19 мая во Франции завершился очередной Каннский кинофестиваль. На церемонии закрытия главную награду, "Золотую пальмовую ветвь", получил японский режиссер Хирокадзу Корээда за свой фильм "Магазинные воришки". Егор Беликов — о том, как выбор неплохого в целом фильма в качестве лучшего из всей программы показал несостоятельность каннского жюри.
Все-таки "Золотая пальмовая ветвь" — это мало того что звучит гордо. Награда Каннского фестиваля настолько весомая, что от этого даже страшно немного. Часто кинотеатральный зритель боится идти в кино на каннского лауреата потому, что боится эмоционального "перегруза". Фильм, награжденный "Золотой пальмовой ветвью", — это этапная работа, это кино, которое не забудется, а останется с нами навсегда. Это вам не "Оскар".
При этом каннское жюри может и должно ошибаться, тем более что состав этого жюри целиком меняется каждый год. Но не все члены жюри понимают, что выбирать нужно не тот фильм, который всем понравился, а тот, который, напротив, возмутил фестивальную толпу, оскорбил чьи-то чувства, подорвал устои и таким образом расширил наши представления о том, что можно снять на кинокамеру. Может, этот фильм в итоге не останется в веках, и такое бывало неоднократно. Канн никогда не станет точным инструментом для замера состояния киноискусства, это всего лишь еще один фестиваль, пусть даже и известнейший в мире.
Но в последние годы все каннские фильмы не то что не претендуют на место в истории кино, они вообще не выглядят как что-то экстраординарное. И унылый французский "Дипан" (про беженцев), и социалистический "Я, Дэниэл Блейк", и шведский "Квадрат" (хоть он и довольно радикален в сравнении с остальными).
Ситуация повторилась в 2018-м. Никто не скажет, что фильм "Магазинные воришки" японца Хирокадзу Корээды плохой. Он хороший, но какой-то обычный. Вот, например, в Канне в этом году не присутствовало фильмов, производством которых занимался онлайн-кинотеатр Netflix. Боссы сервиса непрерывно изучают вкусы своей публики, смотрят, что им больше нравится, и на основе этого заказывают киностудиям новые картины и сериалы. Вот и "Магазинных воришек" тоже будто бы сняли злодейские нейросети Netflix, проанализировав, что больше понравится каннской публике.
Фильм вообще типичен для автора. Корээда, которого российские журналисты (им режиссер быстро наскучил) радостно окрестили "Короедом", почти в каждом своем фильме скрупулезно, если не сказать занудно, изучает институт семьи. Его очень интригует тот факт, что совершенно разные люди, пусть даже биологические родственники, способны жить под одной крышей. Что их объединяет, а что разделяет? Может ли семья воспитать человека? А человек — семью? Корээда, как дотошный лаборант, снова и снова продумывает новые сюжетные обстоятельства и внимательно наблюдает за тем, что же происходит в этих обстоятельствах с его нарочито обычными, ординарными героями.
Проще говоря, "Короед" — идеальный фестивальный автор. Все программные директора знают, чего от него ждать, все рады его пригласить в конкурс. Он предсказуемо хороший и гладкий, это кино понятное и привычное, а значит, с фестивальных показов "Короеда" не будут сбегать шокированные зрители, как, например, с фильма Ларса фон Триера, и об этом не напишут гадостей журналисты. Кроме того, хотя у Корээды почти все фильмы на одну тему (единственное исключение — его картина "Третье убийство" 2017 года, хотя и там тоже про семью немного есть), но это все же исследовательское кино: автор не стоит на месте, двигается вперед и не боится снимать свои нежанровые, артхаусные работы, следуя собственным убеждениям о том, как правильно это делать.
Но критиков неконфликтность Корээды порядком угнетает. Такое ощущение, что он пытается снимать реалистичное кино и в то же время бежит от этой самой реальности к себе на съемочную площадку, где играется со своими героями, как с куклами в детской. Хотя, к чести постановщика, в "Магазинных воришках" он неожиданно изменил свои взгляды на его любимый институт семьи.
В самом начале фильма странная семейка Сибата, состоящая из мамы, папы и нескольких разновозрастных детей, проводит в супермаркете целую спецоперацию, чтобы украсть коляску, полную разнообразной снеди. Все их действия просчитаны до секунды, безукоризненно отрепетированы. Семья явно бедствует: все они живут в небольшой лачуге, денег мало. Но при этом они подбирают с улицы маленькую кавайную девочку Юри, всю грязную и в синяках.
Откуда взялась эта Юри, беспризорница ли она? В любом случае в доме Сибата ей явно лучше, чем на улице: они беззаботно проводят время вместе, а магазинные кражи, которые их кормят, никого совершенно не смущают. Правда, чем дальше, тем больше зритель задумывается: что-то тут не так. Про Юри регулярно докладывают по телевидению: оказывается, "ничейную" девочку разыскивают ее родители. Старшая дочь Сибата и вовсе танцует в пип-шоу, где, кстати, знакомится лично с одним из клиентов. И это всех устраивает.
Наконец в спорном, двусмысленном, неожиданном финале Корээда констатирует, что семья — это не обязательно те люди, которые тебя родили (а родители, в свою очередь, могут и не быть тебе семьей, пусть даже они произвели тебя на свет и ты живешь с ними в их же доме). Семью можно себе выбрать, и она будет ничем не хуже, чем та, которая дана тебе от рождения и которую, согласно расхожему выражению, как раз таки не выбирают
Мысль не то чтобы очень новая. Это все равно что в 2018 году неожиданно открыть для себя, например, что все люди разные, а вода мокрая. Уже давно очевиден кризис традиционных социальных институтов в эпоху метамодерна, постиндустриализации, глобализации. Семья, армия, государство — эти архаичные общественные конструкции устаревают и видоизменяются быстрее, чем мы успеваем это осознать и проанализировать. Но Корээда идет даже дальше: он выясняет, что в семье, которая состоит из сирот и изгоев, из бедных и, казалось бы, маргинализированных преступников, может возникнуть такая эфемерная и неформализуемая вещь, как простое человеческое счастье. Вот парадокс, к которому нас приводят: семьи уже нет, а семейное счастье еще есть.
Зритель в данном случае разбирается не с художественной провокацией, как у того же Триера, а со своим отношением к произошедшему: то, что он видит, — это вроде бы пасторальная картинка, но с другой стороны, с точки зрения государства и общества семья Сибата попросту опасна. Отнестись к подобному можно по-разному, но кажется, что на самом деле никаких радетелей семейных ценностей вывод Корээды не возмутит. Приемное родительство признано обществом приемлемым уже очень давно, а ко вмешательству государства в дела семейные люди относятся негативно, и кризис доверия к ювенальной полиции во всем мире это только подтверждает.
Проще говоря, это умное и любопытное кино, которое при этом почти никак не раздражает зрительские рецепторы. И награждение этого фильма "Золотой пальмовой ветвью" выглядит как решение хоть и не ошибочное, но все же трусливое. Такого не ждешь от жюри, возглавляемого Кейт Бланшетт, в котором женщин было больше, чем мужчин (а значит, от них ожидалось какое-то решение в духе феминизма, например, наградить фильм женщины-режиссера), в котором состоял Андрей Звягинцев, который известен как человек искренне любящий и тонко чувствующий авторское кино.
Почему же все так сложилось? Можно было бы заявить, что фестивальное движение окончательно уходит в прошлое и кинематографисты уже совсем скоро предпочтут безграничное пространство для творчества на телевидении и в интернете, а гламур и пафосные краснодорожечные показы уже никому не нужны. Но все же Каннский фестиваль для режиссеров и журналистов, которые там работают каждый год, несмотря на жару, — это как вторая семья: какая бы ни была, а все равно своя.
Этот последний бастион традиционной кинематографии не падет, пока там показывают выдающиеся фильмы. И даже "Короеда" можно потерпеть, раз уж такое дело.
Дата выхода фильма в РФ пока не известна.