Уход из жизни Киры Муратовой означает прощание с самым крупным режиссером русскоязычного кино из всех наших современников. Начав в эпоху послесталинской оттепели, Муратова совпала с новой советской кинематографической волной, к которой принадлежали Андрей Тарковский, Элем Климов, Лариса Шепитько и многие другие талантливые режиссеры.
Однако Кира Муратова, хоть и принадлежала к этой генерации, но никак не вписывалась в нее. Отчасти в силу того, что жила и работала в Одессе, но главное — потому, что ее художественный мир принципиально отличался от тех, в которых жили и творили ее современники.
Муратова никогда не снимала проблемно-социальных фильмов, но в то же время ее не привлекал тот тип авторско-мессианского кинематографа, который был характерен для этой эпохи. Ее интересовал человек в своей природной органике, и множество таких "прекрасных монстров" (профессиональных актеров и просто типажей) она нашла в своей любимой Одессе. Хотя при этом приглашала сниматься звезд из Москвы — Владимира Высоцкого, Аллу Демидову, Олега Табакова… И Ренату Литвинову, которая стала на какое-то время ее музой, раскрывшейся в фильмах Муратовой своими самыми прекрасными качествами.
Ее ранние ленты — "Короткие встречи" и "Долгие проводы" — много лет пролежали на цензурной полке: цензоры чувствовали чуждость этих "провинциальных мелодрам" советскому канону.
Ее "Астенический синдром" стал одним из главных фильмов эпохи перестройки, хотя тоже не отличался открытой социальностью, а показывал глубинные травмы человека и общества.
Ее дальнейшее творчество дает блистательные образцы гротеска, сатиры, даже анекдота, за которыми всегда стоит рефлексия большого художника.
"Чеховские мотивы", "Мелодия для шарманки", "Настройщик", "Вечное возвращение" — все эти и другие муратовские фильмы складываются в трагикомедию человеческой жизни, ужасной и прекрасной, легкомысленной и агрессивной, естественной или искаженной цивилизацией и культурой. Пессимизм, который часто посещает Муратову, выражен в формуле "Я ставлю этой планете ноль" (фраза из фильма "Три истории").
Но, дойдя до крайней точки отчаянья, режиссер возвращается и снова экзаменует человеческие проявления и поступки — и вдруг в них обнаруживаются красота, обаяние, юмор.
Муратова — гуманист, но только не в классическом, а в современном смысле слова, который в XXI веке способны с такой мощью и органикой художественно воплотить совсем немногие.
