Исполнительный директор от России во Всемирном банке рассказал в интервью ТАСС о состоянии и перспективах Бреттон-Вудских институтов, геополитической фрагментации и роли глобального большинства.
— Здравствуйте, Роман Анатольевич! 22 июля исполняется 80 лет с момента проведения Бреттон-Вудской конференции, в результате которой были созданы Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный банк (ВБ). Как во Всемирном банке отметили этот юбилей и какие выводы сделаны относительно состояния Бреттон-Вудских институтов сегодня?
— Здравствуйте! Да, в честь 80-летия Бреттон-Вудской конференции был организован праздничный обед с участием руководителей Международного валютного фонда и Всемирного банка, а также исполнительных директоров этих институтов. Я представлял на мероприятии Россию.
80-летний юбилей стал хорошим поводом для подведения итогов и размышлений о будущем. В 1944 году, когда создавались эти институты, мир был совершенно другим. Вторая мировая война еще продолжалась, но победа над нацизмом была близка. Начиная с 1943 года в Москве и Вашингтоне проходили консультации между союзниками по антигитлеровской коалиции — прежде всего США, Великобританией и СССР, — касающиеся будущего мирового порядка, включая экономические аспекты.
Советская делегация, которую возглавлял заместитель наркома внешней торговли СССР Михаил Степанов, принимала самое активное участие в этих обсуждениях, включая создание структуры ООН и финансовых институтов. Мы не погрешим против истины, если скажем, что без участия СССР создание первых в истории человечества финансовых институтов с поистине глобальным охватом было бы невозможно.
Отцы-основатели этих институтов смотрели в будущее и заложили в их устав крайне важные принципы, в первую очередь — неполитизированный характер деятельности и равное отношение ко всем странам-членам. Именно этот фундамент позволил им просуществовать столько десятилетий, преодолев различные кризисы. К сожалению, нынешнее поколение руководителей все реже вспоминает про эти основы и время от времени пытается сделать банк еще одной ареной для политических споров.
— Но Советский Союз тогда не ратифицировал Бреттон-Вудские соглашения.
— Несмотря на то что переговоры проходили в дружественной и конструктивной атмосфере, советская делегация по их итогам пришла к выводу, что в краткосрочной перспективе прямых выгод от участия в МВФ наша страна не получит. Хотя преимущества в части продвижения своих интересов и влияния на мировую финансовую и внешнеторговую политику были очевидны.
Что касается Всемирного банка, наша делегация предполагала возможность получения кредитов или долгосрочных гарантий на выгодных для СССР условиях. На момент подписания соглашений СССР мог занять третье место по размеру доли. Во Всемирном банке наша доля составляла 13,2%, уступая лишь Великобритании (14,3%) и США (34,9%), а в МВФ — 13,6%, после Великобритании (14,8%) и США (31,25%).
СССР не ратифицировал Бреттон-Вудские договоренности, и Россия присоединилась к банку и фонду только в 1992 году, но уже на совершенно других условиях, с гораздо меньшей долей в акционерном капитале МБРР (Международного банка реконструкции и развития — прим. ТАСС) — всего 1,82%.
Конечно, история не знает сослагательного наклонения. Но, если представить, что СССР все-таки согласился бы с самого начала стать участником МВФ и МБРР, доля России в капитале этих институтов сейчас наверняка была бы свыше 10%. Соответственно, авторитет России внутри этих организаций и их внутренняя институциональная динамика были бы совершенно иными.
— Что изменилось за 80 лет с момента создания Бреттон-Вудских институтов?
— Всемирный банк уже не представляет собой ту уникальную структуру, в качестве которой он был задуман. 80 лет назад его создание вызвало настоящую революцию в мировых финансах. Он стал родоначальником целой системы многосторонних банков развития, находясь на острие экономической науки, предлагая клиентам самые передовые решения, технологии и финансовые инструменты.
Строго говоря, Бреттон-Вудская система перестала существовать еще в конце 1970-х годов, когда на смену ей пришла так называемая Ямайская валютная система. Уже тогда Бреттон-Вудские институты во многом перестали оправдывать свое первоначальное название.
Сегодня банк шаг за шагом теряет свои уникальные компетенции и перестает отвечать вызовам времени. Банку необходимо себя заново "переизобрести" и вернуть способность решать проблемы мирового масштаба.
Сейчас он является лишь одной из многих международных финансовых структур, причем предлагающей далеко не самые выгодные условия кредитования. Например, ставки, которые Всемирный банк предлагает Китаю по среднесрочным кредитам (8–10 лет), превышают 6%, в то время как доходность 10-летних государственных облигаций Китая составляет лишь 2,3% (на июль 2024 года).
Объемы финансирования, которыми располагают сегодня банк и фонд, значительно уступают тем, что доступны коммерческим банкам. Например, кредитный портфель МБРР на 2023 год составил $241 млрд, почти в два раза уступая кредитному портфелю российского Сбербанка. С такими скромными объемами финансовых ресурсов трудно говорить о значительном влиянии Бреттон-Вудских институтов на мировую экономику. Они сегодня неспособны выполнять свою первоначальную функцию, а именно — служить стабилизаторами мировой финансовой системы и гарантировать макроэкономическую стабильность большинства ее участников.
Тем не менее они продолжают играть важную роль для целого ряда клиентов, особенно беднейших стран Африки, зачастую выступая для них единственным источником контрциклического финансирования в период кризисов. Всемирный банк также остается источником знаний в целом ряде секторов — образование, здравоохранение, климат, госуправление, цифровизация и т.д. Кроме того, роль международных финансовых институтов, в том числе ВБ, особенно ярко проявляется в период глобальных кризисов и вызовов в сфере здравоохранения, когда коммерческое кредитование становится недоступным. Например, в рамках борьбы с COVID-19 Всемирный банк оперативно выделил свыше $10 млрд на закупку вакцин для 78 стран, помогая им спасти жизни миллионов людей.
— Как вам кажется, что и когда пошло не так?
— Это сложный вопрос. На мой взгляд, многое было упущено в 2000-е годы. В то время ключевые акционеры банка сделали ставку на стимулирование частных инвестиций, полагаясь на чрезмерно радужные прогнозы относительно состояния финансовых рынков. Руководству банка того времени казалось, что страны-клиенты смогут самостоятельно привлекать заимствования на рынках капитала, а банк за вознаграждение будет предоставлять им консультационные услуги по реформированию тех или иных отраслей экономики. Эти иллюзии в отношении возможностей рынков и заемщиков привели к замедлению пополнения капитала МБРР и снижению его кредитных возможностей. Но реальность оказалась совершенно другой. Большинство беднейших стран до сих пор не в состоянии привлекать средства по льготным ставкам. Скорее, наоборот — над ними в очередной раз нависает угроза банкротства и реструктуризации долгов.
Помимо этого, в последние десятилетия банк стал все чаще потакать мнению общественных организаций, в угоду политической конъюнктуре зачастую отвлекаясь на решение задач, для которых он изначально не создавался. В качестве примера можно привести навязывание банком своим заемщикам повышенных обязательств в социальной и экологической сферах, что приводит к раздутию штата организации, распылению ресурсов и в конце концов к удорожанию кредитования.
— Во Всемирном банке второй год продолжается процесс комплексных преобразований, так называемая эволюционная реформа. Что вы можете о ней сказать? Можно ли уже подвести ее первые итоги?
— Данная реформа была инициирована после публикации в 2022 году в рамках "Группы двадцати" доклада о необходимости увеличения финансовых возможностей банков развития. Несмотря на то что эксперты ВБ с самого начала признавали наиболее эффективным инструментом увеличения этих возможностей пополнение капитала, американские представители в ВБ заявили о своем категорическом отказе обсуждать такой сценарий. Причина кроется в неготовности Вашингтона смириться с неизбежным ростом доли Китая в случае докапитализации. Дело в том, что фактическая доля Китая в капитале МБРР сейчас составляет 6%, в то время как их расчетная доля по согласованной в ВБ формуле — 13,862%, то есть эта страна недопредставлена на 7,85 п.п.
Пообещав беднейшим странам найти внутри ВБ незадействованные резервы в размере $500–600 млрд, спустя год об этих обещаниях представители "семерки" благополучно забыли. Как следствие, менеджменту пришлось упражняться в финансовой эквилибристике, идя на нестандартные и довольно рискованные шаги, как, например, снижение норматива достаточности капитала. В итоге финансовая составляющая реформы свелась к скромным дополнительным $120–130 млрд в ближайшие 10 лет, но и эти средства пока остаются лишь на бумаге.
Схожий сценарий был применен и в отношении фонда для компенсации потерь и ущерба от изменения климата, куда западные акционеры обещали вносить по $100 млрд ежегодно. На деле же вклад США составил символические $17 млн, что никак не сопоставимо с экологическим ущербом, нанесенным планете в результате их экстенсивного промышленного развития в XX веке.
Возвращаясь к самой реформе, могу сказать, что ей не хватает амбициозности и масштаба. О глубоких изменениях, которые действительно необходимы институту, чтобы найти свое место в новых реалиях мировой финансовой системы, не идет и речи. Страны-заемщики так и не получили ответ на свой главный вопрос — как понизить стоимость кредитов и сделать их доступнее. Напрашивается сравнение действий менеджмента банка с попытками сделать косметический ремонт в аварийном здании, закрасив его зеленой краской в надежде, что это отвлечет внимание от ветшающих стен и трещин на потолках. Некоторые директора в ходе обсуждений использовали другое сравнение, из авиационной сферы: пообещав своим пассажирам полет на современном комфортабельном авиалайнере, акционеры вместо этого предоставили все тот же старый одномоторный биплан, но покрашенный в модный зеленый цвет.
— Поговорим о глобальной повестке. Какие проблемы вы считаете ключевыми для мирового развития сегодня?
— Перечень этих проблем известен давно, и, к большому сожалению, с годами меньше их не становится. Это замедление экономического роста в мире, обострение долгового кризиса, торговые войны, продовольственная безопасность, отсутствие нормального доступа к энергии и чистой воде, услугам в области образования и здравоохранения у населения беднейших стран. Все острее становятся демографические дисбалансы: в странах с бурным ростом населения не создается достаточного количества рабочих мест для молодежи, в странах с естественной убылью населения, наоборот, ощущается нехватка рабочей силы. Если обратиться к недавнему докладу ООН о ходе реализации Целей устойчивого развития, то всего по 15% задач работа шла по графику, по 48% наблюдалось умеренное или сильное отставание, а по 37% прогресс отсутствовал или сменился регрессом. При этом достижение поставленных целей требует ежегодного финансирования в размере $5,4–6,4 трлн до 2030 года. Эта статистика говорит сама за себя.
Серьезные опасения вызывает ситуация на долговых рынках. В 2022 году мировой долг достиг ошеломляющей цифры в $235 трлн — это свыше 238% мирового ВВП, из них 92% мирового ВВП составлял суверенный долг правительств. Высокие процентные ставки, установленные центральными банками развитых стран, усложнили ситуацию еще больше. Только в 2022 году страны — клиенты Международной ассоциации развития (часть группы Всемирного банка, обслуживающая только беднейшие государства) заплатили почти $90 млрд за обслуживание своего внешнего долга. Для сравнения: объем утвержденного для них финансирования со стороны МАР (Международной ассоциации развития — прим. ТАСС) в 2022 финансовом году составил всего $37,7 млрд. В условиях такого перекоса говорить о финансировании развития, инвестициях в человеческий капитал и инфраструктуру просто не приходится.
Межстрановое неравенство — еще одна болезненная тема. Например, в сфере цифровых технологий использование искусственного интеллекта обещает рост производительности труда, но может усилить цифровое неравенство. Пока одни страны активно внедряют новые нейро-лингвистические модели и обсуждают вопросы безопасности их использования, другие не могут обеспечить элементарный доступ к сети Интернет. В ближайшие десятилетия мы будем наблюдать последствия этого разрыва. О конвергенции, предсказанной когда-то нобелевским лауреатом Робертом Солоу, можно забыть: перейти в категорию стран с высоким уровнем дохода становится не менее сложной задачей, чем стране с низким доходом подняться до среднего уровня.
— Но России это удалось.
— Совершенно верно. Недавно Всемирный банк опубликовал обновленную классификацию стран: по итогам 2023 года Россия перешла в категорию стран с высоким уровнем дохода. Наш валовый национальный доход на душу населения составил $14 250. Это огромное достижение, особенно в условиях беспрецедентных односторонних санкций, введенных против нашей экономики. Россия не только справилась с этими вызовами, но и продолжает развиваться, демонстрируя всему миру свои успехи. Важно, что Всемирный банк это признал, несмотря на давление, оказываемое на менеджмент.
Кроме того, после очередного цикла Программы международных сопоставлений, который проводится каждые три года, Россия стала четвертой экономикой мира по паритету покупательной способности, опередив Японию и Германию. Это еще одно подтверждение успехов нашего правительства и их признание на международной арене.
— Давайте вернемся к долговой проблематике. Что могут сделать страны в условиях надвигающегося глобального кризиса для решения этой проблемы?
— Несмотря на попытки создать при участии "Группы двадцати" новый механизм урегулирования долговых вопросов, процесс реструктуризации долгов беднейших стран идет крайне медленно. Частные кредиторы тоже не горят желанием выдавать им новые кредиты либо требуют чересчур высоких процентов. Однако внутри каждой страны имеется потенциал для решения этих проблем.
В этом вопросе я бы предпочел обратить внимание на внутренние возможности стран в части мобилизации налоговых ресурсов. У России, например, уникальный опыт в этом вопросе, наша страна — мировой лидер в совершенствовании налогового администрирования.
Как известно, в 1990-е годы Всемирный банк активно помогал России на начальных этапах налоговой реформы. В марте 1995 года был утвержден первый совместный проект в сфере налогообложения, в реализации которого принимал участие и Михаил Владимирович Мишустин, будучи заместителем министра по налогам и сборам. С тех пор России удалось превратить налоговую систему в одну из лучших в мире. Коэффициент собираемости ключевых налогов у нас выше, чем в странах ОЭСР (Организации экономического сотрудничества и развития — прим. ТАСС). Эти феноменальные успехи стали возможны в том числе благодаря внедрению цифровых технологий.
Наше сочетание компетенций, экспертизы, менеджерских практик и прорывных технологий — это уникальный продукт. Россия уже вышла на международные рынки с этим опытом, помогая коллегам из Центральной Азии реформировать налоговые системы. В прошлом году на годовом собрании в Марракеше мы помогли ФНС России провести мероприятие, где руководитель службы Даниил Егоров и замруководителя налоговой службы Киргизии Адилет Дубанаев поделились своим опытом модернизации налоговой системы Киргизии на основе российских ноу-хау. Мероприятие посетили свыше сотни делегатов из разных стран, запись семинара была размещена на сайте Всемирного банка на нескольких языках. Представители многих дружественных стран уже выразили интерес к российским технологиям в этой сфере. Повышение собираемости налогов без увеличения налоговых ставок и расширение налоговой базы за счет улучшения администрирования особенно актуальны для стран со средним и низким уровнем доходов именно как способ снижения зависимости от долгового финансирования.
— Говоря о глобальных вызовах, как вы оцениваете влияние геоэкономической фрагментации на мировую экономику и что думают об этом во Всемирном банке?
— Геоэкономическая фрагментация обходится мировой экономике в 2–3% ВВП, которые могли бы быть направлены на решение глобальных проблем. Введение тарифов, нетарифных ограничений, односторонних санкций — все это приводит к разбалансировке мировой экономики. Только лишь в 2023 году было введено около 3 тыс. торговых барьеров, что замедлило рост мировой торговли товарами и услугами до 0,2%, что является одним из самых низких показателей за последние полвека.
С начала пандемии мы наблюдаем тенденцию к релокации производства: возвращение на родину (reshoring), перемещение в дружественные страны (friendshoring) или в ближайшие регионы (nearshoring). Политическая повестка зачастую вынуждает государства принимать решения, наносящие вред их экономике. Мы уже видели это на примере европейских стран, которые в ущерб себе перешли на покупку дорогостоящего американского СПГ вместо российского трубопроводного газа.
К сожалению, не являются исключением в этом плане и Бреттон-Вудские институты. Представители развитых стран сегодня ведут себя крайне безответственно, продавливая те или иные решения, исходя из политических интересов. Причем страны ЕС и Япония практически полностью утратили свою самостоятельность, став рупором для озвучивания позиции США по ключевым вопросам. А если взглянуть на их новые стратегии помощи развитию и послушать выступления некоторых коллег, становится очевидно: в выборе между финансированием своих военно-промышленных комплексов и помощью бедным странам западные страны без раздумий выбирают первое, забывая о моральных обязательствах и рискуя дальнейшей стабильностью глобального сообщества.
Всемирный банк в этих условиях пытается вносить посильный вклад в интеграцию региональных рынков, особенно в Африке, привлекая региональные банки развития, однако недостаток финансовых и кадровых ресурсов существенно замедляет эти процессы.
— Заметна ли фрагментация во взаимодействии с коллегами?
— После начала СВО проблема политизации на заседаниях совета директоров, в аналитических и проектных документах Всемирного банка стала особенно заметной. На протяжении двух лет мы постоянно напоминали коллегам о неполитизированном мандате Всемирного банка, прописанном в статьях соглашения МБРР, призывали не использовать отраслевые институты системы ООН для "политических разборок". Сейчас ситуация постепенно улучшается: политизированной лексики в документах банка практически не осталось. Ее пытаются использовать только те сотрудники и менеджеры, которые надеются продвинуться по карьерной лестнице на антироссийской риторике.
Что касается представителей менеджмента, нам удается поддерживать хорошие рабочие отношения. Мы регулярно встречаемся и обсуждаем ключевые для банка вопросы. В совете директоров многие понимают важность рационального подхода к обсуждению рабочих вопросов, умения слушать других и находить компромиссы. Хотя вынужден отметить резко снизившийся уровень дипломатических навыков у отдельных представителей западных стран, не имеющих представления о принципах работы многосторонних институтов и нацеленных исключительно на лоббирование собственных интересов. В результате у нас уже несколько лет не принимаются коммюнике по итогам заседаний комитета по развитию. Однако в целом и среди менеджмента, и на годовых собраниях управляющих уровень политизации в Группе Всемирного банка (ГВБ) значительно ниже, чем в МВФ. Достаточно взглянуть на тексты выступлений руководителей двух институтов. [Президент Всемирного банка] Аджай Банга после вступления в должность провозгласил курс на деполитизацию и избегает эмоционально окрашенной лексики для описания конфликта на Украине.
Что касается коллег по совету директоров, практически со всеми из них у нас неплохие рабочие отношения, за исключением представителей Канады и США, которые опасаются здороваться с нами не только в залах заседаний, но и в коридорах и лифтах. Формально говоря, это является нарушением обязательного для всех кодекса поведения, но поскольку руководит комитетом по этике как раз директор от Канады, жалобы в связи с таким поведением некоторых коллег попросту бессмысленны.
Вынуждены констатировать, что в западном мире традиции классической дипломатии как средства для выстраивания прочных долгосрочных отношений, похоже, почти забыты. Ярким примером пренебрежения мнением большинства и принципом многостороннего консенсуса стала ситуация с назначением дуайена совета директоров Всемирного банка: на этот неформальный пост с учетом выслуги лет должен был попасть российский директор, однако недружественные страны поменяли ставшее невыгодным для них, успешно применявшееся десятилетиями правило, "избрав" во Всемирном банке на эту роль представителя Италии. Так называемые выборы были организованы с попранием всех демократических процедур: бюллетени принимались по электронной почте, при этом членам совета директоров было отказано даже в доступе к итоговому протоколу.
Такая линия западных коллег, пытающихся любыми законными и незаконными способами удержать под контролем Бреттон-Вудские институты, вызывает все большее раздражение у представителей глобального Юга. На этом фоне спокойное, неполитизированное и взвешенное мнение России в ГВБ пользуется особым уважением, причем не только со стороны наших традиционных союзников. Некоторые представители западных дирекций, чьи столицы можно назвать недружественными, возобновили прямые контакты с нами (правда, все еще просят их не афишировать).
Так что ни о какой отмене российского присутствия во Всемирном банке или изоляции, о которой так мечтали некоторые в Вашингтоне и Киеве, говорить не приходится. За год сотрудники нашей дирекции проводят свыше 300 двусторонних встреч с менеджментом ГВБ и представителями других стран для разъяснения объективных трактовок мировой экономической повестки, мы участвуем в более чем 500 многосторонних мероприятий ГВБ, рассматриваем свыше 700 банковских проектов в странах-клиентах и 1 300 документов (объем рассматриваемых материалов свыше 11 тыс. страниц в год), по каждому из которых готовится позиция с учетом интересов России, а также направляем в Москву сотни документов для обмена экспертизой с российскими ведомствами. Все это выполняет небольшой коллектив, состоящий всего из шести российских экспертов.
На самом деле политизация затронула не только нас. Достаточно провокационная линия проводится и в отношении Китая. Помимо ограничений в заимствованиях по линии ВБ (по требованию американцев Китаю установлен негласный ежегодный лимит чуть выше $1 млрд), в тексты документов вставляются голословные обвинения в использовании принудительного труда при производстве солнечных панелей. Китайских граждан редко назначают на руководящие посты в институтах ВБ по сравнению, например, с японцами и европейцами.
Еще одно проявление политизации — отказ европейских дирекций поддерживать проекты в тех африканских странах, которые проводят независимую от бывшей метрополии политику. Кроме того, если в стране нормы морали отличаются от западных, представители развитых стран также могут выступить против. Например, после принятия законодательства о борьбе с нетрадиционными ценностями в Уганде на менеджмент было оказано давление с целью полностью остановить работу ГВБ в этой стране. Несмотря на популярный в банке лозунг Client in the driver’s seat ("Клиент всегда прав"), странам отказывают в праве на выбор собственного пути и определения приоритетов, если они отличаются от западных представлений. Такое кривое зеркало современной демократии.
Еще один вопрос, который предсказуемо вызывает политические споры, — помощь Палестине. На протяжении многих лет банк ежегодно направлял порядка $80 млн на помощь палестинским территориям из своей чистой прибыли, но сейчас стало очевидно, что этого уже недостаточно. Представители ближневосточных и африканских стран часто указывают на объемы, предоставленные донорами Украине, — и помощь Палестине, и эти цифры говорят сами за себя. Получилась еще одна наглядная демонстрация двойных стандартов Запада.
— Какие основные вызовы сегодня стоят перед Всемирным банком?
— Главная проблема для всей мировой финансовой архитектуры, и Всемирный банк здесь не исключение, заключается в ее несоответствии изменившейся реальности. Про недостаточную финансовую мощь и политизацию мы уже сказали. Другая болевая точка — перекос в долях голосов между развитыми и развивающимися странами. Как я уже отмечал, во Всемирном банке Китай является наиболее недопредставленной в капитале МБРР страной. Иными словами, его фактическая роль в мировой экономике и положение в банке адекватно не отражены в акционерной структуре. Фактическая доля Китая в капитале МБРР составляет 6%, в то время как расчетная — 13,862%. Поэтому китайская дирекция постоянно поднимает вопрос о пополнении капитала банка и справедливом перераспределении страновых квот, и это одна из важнейших проблем сегодня. Пополнение капитала МБРР позволило бы значительно увеличить доступные банку средства для кредитования клиентов. Объем прошлой докапитализации 2018 года — $7,5 млрд — был обусловлен оценкой среднего ежегодного уровня кредитования в 2019–2030 годах на уровне $27 млрд (в неизменных ценах 2016 года), но с тех пор потребности стран возросли.
Ситуация осложняется тем, что американцы и их верные европейские и японские вассалы в погоне за своими политическими интересами блокируют идею пополнения капитала МБРР, чтобы не допустить роста доли КНР и усиления влияния стран БРИКС+. В проигрыше остаются, конечно, бедные страны. По этой причине Аджай Банга, не имея возможности увеличить уставной капитал, стремится привлечь частный. Но этот процесс нелинейный и требует кропотливой работы с частным сектором, а также формирования новых инновационных предложений, которые были бы для частных инвесторов привлекательны.
— Какие еще нововведения принес с собой Аджай Банга?
— Поскольку он построил свою карьеру в частном секторе, ему должно быть непросто работать в такой забюрократизированной структуре, как Всемирный банк. Он активно пытается упростить многие существующие процедуры и вывести подчиненных из зоны комфорта, что вызывает предсказуемое недовольство среди менеджмента. Не боится выносить на обсуждение острые темы, даже если по ним нет консенсуса. Пытается учить сотрудников искать решения проблем, а не заниматься отписками. Перед ним стоят сложные задачи, и остается надеяться, что у него хватит энергии и решимости для их выполнения.
— Вы уже говорили, что новый президент ГВБ избегает политизированной лексики по поводу конфликта на Украине, но мы регулярно видим новости о том, что Всемирный банк и Международный валютный фонд выделяют новое финансирование Украине. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Основную роль в финансировании Украины играет, конечно же, МВФ, являясь координатором всей донорской помощи Киеву. С марта 2022 года объем утвержденного им финансирования составил свыше $18 млрд. Что касается ВБ, то за два последних года собственных средств МБРР было выделено на сумму всего порядка $1 млрд. Однако через банк перечисляются грантовые средства США и других спонсоров Украины, поэтому общая сумма помощи может выглядеть очень впечатляющей, особенно на фоне траншей другим нестабильным странам, например Судану. Только через трастовые фонды Всемирного банка доноры выделили Украине свыше $21 млрд, еще почти $8 млрд выделено под суверенные гарантии доноров. То есть в случае дефолта Украины такие страны, как Великобритания и Япония, должны будут полностью выплатить ее долг перед банком, а также проценты по нему.
Иными словами, менеджмент ВБ понимает все риски, связанные с вероятным банкротством Киева, поэтому собственной устойчивостью и наивысшим кредитным рейтингом рисковать не готов.
Объемы финансирования Украины полезно сравнить с программами для основных заемщиков банка. Так, в 2022–2024 финансовые годы Индонезия получила кредитов МБРР на сумму свыше $10,6 млрд, Индия — почти $12 млрд, Китай — свыше $3,2 млрд.
В своих публикациях эксперты банка открыто предупреждают о неплатежеспособности Украины и проблемах с коррупцией. Первым звонком уже стали возникшие проблемы с реструктуризацией ее задолженности перед частными кредиторами. В ВБ надеются, что монетарные власти Евросоюза и США смогут компенсировать убытки пострадавшим коммерческим банкам, чтобы не допустить разрастания финансового кризиса и выхода его из-под контроля.
— На чем сейчас фокусируется Всемирный банк?
— С каждым годом Всемирный банк все больше превращается в так называемый зеленый банк, специализирующийся, прежде всего, на борьбе с изменением климата, сокращением выбросов парниковых газов и развитии возобновляемой энергетики. Даже если банк не реализует проект, непосредственно предполагающий установку солнечных панелей или ветряных установок в развивающихся странах, вся его деятельность и все проекты должны соответствовать климатическим стандартам и целям Парижского соглашения. Обосновывается такая линия требованиями частных инвесторов из Европы и США, которые грозятся прекратить покупать долговые облигации ВБ в случае его вовлеченности в углеводородные проекты, а также заботой об имидже банка перед разными природоохранными НПО и СМИ. Все это вызывает усмешку у большинства заемщиков, однако их голос пока не принимается во внимание.
— Почему банк так сильно сосредоточен на климатической проблеме?
— Климатическая проблема действительно важна и остра, на что неоднократно обращал внимание и наш управляющий, заместитель председателя правительства России Алексей Логвинович Оверчук, в том числе на саммите АТЭС (Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества — прим. ТАСС) в прошлом году. Решение этой проблемы потребует усилий всех стран мира, и без России здесь не обойтись. Однако банк, к сожалению, больше внимания уделяет борьбе с изменением климата (митигации), чем адаптации к его последствиям. В то время, как многие развивающиеся страны нуждаются в строительстве устойчивой к климатическим шокам инфраструктуре.
Не менее значимой проблемой является отсутствие универсального доступа к энергии. Согласно последним данным ООН, в мире свыше 675 млн человек не имеют доступа к электричеству. Банк признает эту проблему и старается внести свой вклад в ее решение, но он ограничен требованиями ряда крупнейших акционеров. Например, реализовать совместную с Африканским банком развития цель обеспечить доступом к электроэнергии 300 млн жителей Африки к 2030 году предполагается опять же исключительно за счет возобновляемых источников энергии (ВИЭ). С нашей точки зрения, это позволит отчитаться о красивых цифрах, но для экономического развития этого недостаточно. Сегодня развивающимся странам требуется энергия для промышленного роста, и инфраструктура ВИЭ для этой цели не вполне подходит. Как сообщают многие представители африканских стран, это вложения, от которых нет экономической отдачи. Совместно с коллегами из других дружественных дирекций мы призываем банк активнее участвовать в проектах, связанных с природным газом.
Такая однобокая политика привела к тому, что в банке почти не осталось грамотных специалистов в области традиционной энергетики. Существует риск того, что и другие банки развития по примеру ВБ будут постепенно уходить из этого сектора вместе с коммерческими банками. Здесь опять можно увидеть недальновидность политики западных акционеров и двойные стандарты. Например, благодаря переходу с угля на газ США в 2005–2019 годы смогли сократить свои выбросы на 65%, в то время как внедрение ВИЭ позволило им сократить выбросы всего на 30%. Однако развивающимся странам запрещается использование полного спектра инструментов для энергетического перехода. По сути, нынешняя неоколониальная "зеленая" политика развитых стран лишает развивающиеся страны тех же возможностей, которые были доступны странам "семерки" в XX веке.
Развитие мирного атома могло бы внести значительный вклад в решение проблемы доступа к энергии и выбросов, но это направление также требует серьезной подготовки. Мы активно работаем над разморозкой дискуссии об участии ГВБ в кредитовании атомной промышленности (на заре своего существования МБРР занимался такими проектами). На начальных этапах это могут быть проекты в области образования — подготовка специалистов, которые могли бы обслуживать АЭС. А уже в дальнейшем можно было бы перейти к более плотной работе с компаниями, в том числе с Росатомом, для финансирования новых технологических решений и частно-государственных партнерств.
Мировая финансовая архитектура должна отражать современные реалии и гибко реагировать на вызовы. Поэтому, на мой взгляд, назрела необходимость создания отраслевых банков развития, например Газового банка. Такой банк через финансирование газовых проектов по всему миру, строительство инфраструктуры, экспортных и импортных мощностей, перерабатывающих заводов позволил бы многим развивающимся странам добиться куда более впечатляющих экономических результатов по сравнению с текущей политикой Всемирного банка в области энергетики. Для поддержки таких проектов региональным и глобальным банкам развития можно было бы привлечь инвесторов из стран глобального Юга, прежде всего из Персидского залива.
Энергетический переход нельзя представлять исключительно в черно-белых тонах, позиционируя любое использование ископаемого топлива как безусловный вред для климата и планеты, а ВИЭ — как абсолютную пользу. Дискуссия по этому вопросу должна быть открытой и честной, прежде всего, по отношению к развивающимся странам. Решений на постоянно возникающие вызовы энергоперехода, в том числе на проблемы переработки солнечных панелей, батарей, ветряных установок, добычи и использования металлов и минералов для их производства, углеродного следа и т.д., пока нет. Однако западные страны делают вид, что ответы на эти вопросы когда-нибудь появятся сами собой.
Общаясь с коллегами по совету директоров, мы видим, что многие из них уже устали придерживаться однобокой линии западных стран, определяющих "сверху" потребности и проблемы развивающихся стран. Лицемерная позиция некоторых доноров по многим вопросам, в том числе по вопросу климата, ясно показывает, что забота развитых стран — не более чем прикрытие собственных политических и бизнес-интересов с целью консервации существующего порядка вещей.
— На чем сегодня сфокусирована работа российской дирекции?
— Работа сфокусирована, конечно же, на защите интересов России как акционера ГВБ и работающих в банке россиян (их несколько сотен). Несмотря на отказ менеджмента реализовывать крупные совместные инициативы до урегулирования украинского кризиса, остается немало доступных направлений, которые приносят пользу российскому бизнесу и укрепляют наши позиции на мировой арене.
Главное из них — тесная координация со странами БРИКС+, Группой 11 (это 11 дирекций, представляющих более 120 развивающихся стран) и в целом с глобальным большинством.
В рамках этого направления на регулярной основе в рамках Группы 11 мы обсуждаем текущие рабочие вопросы касательно деятельности банка, вырабатываем консолидированную позицию, выпускаем совместные заявления, предлагаем новые решения и корректируем предложения менеджмента. Это очень важная площадка, которая позволяет усилить и объединить голос заемщиков, выступить единым блоком, в том числе по вопросам определения приоритетов работы банка. Консолидированная позиция усиливает нашу переговорную позицию в дискуссиях с менеджментом и другими акционерами. По линии БРИКС+ мы также проводим регулярные встречи с коллегами, обсуждаем текущую повестку, вырабатываем предложения. Например, в ходе последней встречи мы обсуждали будущий саммит БРИКС+ в России. Итоговые предложения были направлены в Москву. Отмечаем большой интерес коллег к инициативам, предлагаемым Банком России и Минфином России в рамках нынешнего председательства нашей страны в БРИКС. Речь, прежде всего, о создании надежной и независимой от Запада платежной системы, собственных рейтинговых агентств и т.д.
В целом, мне кажется, нужно использовать любые площадки для озвучивания нашей позиции, привлечения сторонников, укрепления отношений с дружественными странами и взаимной поддержки по ряду важных вопросов. Всемирный банк в этом вопросе — отличная площадка. Поскольку Россия не зависит от кредитов банка, мы можем позволить себе независимую позицию по всем аспектам деятельности организации и не боимся ее озвучивать. Мы задаем менеджменту сложные вопросы, чем заслужили уважение не только коллег из совета директоров, но и сотрудников банка.
Конечно, некоторые страны, такие как Украина и США, с нетерпением ждут нашего выхода из банка. Им хотелось бы, чтобы голос России не звучал, а влияние России в мире ослабевало. Однако наше правительство понимает, что даже в случае нашего выхода доноры не перестанут использовать банк для кредитования Украины, а вот такой уникальной площадки для отстаивания интересов России мы лишимся навсегда, ведь вернуться в банк, учитывая позицию его западных акционеров, нам, скорее всего, не удастся. Мало кто знает, что участие во Всемирном банке не стоит российскому бюджету ни копейки. Российская дирекция финансируется из прибыли банка, а не из ежегодных взносов, как принято во многих международных организациях. Говоря о финансовых выгодах участия в ГВБ, хочу привести лишь один пример. Так, сделанный нами вклад в акции МФК (Международной финансовой корпорации, организация в системе Всемирного банка — прим. ТАСС) при вступлении в организацию в 1993 году в размере $102,8 млн уже превратился в $784,3 млн, поскольку за это время нам были начислены дивиденды в размере $681,4 млн из прибыли корпорации.
Сегодня у нас есть возможность использовать банк как платформу для диалога и продвижения своих интересов. Это включает использование уникальной страновой аналитики банка, продвижение российского экспортного потенциала и укрепление контактов с дружественными странами.
Другим важным направлением нашей работы является содействие российским ведомствам и компаниям в их работе с банком, информирование об особенностях закупочных процедур, проводимых в рамках проектов банка. У российских компаний огромный потенциал и возможности для успешного участия в таких проектах в качестве поставщиков технологий и товаров, особенно в IT-отрасли. Как я уже отмечал, наши налоговые решения — визитная карточка России, интерес к которой демонстрируют многие наши партнеры.
Западные правительства активно работают в этой сфере, например, выделяя деньги Всемирному банку с негласным расчетом на то, что впоследствии определенная часть пожертвованных на помощь развитию средств возвратится в бюджет через налоговые отчисления компаний, выигравших тендеры в рамках проектов Всемирного банка. Такие средства могут направляться правительствами в качестве грантов для подготовки проектов, что зачастую приводит к фактическому затачиванию проектов под нужды бизнес-сообщества соответствующих доноров. Степень вовлеченности в такие процессы, конечно, у всех разная, но некоторые дирекции подходят к вопросу очень серьезно: к американской, например, прикомандирован специальный советник от Министерства торговли, задача которого — информировать компании о потенциально интересных для них проектах, чтобы они приняли участие в тендерах.
Мы пока не научились пользоваться этим инструментарием, но это не означает, что у наших компаний нет шансов на победу. Отмечу попутно, что санкций, наложенных западными странами, нашему бизнесу здесь опасаться не нужно — Всемирный банк признает только санкции Совета Безопасности ООН, то есть не признает никакие односторонние санкции, введенные против российских компаний. Даже иранские компании в 2017–2024 финансовых годах получили контракты на сумму свыше $226 млн, несмотря на все введенные односторонние санкции. То есть Бреттон-Вудские институты можно и нужно использовать в интересах российского бизнеса.
Наконец, наша дирекция представляет не только Россию, но и Сирию, и в этой связи не могу не отметить исторический прорыв в отношениях ГВБ и Сирии, который случился в последнее время. Вот уже 13 лет западные страны блокируют какие-либо проекты ГВБ в Сирии исключительно по политическим причинам, ведь банк вполне эффективно работает в других проблемных странах, например в Афганистане, Судане, Йемене, Палестине. Тем не менее благодаря нашему давлению в октябре прошлого года впервые за десятилетие состоялась встреча сирийского министра финансов с руководством банка, хотя ранее на такие контакты был наложен негласный запрет. Сирийцы приняли участие в заседании комитета по развитию, встрече арабских управляющих в ГВБ с президентом банка Бангой и ряде других мероприятий. Впервые за много лет готовится визит в Дамаск странового директора ГВБ, и такие визиты, как мы надеемся, станут регулярной практикой. Нам удалось добиться и резкого возрастания интенсивности экспертного взаимодействия: с группой специалистов ГВБ, отвечающих за сирийское направление, регулярно проводится сверка часов по содержательному наполнению аналитических материалов и информационных обзоров по Сирии. К сожалению, одним из барьеров для развития контактов банка с сирийцами остается визовый вопрос. Даже сирийскому представителю в ООН Государственный департамент США не позволяет приезжать из Нью-Йорка в Вашингтон для участия в годовом и весеннем собраниях, не говоря уже про визы для правительственной делегации.
— А как складывается ситуация с визами для россиян?
— Это возмутительная история, где США явно нарушают свои обязательства как принимающей страны, то есть страны, в которой располагаются институты ООН. Уже не первый год российская делегация получает визы для участия в годовом и весеннем собраниях МВФ и ГВБ буквально за сутки до проведения главных мероприятий, что не позволяет делегатам полноценно принять участие в заседаниях. [На встречах МВФ и ВБ] в Марракеше [осенью 2023 года] таких ограничений не было, что позволило многим коллегам принять участие и достойно представить страну, в том числе на двустороннем уровне. Нам, конечно, сложно без управляющего на таких мероприятиях из-за обилия запросов на двусторонние встречи от министров дружественных стран, но мы оперативно координируемся по ключевым вопросам. Очень помогает наше посольство в США и лично посол Анатолий Иванович Антонов. Приятно и очень ценно чувствовать поддержку и доверие с их стороны.
Мы, как и россияне — сотрудники банка, тоже сталкиваемся с проблемами при получении виз. Визы россиянам выдают всего на год, а процесс получения или продления может занять от полугода до полутора лет, поскольку все, включая малолетних детей сотрудников, должны проходить так называемую административную проверку, которую обосновывают интересами национальной безопасности США.
Все это время люди не могут покинуть территорию США, навестить своих родных в России, принять участие в миссиях банка, что критически важно для сотрудников банка и сильно ухудшает их карьерные перспективы. Всемирный банк, разумеется, в курсе этой проблемы и пытается работать с Государственным департаментом, но существенных результатов мы пока не видим.
Как следствие, многие сотрудники из числа россиян задумываются о переходе в другие банки развития, прежде всего в Азии. Это хорошая возможность для многосторонних финансовых институтов с российским участием привлечь уникальные кадры, получившие опыт реализации проектов в самых разных отраслях и высокомотивированные достигать поставленных результатов.
— Может быть, для России было бы более выгодно переключиться на участие в региональных банках развития?
— Региональные банки развития уже играют важную роль, и им необходимо уделять внимание. Но пока так называемый мобилизационный ресурс у них меньше, чем у Всемирного банка, который на каждый вложенный акционерами доллар привлекает дополнительно $6 на финансовых рынках. С другой стороны, региональные банки зачастую лучше понимают проблемы и специфику своих клиентов, оперативнее реагируют на их запросы в силу более компактной структуры и отсутствия многих бюрократических процедур. Вместе с тем нужно понимать, что даже Новый банк развития (банк БРИКС) сейчас не предоставляет новых кредитов России, опасаясь односторонних санкций "семерки".
Институтам с нашим участием, безусловно, нужно наращивать мускулы и продвигать повестку евразийства, совместно решая региональные проблемы, например, водную — крайне актуальную во всем мире, но особенно для Центральной Азии.
В этом контексте, мне кажется, хорошие перспективы имеет Евразийский банк развития. Пока ЕАБР не может взять на себя роль регионального лидера, поскольку другие банки развития и донорские агентства выделяют основному региону его операций гораздо большие объемы финансирования. Например, по линии Всемирного банка в 2022 году среднеазиатский регион получил почти $2,5 млрд, по линии ЕБРР (Европейского банка реконструкции и развития — прим. ТАСС) — $1,6 млрд, по линии АБР (Азиатского банка развития — прим. ТАСС) — $1,34 млрд. В случае ЕАБР объем составил $1,32 млрд. Кроме того, ЕАБР кредитует страны по достаточно высоким ставкам: в 2022 году средние ставки по кредитам превышали 8,5%. Для сравнения: ставки по кредитам ЕБРР — 3,4%. Очевидно, что для превращения ЕАБР и других региональных банков с нашим участием в полноценную альтернативу западным финансовым институтам на постсоветском пространстве потребуется новая финансовая модель, не зависящая от санкций и позволяющая привлекать долгосрочное финансирование на льготных условиях. Прежняя модель работы банков с фондированием в долларах больше нежизнеспособна, рано или поздно им придется перейти на кредитование в национальных валютах.
Создание рабочих мест в Центральной Азии, дальнейшая интеграция с соседними странами усилят спрос на российскую продукцию и поддержат отечественный экспорт, снизят давление на рынок труда. Понимая это, мы активно поддерживаем проекты Всемирного банка в Центральной Азии и других дружественных странах.
— Что позволяет вам сохранять положительный настрой в том, что касается отношений России и Всемирного банка?
— Когда я только приехал в банк в конце 2018 года, эти отношения находились на очень низком уровне. [Тогдашний] президент [ВБ Джим Ён] Ким за четыре года ни разу не принял моего предшественника для обсуждения вопросов двустороннего взаимодействия. Дирекция практически не использовала возможности партнеров из Группы 11, по сути, варясь в собственном соку. Телефонный справочник, который мне показали мои помощницы, насчитывал всего три контакта из российских министерств.
С приходом в банк [предыдущего] президента Дэвида Мэлпаса и при поддержке нашего тогдашнего управляющего Максима Станиславовича Орешкина нам удалось радикально изменить ситуацию и перезагрузить эти отношения, несмотря на скепсис многих бывших коллег. Поэтому не стоит опускать руки и сейчас: рано или поздно здравый смысл обязательно восторжествует, тем более что большинство глобальных задач не решаются без участия России — это и упомянутые мною проблемы изменения климата, продовольственная и энергетическая безопасность, борьба с эпидемиями и т.д. Руководство банка понимает это и продолжает посылать нам сигналы о готовности возобновить полноформатное сотрудничество при изменении внешнеполитической конъюнктуры.
Показательный случай, о котором я раньше не рассказывал, произошел год назад во время проводов Дэвида Мэлпаса. Его знакомство с достижениями российского правительства в области цифровизации во время визита в Москву в 2021 году произвело на него настолько неизгладимое впечатление, что в своем прощальном слове перед директорами он назвал тот визит в российскую столицу своей самой запоминающейся командировкой. Словами про "русское чудо" он буквально вызвал шок у некоторых западных директоров — такие признания дорогого стоят.
Большие надежды на будущее вселяет и повышение авторитета России в банке среди дружественных государств и отдельных европейцев из-за активного курса внешней политики, проводимой руководством нашей страны, а также конструктивной позиции нашей дирекции — одного из немногих страновых представительств, открыто выступающих за более справедливое мироустройство в области глобальной экономики и финансов.
Не может не радовать, что, несмотря на все воздвигаемые нашими недоброжелателями препоны, продолжает увеличиваться накопленный объем контрактов, заключенных с российскими поставщиками, в рамках проектов Всемирного банка. В целом за прошедшие годы нам удалось резко повысить уровень осведомленности российского бизнеса о возможностях для зарубежной экспансии, предоставляемых банком.
В ходе реализованной в 2022–2023 годы программы экстренного реагирования на продовольственный кризис объемом в $50 млрд, по нашим оценкам, порядка $6 млрд ее участницы использовали для закупок российского зерна.
Российские ноу-хау в самых разных секторах — от организации школьного питания до выстраивания систем эпидемиологической защиты — внедрены при содействии Всемирного банка в качестве стандартов в более чем 50 странах-клиентах.
Мы также продолжаем добрые традиции, заложенные моими предшественниками на посту исполнительного директора: регулярно проводим встречи с соотечественниками, отмечаем старый Новый год с блюдами традиционной русской кухни, которые великолепно готовит повар из посольства России. Особенной популярностью у коллег-иностранцев пользуются русские пирожки, многие их даже уносят с собой. Также мы стараемся по возможности помогать сотрудникам-россиянам, если у них возникают какие-то служебные или личные проблемы. У наших сограждан всегда много креативных идей, как повысить эффективность сотрудничества с Бреттон-Вудскими институтами.
Я считаю, что, если относиться к участию в банке пассивно, никакой пользы от нахождения в нем не извлечь, но, если продолжать курс на более активное взаимодействие с партнерами из дружественных стран, можно добиться больших изменений. Голос России здесь важен, и не использовать эти возможности было бы нерационально, особенно сейчас, когда мы наблюдаем рождение нового миропорядка.
Завершить наш разговор хотел бы тем, с чего мы его начали, когда говорили про причитавшийся СССР пакет акций при создании банка 80 лет назад. Как в любой другой корпорации, музыку заказывают те, кто владеет ее контрольным пакетом. Пока он в руках у западных стран, но переход контроля над Бреттон-Вудскими институтами к странам "Глобального большинства" во главе с БРИКС — всего лишь вопрос времени в силу макроэкономических, демографических и иных тенденций. Поэтому нам нужно терпеливо работать над приближением этого момента и не поддаваться на провокации тех, кто цепляется за изживший себя глобальный уклад.
Оценки, приведенные в интервью, являются личным мнением Р.А. Маршавина и не отражают официальную позицию Всемирного банка или правительства Российской Федерации.