Российский кинорежиссер Сергей Урсуляк, в числе работ которого "Жизнь и судьба" по роману-эпопее Василия Гроссмана, экранизация "Тихого Дона" Михаила Шолохова, сериал "Ликвидация" и полнометражная драма "Праведник", рассказал ТАСС о своих новых проектах, о том, как за последние годы изменился театр, об отношении к ремейкам в кино и допустимости мата в художественных произведениях.
— Сергей Владимирович, вы больше года назад приступили к работе над оперой "Евгений Онегин" в Большом театре. На каком этапе сейчас этот проект?
— Точнее было бы сказать, что больше года назад я не приступил к работе над оперой "Евгений Онегин". Я действительно начинал это дело, но в силу разных обстоятельств оно прекратилось.
— А на каком этапе сейчас работа над сериалом "Война и мир"?
— В самом начальном периоде. Это предложение канала "Россия". Я согласился, а сейчас идут, так сказать, позиционные работы на тему: когда, с кем, в каком порядке, кто будет писать, кто будет читать и кто будет смотреть. То есть пока это самое начало работы, говорить особенно не о чем, но принципиальное решение каналом принято. Надеюсь, что все состоится.
— Как пришла идея экранизации этой эпопеи?
— Она пришла в голову не мне, я бы никогда не отважился на это, но канал "Россия" считает, что пришло время повторной постановки этого романа, потому что в силу разных обстоятельств лучшая экранизация Бондарчука, так сказать, для молодого зрителя и даже зрителя среднего возраста потеряла актуальность в каком-то смысле, и при том, что это выдающиеся произведения. И нужно, что называется, возобновить интерес к этой книге, роману и ко Льву Николаевичу Толстому.
— А кто будет в главных ролях?
— Если бы я знал. Собственно, это самое интересное. Еще не знаю, какие-то очень хорошие артисты, я думаю.
— Когда планируете завершить съемки и когда мы сможем увидеть картину?
— Думаю, к концу 2027 года.
— Чем принципиально будет отличаться ваше прочтение от картины Сергея Бондарчука?
— Во-первых, у Бондарчука, я думаю, было больше денег. Во-вторых, в принципиальном смысле, я думаю, ничем, кроме степени таланта, потому что Бондарчук — выдающийся режиссер. Но я думаю, что только в том смысле, что великое произведение литературы само по себе каким-то волшебным образом находит ответы на вопросы, которые мучают людей сегодня. Собственно, потому это и классика, что она актуальна во все времена. Я очень надеюсь, что мы найдем то, что будет интересно сегодняшнему зрителю. Я думаю, что здесь в этом все дело.
— Почему вы выбрали именно этот роман Толстого? На чем хотите сделать акцент в своей экранизации?
— Повторю, это не я выбрал этот роман классика, это выбрал канал "Россия". А на чем акцент? Вы знаете, я не знаю на чем. Я лишь в самом начале работы для того, чтобы ответственно отвечать на эти вопросы. Я думаю, что в меньшей степени мне будет интересна военная часть. Как всегда, меня будут больше интересовать семейные, личные взаимоотношения героев. Думаю, что это, скорее всего, для меня будет главным, но для постановочной части от войны никуда не уйдешь, она тоже будет занимать определенное время и место.
— Вы стали новым президентом выборгского кинофестиваля "Окно в Европу". Планируете что-то изменить или привнести?
— Я считаю, что выборгский фестиваль занимал свое очень важное и очень определенное место в системе кинофестивальной жизни нашей страны. Этот фестиваль всегда отличался несуетливым, очень товарищеским и очень негламурным, я бы сказал, существованием. И мне бы хотелось, скорее, сохранить, чем что-то разрушить или что-то привнести. Привнести мне хотелось бы более актуальную повестку, чтобы это было интересно не только определенного возраста людям, но и молодым в какой-то степени. Не хочу делать акцент на молодых, но тем не менее. Моя задача, скорее, — не разрушить.
Я вообще не сторонник резких перемен, я сторонник, так сказать, постепенного изменения. Я не революционер, короче говоря
— Отвечая на вопрос о том, почему ваш режиссерский интерес обращен в прошлое, вы ответили, что снимаете только о том, что вам нравится, а современность для вас "лишена обаяния". Чем же так непривлекателен для вас XXI век?
— XXI век сам по себе мне не то что непривлекателен, но окружающая меня жизнь дает больше поводов для огорчения, чем для радости. Уж вам-то в ТАССе это должно быть известно, как никому.
— Но ведь при советской власти было много ограничений, художникам было сложнее выживать...
— Это заблуждение. Заблуждение не то, что было много ограничений, а то, что было гораздо сложнее. Каждое время дает свои сложности, и уверяю вас, что те сложности, которые существуют сегодня, так же сложны, как и те, которые были тогда, просто это разные сложности. Но если говорить всерьез и заниматься этой профессией серьезно, то легко не было ни тогда, ни сейчас, просто на каждом этапе есть свои сложности, ограничения и свои, так сказать, болячки.
— Хочу спросить о театре. За те 35 лет, что вы из театра полностью переместились в кино, что, на ваш взгляд, изменилось в театральной индустрии?
— Мне кажется, что слишком много стало развлечений, желания развлекать и развлекаться. Я думаю, что в огромной степени ушла школа режиссуры, которая была тогда. Хотя надо сказать, что это просто брюзжание, потому что в последние несколько лет появилось большое количество интереснейших режиссеров и в Москве, и в Петербурге, и в России вообще.
Мне кажется, что чуть-чуть потерялся зритель — за счет того, что слишком большой акцент на развлекательность и на успех, а не на сутевую какую-то вещь, что важно в театре. Театр — одно из немногих мест, которое может добираться до сути
Слишком много развлечений — вот это, пожалуй, главное изменение. А в целом, театр отражает жизнь, настроение людей, которые живут сегодня, и он видоизменяется именно потому, что меняются люди. Здесь не в театре дело, театр — это отображающее зеркало. Поэтому будет меняться жизнь, будет меняться и театр.
— Надеемся, в лучшую сторону.
— Естественно, куда же еще.
— Какие спектакли вы режиссируете в этом театральном сезоне?
— В этом театральном сезоне я никаких, слава тебе господи, спектаклей не режиссирую. Это была случайная история год назад, когда Егор Перегудов, руководитель Театра Маяковского, уговорил меня поставить в его театре какой-то спектакль ("Другая сказка" — прим. ТАСС). Я с большим, так сказать, скрипом согласился на это, провел там полгода, и, слава тебе господи, это закончилось, спектакль уже год идет. И я не собираюсь возвращаться в театр, это совершенно другой жанр, вообще другой вид искусства, я бы сказал. И театральный режиссер, и кинорежиссер — это две разные профессии. Я это знал теоретически, но в этом я убедился еще раз практически.
Я вообще не считаю, что можно из кино забежать в театр, что-то поставить и улететь. Так дела не делаются. Театральный режиссер еще может позволить себе поставить что-то в кино, и это бывает хорошо, а вот так, чтобы кинорежиссер забежал в театр и что-то поставил, и чтобы это было хорошо, — огромная редкость.
— Не скучаете по театру?
— Совсем не скучаю. Я и по кино-то не скучаю.
— В ходе заседания Совета по поддержке русского языка и других языков был поднят вопрос о мате. Актриса Екатерина Гусева заявила о необходимости борьбы с нецензурной лексикой, Путин назвал мат частью нашего языка. В современных фильмах ненормативная лексика — достаточно частое явление. Как вы к этому относитесь?
— Я согласен с нашим президентом, что мат — это часть языка. Причем, больше того скажу, это неотъемлемая часть языка. Я скажу еще больше: это крайне важная часть языка. Другой разговор, что пользоваться этой частью языка нужно очень аккуратно. Есть и были виртуозы владения этим языком: когда это неоскорбительно, когда это придает шарма, перца и чего хотите, но бытовой мат — это чудовищно, а еще хуже мат в театре и в кино. Это мне кажется отвратительно, и это может быть только тогда, когда это превращается во что-то высокохудожественное, когда есть художественная необходимость в использовании этой части нашей речи. Таких случаев не так много, и поскольку наши классики и кино, и театра, и литературы избегали этого, то я не понимаю, почему, так сказать, Васе Пупкину и Леше Попкину нельзя этого избежать в своих творениях.
Сейчас считается, что мат — это как бы правда. Причем мне нравится, что все кино состоит из сплошного вранья, но вот мат — это единственное, что связывает с правдой. Это чудовищно выглядит, и я сторонник того, чтобы это категорически запретить и разрешать только тогда, когда это действительно художественно необходимо
Такие случаи тоже бывают. Не буду опять же строить из себя этого самого, я этой частью языка пользуюсь, говорю и очень часто на нем даже думаю.
— Сергей Владимирович, а как вы относитесь к ремейкам?
— Опять же, здесь нужно договориться о терминах. Вот сейчас собираются экранизировать "Войну и мир", и это тоже кто-то называет ремейком, хотя это не является ремейком, это является повторной экранизацией литературного произведения. Ремейк — это когда я беру оригинальный сценарий "Бриллиантовой руки" и ставлю его по второму разу. К ремейкам я отношусь хуже, а к повторным экранизациям я отношусь очень хорошо, я считаю, что это необходимость. В чем смысл ремейков, я не знаю, но, опять же, здесь каждый для себя решает сам. Кому-то хочется поставить еще раз какой-то классический советский фильм, допустим. Флаг в руки, но я это не очень понимаю.
— Например, сейчас Жора Крыжовников снимает сериал по мотивам фильма "Москва слезам не верит"...
— Я не очень знаком с тем, что снимает в этом смысле Жора Крыжовников, но не думаю, что он просто тупо переснимает картину Меньшова. Я думаю, что Жора Крыжовников достаточно самостоятельный и талантливый режиссер для того, чтобы сделать по этому поводу что-то свое. Я не думаю, что это ремейк, я думаю, что здесь, скорее, совпадение названия. Надеюсь на это. Но я не в курсе, честно говоря, подробностей этой картины.
— Если бы была возможность переснять какой-нибудь ваш фильм, какой бы вы выбрали?
— Начнем с того, что я не пересматриваю свои картины, только если случайно, если она идет по телевизору, я могу там на пять минут зависнуть. А так, чтобы их смотреть, нет. Я их снимать-то не хочу, не то что переснимать. Зачем? Не нужно этого. Эти картины отражают меня таким, каким я был в тот момент, когда я это снимал. Так можно все переснимать. Я же не хочу менять свою жену или своих детей, квартиру и вообще свою жизнь. Вообще ничего менять не хочу. Как снял, так и снял.
— Недавно в одном из интервью вы сказали, что "нам как нации вообще не идет цинизм", а что нам идет?
— Мне трудно сказать, что нам идет. Если по ощущению — мне бы очень хотелось, чтобы мы жили так, как жили герои Данелии в фильме "Я шагаю по Москве", чтобы молодые были такими. Это невозможно, но мне бы хотелось, чтобы эта атмосфера была. И больше того, когда мы проводили чемпионат мира по футболу, в каком-то смысле существовала атмосфера доброты, принятия другого человека, добродушия, доброжелательности. Нам, мне кажется, важно понять и поверить в то, что кругом не враги. Бывают, конечно, обстоятельства, но кругом не враги, и мы никому не враги. И вот с этим ощущением, мне кажется, нужно жить. Нужно быть добрее друг к другу, и тогда жизнь зацветет розовым цветом.