненный путь и политическую задачу выполненными в полном объеме.
Мы благодарны России, президенту Путину за то, что делается для Крыма, но мы стремимся построить такой Крым, который был бы в состоянии сам зарабатывать. Возможности для этого сейчас создаются.