Изначально "История научной фантастики Джеймса Кэмерона" была проектом американского телеканала АМС. В нем режиссер голливудских блокбастеров интервьюировал своих коллег — Гильермо дель Торо, Джорджа Лукаса, Кристофера Нолана, Арнольда Шварценеггера, Ридли Скотта и Стивена Спилберга. Вместе с режиссером они обсуждали путешествия во времени, постапокалиптическое будущее, спасение человечества после конца света, внеземную жизнь и другие ключевые темы научной фантастики.
После выхода шести серий цикла было решено издать одноименную книгу (в России она вышла в издательстве АСТ) с полными текстами этих интервью, а также иллюстрациями из архива режиссера. Кроме этого, в сборник вошли эссе экспертов в области научной фантастики, где они в том числе рассуждают о вероятности будущего, которое Кэмерон и его коллеги воплощают на экране. ТАСС публикует отрывок из первой главы, где режиссер рассказывает, как создать настоящего монстра.
РФ: Должен ли автор научной фантастики чувствовать себя обязанным достоверно подать научную часть и коснуться актуальных проблем современности?
ДК: Я бы сказал, что его моральный долг достоверно подать научную часть не так важен, как его долг коснуться наших времен и прокомментировать текущую политическую и социальную обстановку сквозь призму развлечений. Ну, или сквозь несколько отстраненную призму, чтобы люди смогли увидеть происходящее свежим взглядом. Мы уже оказались свидетелями тому, что и в более просвещенные времена люди были сильнее подвержены стереотипам и более уперты в своих взглядах. Существующая сегодня в разных уголках мира мода на популизм и изоляционизм показывает, что в этом плане мы движемся обратно во времени. Ну, или же, по крайней мере, нам, сидящем в своем либеральном пузыре, в крайне жестких трактовках разъяснили укоренившиеся догмы. С тем же успехом мы могли укрываться в пузыре из иллюзий. Получается, наш путь социальных революций и просвещения оказался вовсе не таким эффективным, как мы думали. Что, в свою очередь, означает, что нам нужно удвоить свои усилия. Потому что всем прогрессом, которого мы добились, мы обязаны людям, которые каким-то образом смогли справиться с предрассудками, на ко- торых они были взращены, о которых услышали в школе или от родителей.
РФ: Да, мне всегда казалось, что главной целью в жизни Карла Сагана была задача популяризировать науку так, чтобы люди могли оценить ее ценность в повседневной жизни. Это мало чем отличается от того, чем занимается научный фантаст. Все то же самое. Донести науку до широких масс.
ДК: Ну, лично я думаю, что Карл Саган пытался популяризировать науку и сделать ее ментально или интеллектуально доступной для широких масс. Мне кажется, что сейчас мы живем в иные времена. Тогда человечество наблюдало за посадкой "Викинга" на Марс и отправкой "Вояджера" на Юпитер. Конечно, есть еще космические энтузиасты, но маятник качнулся в другую сторону. Повсеместно распространено недоверие к науке, а отлично финансируемая машина по производству дезинформации активно атакует знание. Сегодня мы живем в эпоху постинформации, мир просто переполнен разнообразными ересями и фейковыми новостями. Наука повисла над пропастью, и у нашего общества в целом недостает уважения к научному методу. Мы верим в какие-то приметы, сверхъестественные мумбы-юмбы, в которые верили всегда. Но проблема все больше и больше заключается в том, что мы живем в научную эпоху, и тот кризис, с которым мы сейчас столкнулись, должен быть разрешен через понимание науки, изменения климата тому наглядный пример. Если мы не понимаем, что происходит, и не уважаем наши источники информации, наш анализ ситуации, то мы не сможем принять правильные, логически обоснованные решения и не сможем вести адекватную политику на мировом уровне, направленную на предотвращение наихудших последствий изменения климата. Прямо сейчас мы социологически, психологически и политически плохо подготовлены к встрече с подобной угрозой, потому что недостаточно верим в науку.
Таким образом, научная фантастика становится способом привить обывателю понимание и уважение к науке. К сожалению, чем значимее становится научная фантастика, тем больше она теряет собственное уважение к науке. То, что мы наблюдаем сейчас, по большому счету является научным фэнтези.
Я говорю "космические путешествия", подразумевая любую возможную разновидность приключенческого фэнтези, будь то самурайский фильм, вестерн или история в стиле "меча и магии". В научной фантастике за редкими исключениями не осталось практически ничего научного. Таким исключением стал "Марсианин", который, кстати, был весьма популярен. Главный герой говорит, что для выживания ему нужно вылезти из этого дерьма с помощью науки, и он вылезает, а людей его история заинтересовала настолько, что фильм стал хитом. И это ни разу не метафора, мы действительно находимся в такой ситуации. И нам нужно выбраться из этого дерьма с помощью науки. Мы должны осознать, к чему могут привести заигрывания с нашим геномом, к чему может привести создание патогена, способного стереть нас с лица земли, к чему может привести изменение климата нашей планеты таким образом, что патогены покинут границы своей обычной зоны распространения и захватят другие территории. Растения вымирают в одном месте и расселяются по другим, животные вымирают или мигрируют, нас, по сути, ожидает шестое великое вымирание в естественной истории нашей планеты. Мы ознаменовали начало новой эры, которую ученые признали и обозвали "антропоценом". Так что, сам понимаешь, наука и технология втянули нас в это, и только от науки и технологии зависит наше спасение.
РФ: А что ты скажешь насчет книг? Книжная научная фантастика тоже отделяется от своих корней или в фантастической литературе присутствует больше уважения к науке?
ДК: Наличие уважения, да даже интереса к науке зависит от каждого конкретного поджанра и каждого конкретного автора. Мне кажется, сейчас научная фантастика больше интересуется технологиями и их плодами. В частности, искусственным интеллектом, интернетом, виртуальной реальностью и тому подобными вещами. Старой, доброй, вычислительной, твердой научной фантастики в стиле Артура Кларка становится все меньше. "Марсианин" и "Интерстеллар" — это яркие исключения из этого правила. Но в то же время я не думаю, что "Интерстеллар" отталкивался от литературных источников, скорее это детище массовой культуры.
РФ: Хорошо, давай немного поговорим о монстрах. Что, на твой взгляд, требуется для создания по-настоящему крутого научно-фантастического монстра?
ДК: На мой взгляд, именно это и требуется — он должен быть крутым научно-фантастическим монстром. Это все идет от нашего ненадлежащего использования технологий и непонимания науки или естественных законов, от нашего собственного высокомерия, от того, что мы вообразили себя равными богу.
Что будет, если мы немного повозимся с нашим геномом, а потом это создание ускользнет от нас? Кто знает, какие ужасы могут вырваться из лаборатории? Так что это всегда намек на человеческую ошибку или человеческую глупость. И корнями все монстры уходят к "Франкенштейну", оригинальному научно-фантастическому монстру. В каком-то роде в основе создания научно-фантастических монстров всегда лежало восхваление человеческой хрупкости или нашей неспособности понять, по-настоящему понять неизведанное.
На мой взгляд, даже ксеноморф из "Чужого" (1979) попадает в эту категорию. Ты сталкиваешься с чем-то настолько неизведанным, что все упирается в ограничения человеческого сознания или человеческих знаний. В некотором роде это интересно, поскольку научная фантастика частенько использует для лучшего понимания нашей Вселенной хирургические инструменты науки. Монстры рождаются из нашего страха перед результатом этого процесса. Монстры рождаются из наглядных эффектов того, что может случиться, если научный эксперимент пойдет наперекосяк, как, например, это стало с ядерным оружием. Сколько научно-фантастических монстров появилось в сороковые, пятидесятые, шестидесятые годы, и все они обязаны своим появлением страхам перед ядерным оружием. Все идет от ощущения обреченности, которое приходит, когда ты узнаешь слишком много и становишься слишком могущественным, но не обладаешь мудростью, способной помочь тебе правильно распорядиться знаниями и мощью. Это все равно что дать гранату мартышке. Наш технологический прогресс стал слишком могущественным для нашего социологического, эмоционального и духовного развития.
