Спецпредставитель президента России по вопросам международного сотрудничества в области информационной безопасности Андрей Крутских рассказал в интервью ТАСС о возможных провокациях против РФ в киберсфере, положении дел в отношениях Москвы и Вашингтона, а также ответил на вопросы о событиях, чреватых конфликтом или даже войной.
— Андрей Владимирович, сейчас, когда не получается принять глобальное ооновское соглашение в сфере кибербезопасности, возможно ли заключение Россией двусторонних или многосторонних соглашений по этому вопросу?
— Я бы не согласился с тем, что не получается принять международные договоренности. Как тогда квалифицировать принятую по инициативе России с огромным количеством коспонсоров резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН, которая впервые в истории человечества универсализировала предложенные РФ и выработанные еще в рамках группы правительственных экспертов ООН по международной информационной безопасности правила — Кодекс ответственного поведения государств в информационном пространстве? Напомню, что она была принята в декабре прошлого года. За нее проголосовали 120 стран, 40 с лишним — против. Но последние не скрывают, что они это сделали под прямым и очень жестким давлением США.
Россия поднимает тему международной информационной безопасности 20 лет, эта тема развивается, и вот это двадцатилетие было отмечено тем, что человечество приняло определенный первоначальный список мер ответственного поведения в киберпространстве. Да, резолюции ООН не носят правового характера, но они носят моральный и политический характер. Страны, подписавшиеся под этим документом, явно обозначают, что разделяют философию России о предотвращении вредоносного использования информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) во всех ипостасях — террористической, криминальной или агрессивной военно-политической.
Другое дело, что выработка развернутого документа в виде соглашения или договора — это очень сложный процесс, учитывая разногласия и противоречия, которые на сегодняшний момент есть у ряда стран. Поэтому пока нужно идти по пути принципов и правил, содержащихся в этом кодексе, то есть моральных обязательств. А это очень далеко идущие обязательства. Потому что они не допускают агрессивное использование ИКТ, они не допускают использование посредников (при нанесении киберударов по другим странам), они предусматривают, что все обвинения кого бы то ни было в использовании вредоносного ИКТ должны быть обоснованы, а не огульны.
Будет заседание группы открытого состава, создание которой вытекает из нашей резолюции. Это площадка, отдельный орган Генеральной Ассамблеи ООН, где имеют право участвовать все желающие и заинтересованные, все 190 с лишним государств. Это не элитарный клуб, все мы в одной лодке сидим. Мы все зависимы от этих технологий. Соответственно, каждый должен вносить определенный конструктивный вклад в решение этой проблемы. Поэтому мы исходим из того, что на коллективной переговорной основе мы можем выработать далеко идущие решения и, в частности, расширить первоначальный кодекс поведения, который уже удалось создать.
Что касается готовности России заключать отдельные соглашения в двустороннем или многостороннем формате, то эта практика активно проводится. У нас есть такие соглашения в рамках ШОС, в рамках СНГ. Даже если брать только страны ШОС — это, возможно, две трети мирового рынка ИКТ-технологий. Сейчас ставится задача выработать аналогичное соглашение в рамках БРИКС, а двусторонние соглашения у нас подписаны чуть ли не с десятком стран. Проекты этих соглашений сейчас находятся в активном обсуждении с еще примерно таким же количеством государств, с которыми мы ведем переговоры по конкретным формулировкам.
Скажем, соглашение в рамках ШОС открыто для присоединения других стран. Оно было выработано странами — основателями ШОС, потом в организацию вступили Индия, Пакистан, и они подписались под этими соглашениями. Эти соглашения помогают нам преодолеть те трудности, которые есть в этой сфере, информировать другу друга об опасностях и ликвидировать ущерб, который могут понести наши страны в этой сфере. То есть они абсолютно не направлены против кого бы то ни было.
— Фиксируются ли сейчас попытки кибератак на ресурсы российской государственной власти, вообще, на российские ресурсы из-за рубежа?
— Идет постоянный процесс обеспечения нашей национальной безопасности. Естественно, этим занимаются компетентные органы, и руководство нашей страны неоднократно даже объявляло о количестве таких нападений в прошлом, например, во время зимней Олимпиады в Сочи в 2014 году. Последняя цифра касалась попыток сорвать наш чемпионат мира по футболу. Тогда на Россию из-за рубежа было совершено более 25 млн различных кибератак. Но по итогам чемпионата вы можете видеть, что наш бронепоезд стоит на запасном пути — кибербронепоезд — и позволяет успешно защищать наше национальное информационное пространство и проводить крупные мероприятия.
— В США в преддверии избирательной кампании 2020 года уже снова начинаются спекуляции о том, что Россия может якобы опять вмешаться в выборы. Как вы считаете, мы можем каким-либо образом, может быть, тоже с использованием технологий, убедить американцев, что это невозможно, что такого не будет?
— Это все пропагандистские игры внутри Соединенных Штатов. Им нужен образ врага, на этом они наращивают внутренний политический капитал.
Что касается существа дела, мы предложили США целую палитру двусторонних решений, которые могли бы гарантировать друг другу ненападение в кибернетической сфере — как с нашей стороны, так, соответственно, на основе взаимности, и с их стороны. Как вы знаете, между США и Россией заключено межправительственное соглашение о мерах доверия в киберпространстве, принятое еще во времена предыдущего президента Соединенных Штатов Барака Обамы.
Развивая эту тему, мы как раз и предложили США по линии министерств иностранных дел провести переговоры о заключении соглашения о предотвращении инцидентов в киберпространстве, опираясь на опыт аналогичных соглашений в других сферах — по предотвращению инцидентов в открытом море и в воздушном пространстве над ним.
В свое время, до подписания этих двух соглашений, была масса инцидентов между нашими самолетами и кораблями: по недоразумению, по глупости или по прямому расчету. Но это были очень опасные инциденты. Они пахли конфликтом и даже войной. После заключения этих соглашений на опыте Сирии мы видим, что ни один россиянин не убил американца, ни один американец не убил россиянина. Эти соглашения работают, вот мы и предлагаем американцам по крайней мере начать переговоры о выработке таких соглашений и для киберпространства. И дальше эти соглашения могли бы, если их удастся достичь, стать хорошим прецедентом и для других стран. Госдепартаменту это предложение было передано.
Увы, американцы, отягощенные своими внутренними разборками, пока на такие переговоры не пошли. Надеюсь, что после визита [госсекретаря США Майкла] Помпео к нам и разговоров с руководством нашей страны, а также опираясь на итоги доклада [спецпрокурора Роберта] Мюллера, американская администрация теперь будет свободна в проведении важных для безопасности обеих стран двусторонних переговоров с нами, в том числе по этой теме.
— В недавней статье вы писали, что без диалога в киберсфере США и Россия могут столкнуться с угрозой масштаба нового Карибского кризиса. Вы считаете, что действительно угроза так велика, что может привести к ядерной войне?
— Я не хочу говорить о том, что эта угроза непременно приведет к ядерной войне. Я хочу сказать о другом. Не только для России и США, но и для других стран ситуация в киберпространстве очень опасная: существует международно-правовой беспредел, когда страны принимают доктрины, основанные на превентивных киберударах, когда нет четкого международного права, регулирующего этот вопрос, когда Совет Безопасности ООН фактически не уполномочен разбирать инциденты в информационном пространстве.
В одном из положений кодекса, о котором я говорил раньше, говорится, что нельзя использовать посредников для нанесения киберударов по другим странам. Это важное положение. Государства несут ответственность за все, что происходит в их информационном пространстве и исходит из их информационного пространства, то есть с их территории. В этой связи, естественно, нам важно не допустить, чтобы в отношениях США и России были провокации, от кого бы они ни исходили, способные втянуть нас в конфронтацию. А уже масштаб эта конфронтация может принести в принципе неограниченный. Поэтому столь важно и приоритетно договариваться, вырабатывать правила поведения, заключать соглашения, быть прозрачными друг для друга, как, собственно, сумели сделать наши страны в аналогичной тяжелой ситуации в 70-е годы. Тогда был выработан целый комплекс соглашений, позволяющий стабилизировать ситуацию и в двустороннем плане, и в международном масштабе в целом, и избежать конфронтаций в области ядерных технологий.
— Работает ли механизм прямого диалога на случай киберинцидентов между Россией и США?
— Он работает, эти соглашения никто не отменял. Эти соглашения оттестированы, оборудование работает. Все три уровня линий прямой связи задействованы — на политическом уровне, на уровне спецведомств и так далее. Это очень важные соглашения.
Более того, они не только работают, они уже заслужили определенную позитивную оценку, поскольку именно через эти соглашения мы предоставили США, еще даже до избрания [президента Дональда] Трампа, всю информацию, которую их СМИ ложно, фейково использовали против нас. И потом мы задействовали эти механизмы несколько раз для передачи требуемой США информации. Так что эти линии работают. Другое дело, что они могут использоваться более активно. Но для этого нужно желание обеих сторон.
— И они применялись и после 2016 года, несмотря на развернутую в США кампанию вокруг якобы вмешательства РФ в выборы?
— Они применялись и в 2016 году, и до инаугурации Трампа, насколько я знаю, по-моему, в январе 2017 года. Это постоянно работающие линии в тестовом режиме.
Беседовал Владимир Костырев