"Сегодня это другой экзамен". Замглавы Рособрнадзора о репутации ЕГЭ и изменениях в нем

Единый госэкзамен с момента его введения показал себя с разных сторон — как положительной, так и отрицательной, однако различные сообщества по-прежнему видят в нем минусы. В будущем, которое прочат эксперты, принимать экзамен у школьника будет искусственный интеллект, бумажные бланки станут анахронизмом, а сам ЕГЭ трансформируется в совершенно новую форму. Почему в скором времени при сдаче придется больше говорить, а писать, возможно, вовсе не придется, и при каких условиях от экзаменов удастся отказаться совсем, в интервью ТАСС рассказал заместитель руководителя Рособрнадзора Анзор Музаев.

— Анзор Ахмедович, недавно Общественная палата подвела итоги опроса об отношении россиян к ЕГЭ. Только 20% опрошенных считают, что ЕГЭ обеспечивает справедливость при проверке знаний школьников. Прошло так много времени с 2009 года, а недоверие осталось?

— Во-первых, отношение к любому виду экзаменов всегда отрицательное, потому что он подразумевает волнение, стресс, переживание, подготовку. Что касается ЕГЭ, то здесь есть еще определенные стереотипы.

В период 2009–2013 годов политика центра была такой, что давала свободу регионам, регионы спускали ответственность на муниципалитет, централизованно за экзаменом никто не следил ни до, ни во время, ни после. Поэтому были массовые фальсификации, абсолютно во всех регионах были списки, подтасовки, где-то результаты рисовались. Это вызывало очень сильное раздражение у населения.

В 2013 году была еще и история с утечкой заданий экзамена. И вот после четырех лет абсолютного негатива очень тяжело объяснить людям, что единый государственный экзамен сегодня — это совершенно не тот экзамен, который был в 2009–2013 годах. Но стереотипы остались, особенно среди людей далеких от процесса, которые никогда не сдавали экзамен в форме ЕГЭ сами, но помнят, как они сдавали экзамены в школе.

— Сегодня страхи все-таки надуманные?  

— Буквально неделю назад я общался с двумя депутатами Госдумы. Они до сих пор уверены, что на Северном Кавказе есть ЕГЭ-туристы, и там все сдают на 100 баллов.

Есть объективные причины того, что происходит там. В связи с военными событиями в Чеченской Республике, Ингушетии, Осетии был большой отток учительских кадров, отсутствие контроля в течение многих лет со стороны федерального центра — все это привело практически к развалу образовательной системы, которая сейчас маленькими шагами восстанавливается.

Так вот, ЕГЭ — это более сложный и многогранный экзамен по сравнению с теми, которые сдавало старшее поколение. И заявлять о том, что экзамен привел к ухудшению знаний, — это достаточно голословные утверждения.

— Глава Сбербанка Герман Греф на ВЭФ вообще высказался за отмену экзаменов в школе. По его словам, дети выходят инвалидами, так как привыкают к системе оценивания. Готова ли российская школа отказаться от экзаменов?

— А чем их заменить?

Мы готовы отказаться от экзаменов, если кто-нибудь нам предложит иную модель отбора лучших выпускников в вузы. Мы всегда открыты для диалога и любому эксперту, который что-то предлагает, говорим: "Хорошо, давай создадим рабочую группу, поработаем". Как правило, вслед за такими заявлениями никогда не бывает последующей конструктивной работы.

Уже шесть лет после экзаменов мы спрашиваем у населения, что нужно изменить, ждем предложений. Шесть лет назад, когда мы впервые проводили такой опыт, у нас было 36 тыс. замечаний и предложений. В последние годы не более сотни. Думаю, что и в дальнейшем замечаний будет немного, потому что мы эти предложения учитываем и внедряем.

— Все-таки будет ли введен обязательный ЕГЭ по истории?

— В действующих и в модели новых, еще не утвержденных федеральных образовательных стандартах об этом ничего не говорится.

Мое мнение — это вызовет снова только напряжение всего родительского сообщества, учеников. Та модель, которая существует на сегодняшний день, уже устоялась, и она достаточно комфортная. Введение еще одного обязательного экзамена на качество освоения предмета в принципе не повлияет, серьезных изменений не будет.

А вот идея, когда экзамены в девятых классах сдаются по всем предметам, имеет право на жизнь. Обязательный базис знаний должен даваться на уровне основной школы до девятого класса.

— С 2021 года школьники будут сдавать ЕГЭ по информатике на компьютере. Как здесь обстоят дела?

— Это долго обсуждаемая история. Конечно же, ЕГЭ по информатике должен быть на компьютере. Это очевидно. Технологически мы эту задачу решили, модель у нас готова, есть вопросы, связанные с организацией экзамена, с инфраструктурой, которая есть в регионах, будет ли хватать компьютеров во всех субъектах Федерации на всех желающих. У нас есть подозрение, что когда мы введем информатику на компьютере, то у нас увеличится количество желающих сдавать экзамен в этой форме, поскольку многие профильные вузы откажутся учитывать при приеме вместо информатики физику.

Перед переходом на данную модель будет проведен глубокий анализ материально-технической базы во всех 85 субъектах РФ, картина будет представлена Министерству просвещения. Если возникнут какие-то проблемы с оборудованием в том или ином регионе, то будем рекомендовать решать их в рамках реализации нацпроекта "Образование". Программное обеспечение для экзаменов будет разрабатываться с учетом той техники, которая есть на всей территории России, а не в только в Москве, Санкт-Петербурге или Казани.

— Какие еще изменения ждут ЕГЭ в будущем?

— Мы сейчас обсуждаем модель экзамена, которая будет существовать условно лет через 10–15. Здесь уже мы можем говорить об экзамене с использованием искусственного интеллекта, то есть сам учитель на экзамене не присутствует. Между школьником и искусственным интеллектом происходит какой-то диалог, действия, оценка этих действий.

Обсуждается форма экзаменов, где уже практически не используется бумага, где акцент сделан на устной форме сдачи. Особое внимание будет уделено оценке гибких навыков школьников: креативности, критического мышления, коммуникативности, умения работать в команде. Возможно, будет единый комплексный экзамен по всем предметам. Достаточно разные варианты обсуждаются.

— Это ближайшее будущее?

Мы обсуждаем экзамен 2030–2040 годов. Задаем высокую планку и смотрим, как она ложится на технологии, которые есть. Но говорить об этом пока рано, возможно, еще даже в первом классе не сидят те ребята, которым в будущем предстоит проходить такую форму оценки.  

Конечно, когда мы сможем довести до конца формирование серьезных баз данных, когда они будут структурированы, связаны между собой, когда будем работать с Big Data, тогда уже можно максимально уходить от формы, когда по тому или иному ребенку нужно проводить процедуры в виде ЕГЭ.

В принципе, будет все понятно, какой у него уровень, его динамика, начиная с первого класса по 11-й, какие у него достижения в той или иной предметной области. На сегодняшний день ни в одной стране мира идеально выстроенных баз данных по отдельно взятым ученикам нет, нет их и в России, все движутся в этом направлении, но тут много ограничений. Это связано и с отказом родителей от того, чтобы данные их ребенка цифровались и где-то хранились, а также не предусмотрено законодательством как у нас, так и в других странах мира.

— Что Рособрнадзор планирует делать с теми школами, которые показывают необъективный результат при проведении Всероссийских проверочных работ (ВПР) третий год подряд? А это чуть более 200 школ.

 — Мы просто проводим мониторинги и даем картину в целом по стране, публикуем на наших ресурсах списки школ с признаками необъективности результатов ВПР. Регион должен сам погрузиться в эти данные и понять, в чем проблема у той или иной школы. Нас больше всего интересует судьба не отдельно взятого директора, но отдельно взятого ребенка, его семьи, потому что когда мы говорим о равенстве условий для всех детей по всей России, то подразумеваем и то, что школы должны оценивать учеников одинаково.

Если директор не может выстроить внутри маленькой школы систему ежедневной объективной оценки, то все-таки это не тот управленец, который нужен детям, родителям, учителям.

— Хотелось бы затронуть тему нацпроектов. Ранее в СМИ писали, что вице-премьер Татьяна Голикова инициировала создание отдельной системы контроля социальных нацпроектов на базе ЦИТиС (Центр информационных технологий и систем органов исполнительной власти — прим. ТАСС) Рособрнадзора. Зачем такая система была создана? Какие показатели она оценивает?

— Действительно, на базе ЦИТиС создан Центр мониторинга национальных проектов, который практически в круглосуточном режиме мониторит ситуацию, как идет работа по реализации социальных нацпроектов.

Нацпроект — это огромный массив задач. Если отдельно какая-то структура не будет мониторить их выполнение, то отрицательный эффект можно будет увидеть уже постфактум. Центр позволяет в режиме реального времени отслеживать ситуацию, где какие проблемы возникают, дошло ли финансирование или нет, если дошло, то как используется, начато ли строительство, закупается ли оборудование, проводится ли интернет и так далее.

Например, есть проблема, связанная с тем, что некоторые школы, построенные еще в 2018 году, до сих пор не получили лицензию, не имеют права заниматься образовательной деятельностью. Коммуникации не провели или что-то не соответствует требованиям. Разные причины. Объекты качественные, но недоработанные. И по итогам всероссийского совещания, которое Татьяна Алексеевна Голикова провела, мы эту проблему взяли на ручное управление, общались с региональными министрами, выстроили дорожные карты. Все школы, построенные в 2018 и 2019 годах, с нашей стороны поставлены на особый контроль. Мы до 1 января проверим, получили ли они лицензии. Школы, которые только будут введены до 1 января 2020 года, включены в план проверок на весь следующий год.

Беседовал Кирилл Борискин