Одним из участников VIII Санкт-Петербургского международного культурного форума (ПМКФ), который прошел с 14 по 16 ноября, стал знаменитый российский художник-каллиграф Покрас Лампас. Так, он вместе со сценаристом и режиссером Алексеем Германом и писателем Евгением Водолазкиным принял участие в "Анти-пресс-конференции: о чем говорят иностранные СМИ?", где задал вопросы журналистам. В кулуарах форума художник встретился с ТАСС, чтобы поговорить о своих ближайших проектах, трансформации росписи на площади в Екатеринбурге, а также почему он не станет сотрудничать с лейблом Black Star.
— Ближайшую выставку ваших работ проведет Русский музей в 2020 году, ваше творчество будет представлено среди других художников. Какая задумана концепция проекта?
— Русский музей готовит большую групповую выставку о петербуржских художниках. Все, что я могу пока о ней сказать, — там будет современное искусство Санкт-Петербурга.
— А какие сольные проекты ожидаются в ближайшее время?
— У меня только-только закончился проект в Шанхае. Там я делал инсталляции из шелка, арт-перформансы, была также выставка моих работ в рамках арт-недели в Шанхае — ART021. Что касается в целом авторских проектов, в основном в этом году это масштабные росписи. Все, что связано с полотнами, это проекты, которые идут на 2020 год, сейчас я их пишу, а потом мы их отправим.
— Получается, все проекты в следующем году?
— Да, 29 ноября в Лондоне будет презентован огромный расписной фасад, созданный в коллаборации с Рей Кавакубо, художником и дизайнером бренда Comme des Garçons. Вместе мы сделаем проект на фасаде Dover Street Market.
— А выставки?
— Точно будет сольная выставка в Дубае в 2020 году.
— Ваша первая российская сольная выставка состоялась в 2018 году в Москве, планируете ли еще вернуться в столицу?
— Сольные выставки мне пока не очень интересны, потому что у меня довольно большой объем работ, который забирает галерея Opera Gallery за границу. В России из-за контракта с ней я работаю не с галереями, а с музеями либо с фестивалями или организациями. Поэтому маленькие галерейные выставки я здесь не провожу. Стараюсь делать крупные штрихи. Следующий большой проект будет в московском Манеже в конце декабря.
— Фестивальный?
— Нет, выставочный, групповой.
— Не могу не спросить о нашумевшей истории с религиозными активистами из Екатеринбурга. Вы переделали "Супрематический крест" на площади Первой Пятилетки в Екатеринбурге. Изменился ли смысл работы после ее переделки?
— Меня очень многое с этой работой связывает. У работы поменялось название, теперь это "Метасупрематический крест". Соответственно, приставка "мета" используется по отношению к работам, созданным в последнем десятилетии, происходит от термина Платона metaxis и обозначает колебание между двумя противоположными понятиями при одновременности их использования. Изначально форма креста существует и в религии, и в культуре. Если супрематический крест говорил о супрематической работе Казимира Малевича, которая была цитирована на той площади, то метасупрематический крест попал в контекст городской среды и через него изменил свою форму и свой смысл, все это четко описано в моей манифестации.
— Будете ли в будущем учитывать мнение религиозных активистов при создании работ, как-то согласовывать и обсуждать?
— Многие вещи зависят от намерения художника. У меня и раньше не было намерений, и сейчас нет намерений как-то провоцировать или сталкивать различные конфессии или выстраивать с ними какой-то деструктивный вид диалога, потому что я не критикую религию. Я считаю, что религиозные образы — это образы, которые имеют очень большой вклад в культуру. Соответственно, я как художник, который работает с разными культурами, так или иначе сталкиваюсь с тем, что многие образы имеют отсылки. Раньше не было никогда никакой агрессии к моим работам, и пример именно площади Екатеринбурга говорит о том, что, создавая любую масштабную роспись в городской среде, мы не просто делаем высказывание художника, а тем или иным образом меняем саму среду.
— Каким образом?
— Уличное искусство на нее влияет, и это видно по резонансу, который вызвала моя работа. Соответственно, нужно услышать причину, по которой люди были против. Там была очень явная причина: многим, особенно представителям радикальных организаций, неприемлемо ходить по форме креста. Я ни в коем случае не пытаюсь это как-то осмыслять, критиковать, потому что мы изначально о другом говорим. Но если это произошло и это действительно резонирует с целым городом, то моя задача — понять, какая цель была этой работы. Цель была спровоцировать или объединить людей? Если мы говорим об объединении, то я продолжаю действовать в роли человека, который объединяет. Если эта роль выполнена, значит, я как художник сохранил свою идентичность и сохранил свою изначальную цель. Все остальное — это уже трактовки и домыслы.
— Ваши работы появляются в совершенно разных местах: на заводах, отелях, даже в горах. Есть ли место, где вы никогда не стали бы делать роспись?
— На самом деле таких мест очень много. У каждого художника есть определенный внутренний кодекс того, с чем мы работаем, зачем мы это делаем. Если мы говорим о работе на какой-то масштабной поверхности, то, естественно, очень сильно влияет контекст этой среды и задача, которую преследует художник, чтобы высказаться. Я не занимаюсь декоративной росписью, я стараюсь интегрировать туда определенную манифестацию, говорить о слиянии культур и по-разному осмыслять различные исторические события, которые через уличное искусство обретают новый смыл. Вопрос не в том, где я не могу высказаться, а в том, какие темы мне не близки, и в основном это темы, связанные с политикой.
— Вы говорите, что не занимаетесь декоративной росписью. А, скажем, роспись машины, которую вы выполнили для Lamborghini в 2017 году, — это не пример декоративного творчества?
— Роспись Lamborghini была презентована в контексте открытия моей первой большой выставки в Дубае. Там были представлены мои максимально новые работы по стилю, которые в том числе затрагивали вынос каллиграфии из полотен на абсолютно разные объекты. Lamborghini был для меня объектом, сравнимым со скульптурой. То есть если художник расписывает скульптуру, он добавляет туда дополнительный смысл. Также и для меня. Автомобиль часто является законченным и лаконичным по форме, мне интересно с ним работать. Разница как раз в том, что я не стал делать продукт на основе этой росписи, продавая его как услугу. Если мы сравним это, в этом как раз отличие искусства от ремесла. Ремесло говорит о производстве, искусство говорит о создании уникального арт-объекта. Уникальный арт-объект сам по себе хороший предмет для дискуссии, и поэтому я считаю Lamborghini не декоративным арт-объектом.
— Тем не менее с Lamborghini была коллаборация, но не со всеми вы соглашаетесь сотрудничать? Как отбираете компании для партнерства?
— Основной принцип строится на ценностях, которые пропагандирует компания и которые пропагандирует художник. Если в узком смысле говорить, то художник часто выступает в абсолютно разных ролях: иногда он заявляет какую-то вещь, иногда он задает новый контекст. Коллаборация — это возможность сделать это на широкую аудиторию, часто поговорить с аудиторией и задать ей какой-нибудь риторический вопрос, который важен в тот или иной отрезок времени для развития локальной культуры либо культуры в рамках города или страны. Возможность художника присутствовать в контексте, который невозможен без совместных усилий.
— И много компаний отвечает вашим ценностям?
— Больше компаний, с которыми я работаю, чем компаний, с которыми я не работаю. Но примеров того, кто стоит в стоп-листе, очень много. Кто-то завязан в каких-то громких скандалах, кто-то не поддерживает искусство, кто-то связан с загрязнением окружающей среды, то есть цель компании может повлиять на то, каким может быть высказывание. Работать с брендами массового производства интересно, когда добавляешь им дополнительную ценность. Если мы берем компанию, которая производит много пластика, круто, когда художник, наоборот, с этой компанией его перерабатывает. В таком случае мы делаем правильное дело вместе.
— А чем все-таки провинился Black Star? Почему с ними не захотели работать?
— Основная сложность в том, что есть бренды, чья эстетика не совсем мне близка. Это очень важно, потому что сейчас современный художник — это в том числе и бренд, который представлен в медиасреде. Соответственно, если бренды объединяются, это должно быть понятное соединение, если в какой-то момент они расходятся по ценностям, по взглядам, по эстетике, значит, и не стоит объединять их.
— Жанр ваших работ — каллиграфия, не самый популярный художественный жанр в России (Лампас работает в изобретенном им направлении Calligrafuturism — прим. ТАСС). Занимаетесь ли вы его популяризацией? Планируете открывать свои школы?
— Я бы разграничил образовательную часть и часть, связанную конкретно с обучением. Образовывать можно и через громкие арт-проекты, которые начинают вдохновлять людей, создавать им новый медийный контекст и возможность узнать об этом явлении искусства, увидеть, как это сделано, откуда это сделано, и научиться самим. То есть это самообразование через яркий проект или яркую личность, которая это создает. Что касается непосредственно образования, то это отнимает очень много времени. Я как амбициозный художник не могу себе позволить учить других в тот момент, когда я учусь сам у себя гораздо быстрее. Если говорить о будущем, то я хочу думать об авторских проектах, нежели об обучении. Но все может измениться.
— Вы участвуете во многих форумах и фестивалях, поддерживающих молодых авторов. Считаете ли вы, что молодым художникам оказывается сейчас достаточная поддержка?
— Мне всегда сложно говорить о поддержке, потому что я сам старался быть self-made-человеком и не рассчитывать на поддержку. Поэтому когда она появлялась, я всегда был ей благодарен и считаю, что любая поддержка важна, но важнее то, как художник сам развивается, как крепко он стоит на ногах без того или иного влияния. Это касается авторских работ, проектов и развития, поэтому, конечно, форумы, фестивали и дискуссии помогают развивать и уличное искусство, и молодых художников. Но если сам художник не стремится к этому развитию, то и помогать, по сути, некому.
Беседовала Екатерина Выборова