Выставка "Шагал: между небом и землей", где представлено 239 работ Марка Шагала, открылась 16 ноября в подмосковном музее "Новый Иерусалим". Куратор выставки, эксперт в комитете Марка Шагала в Париже Екатерина Селезнева рассказала в интервью ТАСС о "шекспировской театральности" художника, уникальных гравюрах и реакции внучек Шагала на этот масштабный проект.
— На выставке будет 239 произведений. Можем ли мы сказать, что она беспрецедентная по составу работ, по акцентам?
— Шагал жил так долго, работал так много, что ни на одной выставке, даже самой большой, невозможно проследить все, если можно так сказать, извивы его творчества. Это правда, что на выставке будет 239 работ только шагаловских, но помимо этих работ будут еще и работы, которые нам очень интересно показать в диалоге с Шагалом. Это и предметы быта из Музея истории евреев России, и несколько экспонатов из музея "Новый Иерусалим". И поэтому общий состав выставки будет приближаться к 270 экспонатам.
— Что это за предметы быта? Почему они вошли в состав выставки?
— Наша идея в том, что подобные предметы могли быть в доме самого художника, у людей из его ближайшего окружения, родственников, друзей, знакомых. Тора, свечи, праздничный стол и так далее — все это присутствует в его работах и картинах. Также у нас представлены лубки, они интересны как раз тем, что Шагал их мог видеть и у себя, и в путешествиях в Москву, в Петербург, это было общедоступное и популярное народное искусство и оно ему было очень близко.
Часто мы замечаем, что его ранние работы напоминают вывески или какие-то цеховые знаки. На нашей выставке есть чудесный "Водонос", которого Шагал, наверное, не видел, но когда на него смотришь, кажется, что он — один из персонажей его картин.
— На выставке в "Новом Иерусалиме" можно увидеть 105 гравюр. Что это за работы?
— Среди "работодателей" Шагала был и французский издатель Амбруаз Воллар, он заказал художнику иллюстрации к Библии. Шагал о с большим энтузиазмом принялся за эту работу, но ее пришлось прервать на долгие годы — и по причине смерти Воллара, и из-за начавшейся войны. И только в 1956 году, эти гравюры были полностью напечатаны, их 105, и они мыслились как черно-белые. На нашей выставке мы показываем уникальный комплект, который Шагал вручную раскрасил гуашью и подарил своей второй жене Валентине.
— В чем символичность места для проведения выставки? Почему "Новый Иерусалим"?
— Само название музея — "Новый Иерусалим" — продиктовало нам определенный угол зрения, повлияло на концепцию проекта. Это поиск своего Иерусалима, который свойственен очень многим людям, и не только художникам, не только священникам. Был свой Иерусалим и у Шагала. Он мечтал о Святой Земле с детства, недаром в своей книге "Моя жизнь" художник упоминал о том, что при слове "Иерусалим" у его отца на глазах выступали слезы.
Шагал считал, что Библия — одна из самых поэтичных книг, что очень важно, чтобы ее знали, читали. Конечно, это очень интересный постулат и заход, потому что Шагал жил среди художников-модернистов, и сам им был. Он не только выбрал такую непопулярную для многих его товарищей по цеху тему для разработки, но и максимально приблизил библейских героев к сегодняшнему дню. Он считал, что этих людей нам важно знать.
У нас на выставке будет представлен один интересный библейский сюжет — исход евреев из Египта. Мы покажем 16 состояний гравюры — с его примечаниями, записями, которые очень интересно расшифровывать. На некоторых художником указано, что надо "направить" больше света на лицо, четче сделать линию плеча, подчеркнуть складку на одежде — это дает понимание того, что такое творческая лаборатория художника.
— Как решена архитектура выставки? Какие тематические пространства имеются?
— Пространства связаны с конфигурацией зала — зал и разновысокий, и разноликий. У нас есть четыре деления. Первое пространство — "жизнь земная", там представлены ранние работы Шагала — и из частных собраний, и из Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина, и предметы быта, о которых мы уже говорили.
Конечно, есть раздел, посвященный его музе — Белле. Она была очень образованной женщиной, окончила женскую школу Герье, хотела быть актрисой, поступила в студию МХАТа, принимала участие в спектаклях. Потом она вышла замуж за Шагала: ее родители смотрели на их брак, как на полный мезальянс, но после стало абсолютно очевидно, что это настоящий союз двух любящих людей. И слово "любовь" в шагаловском словаре — это слово, которое очень связано с Беллой.
И сколько она для него сделала! Особенно после того, как они уехали из России, потому что она говорила на иностранных языках, понимала формат встреч, была прекрасно воспитана и образована. Она вела его по жизни очень уверенно, как лоцман. Первый раздел заканчивается представительным, серьезным портретом жены "Белла с гвоздикой" — у него есть подназвание "Белла в роли Гамлета", и мы понимаем, что это рефлексия на раздумья Беллы: кем ей быть в их семье, ведь она так хотела стать актрисой, но все-таки решила стать настоящей "женой художника".
В третьем зале — гобелены, довольно много живописи, эскизы к витражам. А четвертый раздел, это даже не зал, а такой проход, где размещены библейские гравюры.
— Вы говорили в одном из интервью, что Шагал "по-шекспировски театрален". В чем это заключается?
— Это такая повествовательная театральность, она не была особенно популярна среди его современников, многих из которых привлекали формальные поиски или абсурдистские построения. Может, в том, что работы Шагала можно читать, как книги, и кроется один из секретов его узнаваемости. Шагал говорил: "Я жилец одного дома, художник одной картины", и в каком-то смысле это перекликается с тем, что сказал Шекспир о том, что вся наша жизнь — театр.
Шагал фиксировал различные состояния своей души и собственные переживания, и постепенно у него сложилась собственная полифоническая живописная азбука, своя таблица Менделеева, — в его лексиконе есть несколько часто употребляемых слов. Очень важными словами были "любовь", "краска" и "химия". Собственно, из краски и любви и возникала та самая, особая "химия", которая ощущается в его работах и трудно поддается описанию.
Шагал писал, что ему иногда кажется, что в мире существуют четвертые, пятые и другие измерения. Его картины — своеобразные притчи, и зависит от человека, как он эту историю прочтет. Сам Шагал писал, что в своей жизни он хотел бы сделать для людей несколько картин, но они настолько просты, что он боится, что их не поймут.
Что еще хочется сказать про внутренний театр Шагала... Он пишет в своей книге: "В один прекрасный день, а других и не бывает на свете…"; это тоже его позиция — ты пришел в этот мир, чтобы жить. Ты пришел в этот мир, чтобы жить, значит — живи, сопротивляйся, цепляйся за эту жизнь, старайся быть счастливым. Конечно, в его жизни были горькие и тяжелые потери: его любимая мать умерла в 1915 году, еще до революции, отец надорвался, не пережив годы лихолетья, что уже говорить про войну, про истребление евреев.
В 1944 году потерял свою любимую жену Беллу. Но в то же время она осталась с ним, в его холстах, его музой, вечной невестой. возлюбленной. Вот эти полеты во сне и наяву делали его неуязвимым. Это тоже, вероятно, одна из причин его долголетия — "с любимыми не расставаться", упорно работать — а он очень много работал и говорил про то, что нужно работать не на 90%, а на 400%, и что только качество работы дает качество жизни. Это тоже очень важный его постулат, потому за легкостью его живописной манеры стоит огромный труд.
— Это тоже отражено на выставке "Между небом и землей"?
— Да, наша выставка в том числе и об этом. Мы хотели показать, с одной стороны, как обычный предмет становится образом в его работах, а с другой стороны — как ведется "личный дневник" художника.
— Какое участие принимали внучки Шагала в выставке? И как-то удаленно вы им показывали, как происходит подготовка, или они приезжали в Россию до открытия выставки?
— В связи с тем, что я езжу на заседания Шагаловского комитета, то обмен мнениями шел непрерывно, а кроме того, они правообладатели. Правообладатели следят за чистотой жанра, проверяют, чтобы не было неподлинных работ в изданиях и на выставках, чтобы не было показов в неуважительном для художника контексте, поэтому все издания и изображения согласовывались через французское агентство по авторским правам и российский УПРАВИС.
Внучки Шагала очень счастливы этой выставке. Они искренне считают, что Шагал сердцем был в России, даже уехав из нее. Когда в 1922 году он уезжал, то горестно писал, что "ни царской, ни советской России я не нужен, я здесь чужой, я как пятое колесо в телеге". Белле и Мерет Мейер всегда хочется, чтобы эта ситуация менялась к лучшему. И количество посетителей выставки Шагала в музее "Новый Иерусалим" — лучшее подтверждение проходящих изменений.
Беседовала Наталия Крючкова