Сидни Люмет, чей дебют, "12 разгневанных мужчин", считается одним из лучших фильмов в истории, сам редко попадает на верхние строчки в списках великих. Киноведам, критикам и обычным зрителям сначала приходят на ум Скорсезе, Тарковский, Линч, Годар, Спилберг или кто-нибудь еще. Трудно сказать, чего недоставало Люмету: то ли лоска, то ли размаха, то ли претенциозности. Он был, прежде всего, трудягой, в совершенстве овладевшим мастерством. В футболе такие часто играют в полузащите, в опорной зоне. На них держится вся игра, а "Золотые мячи" все равно почти всегда достаются нападающим. Так и Люмет пять раз номинировался на "Оскар", но получил только почетную статуэтку незадолго до смерти.
В молодости он снимал по два фильма в год. Были среди них вещи проходные, были настоящие шедевры ("Телесеть", "Серпико", "Собачий полдень"). Откровенную халтуру Люмет никогда не делал, хотя брался за самые важные вещи: судебные драмы, кино про шпионов, сходящего с ума ведущего, коррупцию в полиции, даже экранизация "Волшебника из страны Оз" в современных декорациях и с черными актерами. Свой опыт Люмет собрал в книге "Как делается кино", вышедшей на английском еще в 1995 году, а теперь переведенной на русский язык. ТАСС публикует фрагмент, где режиссер рассказывает про дорогу на студию и приготовления перед началом съемок.
Я выхожу из дома на пять минут раньше. Я всегда прихожу раньше. Меня дожидается фургон. Бертт Харрис, второй режиссер, растянулся на заднем сиденье, в руке стакан с кофе, глаза закрыты. В двух кварталах от нас я вижу, как Анджей яростно крутит педали. Он живет на яхте на Гудзоне и каждое утро приезжает к моему дому на велосипеде. Я постоянно волнуюсь за него, особенно в плохую погоду. Однажды мне уже пришлось заменить оператора во время съемок. Это кошмар. Обнимаю Анджея, ворчу на Бертта. Сажусь спереди. Анджей бросает велосипед в багажник, и мы трогаемся.
Я люблю ехать на работу со вторым режиссером и оператором. Один из нас может вспомнить о том, что мы упустили. Или обнаружится какая-то проблема. Может, Мелани звонила Бертту прошлой ночью сказать, что чувствует подступающую простуду. Сможем ли снять сцены без ее участия, пока к ней не вернется голос? Или Анджей сообщит, что они столкнулись с проблемой, когда выставляли пробный свет прошлой ночью. Ему нужны лишние полчаса. (Ненавижу такое. Люблю, чтобы актеры работали максимально близко к графику.) Такого рода сложности возникают постоянно. Это не так серьезно.
Поездка до студии проходит тихо и без происшествий. Анджей читает газету, Бертт клюет носом, я изучаю сценарий и думаю. Водитель знает, что я не люблю разговоры и радио. Наша работа важна. Мне нужно сосредоточиться. Прошлой ночью я обдумывал движение камеры во время речи Эрика. Это значит, что, когда я разверну камеру в направлении Мелани, мне понадобится другая стена для фона. Говорю это Бертту. Он бормочет: "Ясно", — и я понимаю, что все будет сделано.
Подъезжаем к студии. Ассистент (P. A.) дожидается снаружи. Он говорит в рацию: "Сидни здесь". Мы так переговариваемся со всеми значимыми членами группы. Не нужно терять десять минут, выясняя, что кто-то опаздывает.
Анджей идет за кофе, Бертт — в павильон, а я — в гримерные, чтобы пожелать актерам доброго утра. Обычно мы наскоро обнимаемся в гримерке. Я могу сказать, что вчерашние сцены удались, но не обязательно говорю. Не хочу приучать актеров к автоматической похвале. Они должны доверять мне, а слишком щедрая похвала обесценивается.
В 8.25 я на площадке. Не знаю, как другие режиссеры, но я почти всегда наблюдаю, как ставят свет. Во-первых, пойти особо некуда. Во-вторых, обожаю смотреть, как оператор борется с трудностями. Каждый работает по-своему. Мое присутствие также полезно для группы. Они работают усерднее. Отрабатывают ли движение камерамен с дольщиком? А должны. Сделал ли фокус-пуллер свои отметки (расстояния от объектива до актеров)? Иногда, если съемка идет с широко раскрытой диафрагмой, ему нужно отмечать расстояния мелом на полу. Хорошо ли рабочие управляются с флагами и фростом? Флаг — это непрозрачная панель или щит, который не дает свету попасть туда, где он не нужен оператору. Фрост снижает интенсивность света. Каждый флаг или фрост вешается на стойку с крепежом, трехногий си-стенд (c-stand, или century stand) с поперечными штангами, которые можно направлять под любым углом. Необходимы утяжелители (балансиры) — сумки с песком, чтобы стойка не падала, если кто-то случайно ее заденет. А задевают все. Но все тонкости освещения на площадке просто не укладываются в голове. Вот почему оно отнимает столько времени.
На дублерах одежда тех же цветов, что и на актерах в предстоящей сцене. Если дублер в темном пиджаке, а актер явится в белой рубашке, придется кое-что изменить в освещении. На это нужно время. А время — это куча денег.
Тем временем Бертт и еще один второй режиссер репетируют с массовкой. "Вы стойте здесь". "Пройдите сюда". Работают как можно тише, потому что Анджей непрерывно дает указания осветителям. Он поворачивается к ассистенту по актерам и говорит: "Пятнадцать минут". Ассистент бежит к артистам сообщить, что начинаем через 15 минут.
Работа с массовкой может быть решающей. Правдоподобие сцены часто можно разрушить плохой постановкой статистов. Вы видели такое сотни раз. Звезда выходит из зала суда! Ему в лицо суют микрофоны! Щелкают затворы фотокамер! И что же среди этого хаоса? По какой-то причине между звездой и кинокамерой нет ни одного человека. Или есть, но настолько низкого роста, что его даже не видно. Брр!
Невероятно важную роль толпа играла в "Собачьем полудне". У нас было самое малое по 500 человек в день в течение трех недель. Прежде чем начать, мы с Берттом разбили их на группы по характерам: 16 болтунов, которых потом поделили на еще более мелкие подгруппы. "Вы двое знаете друг друга; а вы четверо ненавидите тех двоих, потому что они выигрывают у вас в маджонг". Эти шестеро подростков изображали прогульщиков. Еще четверо приходили позже и оставались поглазеть вместо похода в кино. Мы сделали гигантскую схему всей площади и каждого статиста поместили в конкретную точку в нужное время. Группу из четырех дальнобойщиков поставили на определенном углу. Позже вечером, когда появляются несколько геев из Гринвич-Виллиджа, чтобы устроить демонстрацию в поддержку героя Пачино, водители оказываются в назначенном месте, и начинается драка. Мастерство работы с массовкой в "Списке Шиндлера" жизненно важно для этой блестящей картины. В кино не бывает незначительных решений.
Когда мы уже начали снимать "Собачий полдень", я больше часа говорил с массовкой, стоя на стремянке. В мельчайших подробностях объяснил, каких людей они должны изобразить. Мы понимали, что никак не сможем убрать из кадра жителей района, поэтому дали задание массовке вовлекать их в действие. Они настолько вошли в процесс, что на второй неделе съемок мы могли уже не давать указаний. Люди просто вели себя естественно, и это было удивительно.
Одна из причин, по которым я предпочитаю снимать в Нью-Йорке, — здесь в массовке работают настоящие артисты. Они все состоят в Гильдии киноактеров, а многие постоянно работают в больших и малых театрах на Бродвее и за его пределами. Многие в итоге доросли до эпизодических ролей. В Лос-Анджелесе статисты состоят в Гильдии актеров массовых сцен, отдельном профсоюзе для тех, кто работает только в массовке. Часто они даже не знают, в каком фильме снимаются. Они приезжают со всех концов страны, бреются наголо, одеваются как Минни Перл или Минни Маус, стараясь подчеркнуть любую свою физическую особенность, которая должна, по их мнению, обеспечить им работу 180 дней в году. Если удастся попасть в кадр, в котором меньше пяти человек, то они будут проходить уже по "особой статье" и получать чуть больше денег за смену. Если у них есть вечерний туалет, это указывается в резюме, и за смокинг или платье идет надбавка. Тогда их называют "нарядная массовка". Какая тоска!
Понять, что близится начало съемки, можно по тому, что гримеры и парикмахеры звезды прибывают на площадку: неспешно, апатично, неся коробки с косметикой, влажные салфетки, щетки и гребенки. Если вы чувствуете желчь в моих словах — это потому, что часто эти люди делают не совсем "тот же самый фильм", что и все мы. Их главная забота — внешний вид знаменитости. Они суетятся, нянчатся со звездой, всеми силами показывая свою незаменимость. А некоторые звезды падки на это. В конце концов, если популярный актер снимается в трех фильмах за год, то гример обеспечен работой примерно на 36 недель. И зарплаты у них по условиям контракта звезды заоблачные: $4000 в неделю умножить на 36. Неплохо. И при этом остается 16 недель на отдых в Акапулько.
Появление гримеров и парикмахеров — сигнал для звукового цеха, что пора омикрофонить* актеров, если это необходимо. На большой площадке бум (микрофон-пушка) не дотягивается до всех актеров. В таком случае крохотный микрофон крепится где-то в районе груди. От него идет провод к скрытому передатчику, закрепленному на актере. На женщине в облегающей одежде он может быть спрятан с внутренней стороны бедра. Во время съемки передатчик включается и посылает радиосигнал на принимающее устройство, что позволяет звукорежиссеру записать диалог. Случается, что мы ловим сигнал двух болтливых таксистов-пакистанцев, проезжающих мимо студии, и дубль оказывается испорчен.
Анджей готов. Актеры на месте. Второй режиссер командует: "Тишина на площадке!" Резкий звонок, который напугал бы и пожарного, трижды звучит в павильоне и снаружи. Снимаем первую репетицию. "Не работайте, — говорю я актерам. — Просто двигайтесь и издавайте звуки нужной громкости".
Не хочу, чтобы они растрачивали эмоции попусту. Предстоит долгая смена, и мне нужно, чтобы они приберегли себя для дубля. После первой репетиции всегда есть что исправить. До этого момента весь свет выставлялся на "втором составе" (дублерах). Теперь, когда в кадре "первый состав" (сами актеры), нужно внести коррективы. Это в порядке вещей, и никто из актеров не возражает. Из-за того, что кто-то двигается в ином темпе, чем дублер, нужно приспособить к этому и движение камеры. Отличия в физических параметрах артистов также требуют изменений. Рост Шона Коннери — 189 см. А Дастин Хоффман ниже. Попытка поместить их рядом в одном кадре представляет определенную сложность. Я чаще снимаю все на уровне глаз, но подразумевается уровень моих глаз. А я одного роста с Дастином (167 см). К примеру: "Шон, покажи Граучо*". Это значит идти на полусогнутых, постепенно опуская тело вниз. Когда Шон идет на нас, камера должна двигаться вверх, чтобы держать его голову в кадре. Из-за его роста получается, что камера смотрит поверх площадки и осветительные приборы попадают в кадр.
После всех усилий мы не хотим двигать свет. Возводить потолок, если не требует драматургия, тоже нет нужды. И поэтому Шон "показывает Граучо". Опытные актеры могут делать это, не теряя концентрации. "Добавь банана, когда идешь слева направо". Это значит: во время прохода слегка отклонись от камеры с той же целью, что ты показывал Граучо. Иначе мы выйдем за пределы площадки. Помощник режиссера (скрипт-супервайзер) шепчет мне на ухо: "Он берет стакан немного позже, чем нужно". Когда вчера мы снимали через плечо, он брал напиток в начале фразы. Если сейчас он возьмет его в конце фразы, у меня будет проблема на монтаже, когда я буду клеить вчерашний кадр с сегодняшним.
Эти технические аспекты — скорее рабочие тонкости, чем настоящие проблемы. Большинство актеров привыкают к ним после нескольких фильмов. Генри Фонда был более точным, чем помощник режиссера. На съемках "12 разгневанных мужчин" скрипт-супервайзером была чудесная Фэйт Хабли, и она сказала, что сигарету прикурили на такой-то реплике. Генри Фонда возразил, что на предыдущей. Мы сняли и так, и так. Прав оказался Фонда.
Анджей закончил тонкую настройку освещения. Мы сняли всех Граучо и все бананы. Если кадр требует сложного движения камеры, я репетирую его столько раз, сколько необходимо, до тех пор, пока камерамен, дольщик и фокус-пуллер не будут чувствовать себя уверенно. Хороший дольщик незаменим. Дело не только в том, чтобы привести камеру в нужное положение — "попасть в метку". Он должен видеть и чувствовать актера. Часто во время дубля темп игры ощутимо изменяется. Герой может двигаться гораздо быстрее или медленнее, чем на репетиции. Понятно, что камере приходится подстраиваться под его скорость. И это задача дольщика.
Во время таких репетиций я постоянно прошу актеров не работать в полную силу, просто пройти сцену до тех пор, пока все механические сложности не уйдут. Благодаря тем нашим репетициям в Украинском народном доме актеры хорошо подготовились. Очень часто удается все снять с первого дубля. Во многих группах бытует мнение, что первый дубль — генеральная репетиция. Я выбиваю эту мысль у них из головы в начальный же съемочный день. Для первого кадра выбираю что-то механически простое, что не требует актерской игры: Дастин Хоффман идет по улице и входит в здание. Я командую: "Стоп!" Спрашиваю оператора: "Все хорошо?" Он говорит: "Да". Я командую: "Снято!" — и мы переходим на новую локацию. Теперь все в группе знают, что дубль № 1 будут крутить на тысяче экранов в это Рождество. Это не генеральная репетиция. Все взаправду.
Технические трудности позади. Мы готовы к дублю. Я прошу гримеров все проверить. Быстро. Одна из труднейших вещей — втолковать гримерам и парикмахерам мое желание: чтобы последняя мысль актера перед входом в кадр была о содержании сцены, а не о том, как он выглядит. Чаще всего мы уже запускаем камеру, а они лезут со своими расческами, зеркальцами и спонжиками. Для некоторых актеров это лишь рабочий момент, но я знал и таких, кто гнал их прочь из кадра.
"Тишина на площадке!" Теперь в павильоне действительно тихо. "Мотор". Звукорежиссер запускает пленку. Когда она разгоняется до нужной скорости, говорит: "Мотор идет". Оператор включает камеру. Камера разгоняется. Помощник режиссера выставляет перед камерой хлопушку. Это грифельная доска, на которой написано мое имя, оператора, продюсера, название картины и (единственная важная вещь) номера сцены и дубля. Он выкрикивает: "Сцена 68, дубль первый". Затем ударяет по плашке рейкой, прикрепленной к ней сверху на шарнире. На этой рейке и верхнем крае плашки нарисованы наклонные полосы. Рейка ударяет по плашке и издает громкий хлопок. Кстати, в Англии человека, который этим занимается, называют "хлопушник". Диагональные полосы совмещаются визуально, а звуковой хлопок обозначает точку синхронизации между изображением и звуком. Монтажер совмещает их для просмотра отснятого материала на следующий день.
Я так озабочен концентрацией актера, что иногда прошу хлопнуть в конце. Не хочу, чтобы резкий звук тревожил его перед дублем. Я уже убедился, что хлопушка в конце дубля помогает при работе с малоопытными актерами. Оператор кивает мне. Я кричу: "Начали!" Прямо как в кино.
Настал момент истины. По моей команде "Начали!" запускается действие. И в этом суть. Внутреннее действие. Внешнее действие. Действо. Дело. Актерство активно, это лицедейство. Это Акт.