Дом-дирижабль
В начале 30-х годов в СССР был культ авиации: развивалось дирижаблестроение, открылся Московский авиационный институт, по всей стране создавались аэроклубы, был основан Осоавиахим — популярнейшая среди молодежи общественно-политическая оборонная организация. В 1932 году по инициативе писателей и журналистов на народные пожертвования началась разработка проекта самого большого самолета своего времени: АНТ-20, названного в честь Максима Горького. Самолет был сконструирован КБ Туполева и совершил первый полет в 1934 году. Тогда же вся страна наблюдала за спасением челюскинцев, в котором принимали участие знаменитые полярные летчики Николай Каманин, Михаил Водопьянов, Анатолий Ляпидевский, Михаил Бабушкин, Сигизмунд Левандевский. После успешной спасательной операции в СССР учредили высшую награду — звезду Героя Советского Союза и наградили ею летчиков. Увековечить заслуги авиаторов было решено и в архитектуре столицы: в 1934 году свой проект здания управления "Аэрофлота" предложил молодой, но уже известный архитектор, ученик великого Щусева — Дмитрий Чечулин.
Огромное монументальное здание напоминало дирижабль, вход украшали колонны и арки, увенчанные семью скульптурами летчиков-полярников. Чечулин планировал построить здание на площади Белорусского вокзала, в том месте, где Тверская улица переходит в Ленинградский проспект, так как недалеко, на Ходынском поле, располагался Центральный аэродром имени Фрунзе.
Но проект так и остался на бумаге. Комиссия признала здание "не соответствующим по своему объему и конфигурации для возведения на площади перед вокзалом". Отклоненный проект не повлиял на карьеру Чечулина, напротив, помог еще раз заявить о себе, получить признание коллег, отношения с которыми не были гладкими. Впереди его ждала работа над центральными станциями московского метро, пост главного архитектора Москвы, строительство двух сталинских высоток — в Котельниках и Зарядье. Спустя несколько лет он станет одним их самых известных архитекторов СССР, а эскизы Дома авиаторов станут ярким примером советской сталинской архитектуры.
Изгой в элите
Критики, особенно в период десталинизации и перестройки, часто упрекали Чечулина в том, что в ряды архитектурной элиты он попал не благодаря таланту, а из-за умения слышать и воплощать желания власти. Обвиняют в отсутствии индивидуальности в проектах, новаторских идей и вкуса, в беспринципности и крайне жестком стиле управления. В отличие от многих выдающихся архитекторов, которые не хотели отказываться от своего стиля и проекты которых так и остались "бумажными" (как, например, Иван Леонидов — ему не дали построить ни одного большого проекта), Чечулин реализовывал практически все, что планировал. И большинство его проектов стали известными.
"Несомненно, Чечулин был талантливым архитектором, — говорит директор Музея архитектуры имени Щусева Елизавета Лихачева. — В первой половине ХХ века бездарных архитекторов вообще не было, потому что эта профессия требует огромных знаний, бездарный архитектор — это оксюморон. Настоящими гениями становятся те, кто могут противостоять воле заказчика. Да, Чечулин строил по заказу власти, но тогда другого заказчика и не было. Я думаю, что слово "конъюнктурщик" вообще некорректно по отношению к архитекторам. Авторитарный, жесткий, да, это так, но в архитектуре по-другому не получается, не будешь жестким — провалят проект, растащат материалы. Это стройка, огромный коллектив людей. Задача подрядчика — стянуть как можно больше денег. Архитектор до недавнего времени был главным на стройке и отвечал за все. Представьте, сколько задач было у человека, который совмещал работу на посту главного архитектора Москвы, строил высотки в Котельниках и в Зарядье?"
Чечулин был архитектором, лояльным власти и ее идеям — причем, судя по его мемуарам, вполне искренне. В юности ему не нравился авангард — направление, которое получило развитие в первое десятилетие советской власти, — и возврат к традиционным формам, переосмысление античного наследия в архитектуре в 30-е годы оказалось ему ближе.
Ученик Щусева
Дмитрий Чечулин рисовал с детства. Он рос в семье рабочего и портнихи и помогал отцу в создании декораций для спектаклей заводского клуба в родном украинском городке Шостка. Мальчик не сразу определился с будущей профессией и сначала поступил на химическое отделение в политехнический техникум при Шосткинском заводе, где когда-то трудился его отец и где вечерами начал подрабатывать и сам. В 20 лет добровольцем пошел в Красную армию. Именно на службе обратили внимание на художественные способности юноши — он рисовал агитационные плакаты — и рекомендовали ему ехать учиться в Москву.
В 1923 году Чечулин поступил в ВХУТЕМАС — Высшие художественно-технические мастерские, по сути, в первый в СССР институт дизайна. Все студенты вне зависимости от выбранной специальности проходили двухлетний пропедевтический курс, который давал образовательную базу будущим художникам. Их обучали гуманитарным, художественным и техническими дисциплинам, учили понимать цвет, объем, пропорции, пространство. Большинство преподавателей уже в 20-е годы были мастерами с мировым именем — Эль Лисицкий, Константин Мельников, Александр Веснин, Владимир Фаворский, Иван Жолтовский, Алексей Щусев.
Именно к Щусеву, знаменитому архитектору, стороннику сохранения культурного наследия Москвы, автору десятков церквей, домов, вокзалов и парков, Дмитрий Чечулин перевелся из мастерской конструктивиста Николая Докучаева. Во время учебы Дмитрий подрабатывал художником-оформителем спектаклей во МХАТе, восстанавливал памятники в Твери, проектировал больницы и поликлиники в разных городах СССР. Чечулин защитил диплом в 1930 году, а уже через год принял участие в мировом конкурсе проектов будущего Дворца Советов — грандиозного здания, которое должно было стать символом победы коммунизма и самым величественным памятником Ленину. Дворец никогда не будет построен, но идея создания сильно повлияет на развитие архитектуры в СССР и изменит облик Москвы. Именно с этого конкурса начнется взлет карьеры Чечулина.
От конструктивизма к ар-деко
Первые годы после революции архитекторы искали новые формы в искусстве. Авангардисты были независимы и свободны, они рушили общепринятые нормы и законы, экспериментировали, стремились не изображать существующую реальность, а создавать новую. В их архитектуре отсутствует украшательство, здание для конструктивистов — чистая функция. Никакого мрамора, гранита, позолоты, простые материалы — бетон, стекло, металл — и строгие лаконичные геометрические формы. 20-е годы были эпохой конструктивизма в СССР, а русские авангардисты создавали проекты, которые стали частью мирового архитектурного наследия.
Эпоха авангарда подошла к концу на излете 20-х. В СССР конструктивизм был объявлен чуждым советскому человеку стилем, переломным моментом до сих пор считают выступление зодчего Каро Алабяна на одном из заседаний Союза архитекторов.
"Каро Семенович Алабян разбомбил конструктивизм и вообще авангард. Заявил, что это чуждое широким массам направление и не надо его продвигать. Что должна появиться более понятная архитектура", — рассказывает Елизавета Лихачева.
После этого конструктивизм и авангардисты подверглись опале, но закат авангарда был связан не только с настроением власти в СССР: он закончился во всем мире.
"Авангард как явление в искусстве рождается как отражение неких представлений, отношений и процессов в обществе, — объясняет Елизавета Лихачева. — В конце 20-х годов начинает формироваться новый тип общества — тоталитарный, при нем в архитектуру вернулась пропаганда. Авангардная архитектура абсолютно интернациональна, конструктивизм, рационализм — это сочетание простой архитектурной формы, которая не несет какой-то идеологии. Если взять памятники авангарда, например виллу Савой Ле Корбюзье, дом Наркомфина Гинзбурга или дом Мельникова, то становится ясно, что они могут стоять в любой части мира. А если мы говорим об ампире — такие здания отражают идеологию".
В 1931 году в СССР объявлен конкурс проекта упомянутого Дворца Советов. Построить Дом СССР для проведения партийных съездов предложил Сергей Киров еще в 1922 году, во время Первого Всесоюзного съезда Советов, который за отсутствием более удобного зала проходил в Большом театре. В 20-е годы конструктивисты предлагали несколько проектов будущего Дворца Советов, но все они были раскритикованы в прессе. Всесоюзный открытый конкурс 1931 года, условия которого опубликовали в "Известиях", ставил перед архитекторами задачу построить не просто дворец, а создать здание-манифест, символ грядущей мировой революции и победы коммунизма. На конкурс подали сотни проектов, среди авторов был и Дмитрий Чечулин. На первом этапе конкурса проект Анатолия Жукова (в будущем главный архитектор ВДНХ) и Дмитрия Чечулина получил одну из первых премий. И, хотя в финале победил Борис Иофан, для Чечулина участие в смотре стало прорывом. Кроме того, проекты лидеров конкурса определили стилистику в архитектуре, которой будут придерживаться в СССР следующие 20 лет: это переход к неоклассике, освоение классического наследия древного Рима и Греции, возвращение к эклектике XIX века. Архитектура отныне должна была отражать мощь и величие государства, его достижения и ценности.
Переход к новому стилю часто связывают с личностью Сталина, даже называют его "сталинской архитектурой", "сталинским ампиром", однако эксперты придерживаются иного мнения:
"Переход от конструктивизма к ампиру произошел не потому, что товарищ Сталин так решил. А это товарищ Сталин так решил, потому что во всем мире это уже происходило, — объясняет Елизавета Лихачева. — В Италии Борис Иофан девять лет учился у Армандо Бразини, который потом стал при Муссолини ведущим архитектором. Если мы посмотрим на монументальные проекты Бразини, Пьячентини, личного архитектора Гитлера Альберта Шпеера, посмотрим на здания почты в Чикаго или управления в Нью-Йорке и на советские монуметальные памятники, мы увидим, как много у них общего".
Понятие "сталинский ампир" было впервые озвучено искусствоведом Селимом Хан-Магомедовым после Второй мировой войны.
"Ампир — это стиль, возникший в эпоху Наполеона Бонапарта во Франции. Он отражал и имел семантику военной победы, поэтому называть сталинским ампиром довоенные здания неверно, это не ампир, это ар-деко. Несомненно, Чечулин был из тех архитекторов, которые создавали здания в этом стиле", — говорит директор Музея архитектуры имени Щусева.
Взлет. Строительство московского метро
После конкурса проекта Дворца Советов, который в итоге было решено строить 400-метровым, с 80-метровой статуей Ленина на вершине, ЦК ВКП(б) поручил архитекторам разработать новый Генплан реконструкции Москвы. К тому времени население города по сравнению с 1920 годом увеличилось вдвое, а развитой инфраструктуры в столице еще не было. Планировалось строительство метро и канала Москва — Волга, обводнение Москвы-реки — ширину реки увеличили с 50 до 125 м — для транспортировки строительных материалов и грузов, расширение и спрямление главных центральных улиц, расширение границ столицы, строительство проспектов, жилых домов, гостиниц. Москва должна была стать, по сути, новым городом, в котором все было подчинено доминанте — грандиозному дворцу. Для разработки плана создают проектные мастерские, одной из которых руководит Алексей Щусев. В 1933 году он приглашает к себе на работу бывшего талантливого ученика — Дмитрия Чечулина. В 1934 году Чечулин работает над проектом станций московского метро — "Комсомольская" и "Охотный Ряд", в 1937-м — над проектом станции "Киевская". Тогда же он учится в аспирантуре Всесоюзной академии архитектуры и в рамках учебы много путешествует по Европе, Ближнему Востоку, Северной Африке.
В августе 1937 года в "Правде" начинается травля Щусева: молодые архитекторы Леонид Савельев и Освальд Стапран, которые строили гостиницу "Москва" рядом с Красной площадью, заявили об ущемлении своих авторских прав знаменитым мастером. Из-за их неопытности Щусева приставили к ним в качестве консультанта. В ответ на открытое письмо архитекторов в "Правду" полетели письма с едкими осуждающими комментариями коллег. Чечулин оказался в их числе. В отличие от других архитекторов он высказался довольно сдержанно, отметив, что Щусев "поступил далеко не по-советски" и что "ущемление авторских прав молодых специалистов недостойно настоящего мастера". Истинную причину, по которой Щусев подписал своим именем чужой проект, в кругах архитекторов, вероятно, знали, но никто не вструпился за него.
"Дело в том, что проект гостиницы "Москва" задумывался как конструктивистский, — рассказывает директор Музея архитектуры имени Щусева Елизавета Лихачева. — Дальше уже строящуюся гостиницу срочно начали переделывать под новую моду, под ар-деко. И ученики Щусева, Савельев и Стапран, не справились. На стройке был такой бардак, что балконы получились разные. И Щусев как руководитель взял вину на себя, он их прикрыл, поставил под проектом свою подпись. А они, вместо того чтобы сказать ему спасибо, потому что он спас их от лагеря, написали на него донос. Началась травля Щусева, которую остановил лично Сталин. Потому что Щусев был автором Мавзолея, Щусев не мог сесть. Чечулина, скорее всего, попросили написать письмо в "Правду". Мог ли он отказаться? Мог, но не стал. Считать ли его за это предателем? Я бы не хотела давать оценки. Щусев сам так делал, когда началась травля Мельникова. Мир архитекторов — очень токсичная среда, каждый хочет быть первым".
Щусева отстранили от работы в проектной мастерской, а его место занял Чечулин.
Маскировка Москвы и пост главного архитектора
После начала войны в 1941 году Чечулин руководил бригадой художников и архитекторов, которые занимались маскировкой памятников и важнейших зданий Москвы. Среди них были Алексей Щусев, Алексей Душкин, Федор Федоровский, они создавали целые ложные кварталы из фанерных макетов домов, чтобы запутать противника во время авианалетов. Маскировали Кремль, Красную площадь и ГУМ, библиотеку имени Ленина, Дом правительства, Манеж и все окружающие Кремль здания, Большой театр.
Работу принимали после того, как советские летчики осматривали город с боевых высот и фотографировали город сверху.
"Кроме этого Чечулин отвечал за превращение Москвы в военный город, — рассказывает историк архитектуры Анна Броновицкая. — Руководил организацией бомбоубежищ, в том числе в метро. Были созданы мотоциклетные бригады архитекторов, которые приезжали после бомбежки к разрушенным домам и решали, как быстро разобрать завалы, помочь людям, это была большая организационная работа. И, вероятно, то, что Чечулин очень хорошо проявил себя во время войны, способствовало назначению на пост главного архитектора Москвы в 1945 году".
После войны Чечулин руководил переработкой и пересмотром Генплана Москвы 1935 года. В прессе по-прежнему писали о грядущей великой стройке Дворца Советов, но большинство архитекторов понимали провальность этой идеи.
"Дворец задумывался как символ мировой революции, — объясняет Елизавета Лихачева. — Уже в конце 30-х было ясно, что никакой мировой революции не будет, потом началась война".
Историк архитектуры Анна Броновицкая считает, что вопросы были прежде всего к функциональности столь огромного и дорогого здания: кто бы наполнял залы циклопических размеров, во сколько бы обходилось содержание и обслуживание здания?
"Возможно, причина в том, что Сталин охладел к этой идее, возможно, ему не хотелось, чтобы над городом царил образ Ленина, к тому же в туманную погоду облака могли перерезать статую Ленина в неподобающем месте".
В 30-е годы над проектами помещений будущего дворца работали огромные коллективы архитекторов, художников, инженеров. Специально для строительства разработали особо прочную сталь марки ДС — "Дворец Советов", которая выдерживала огромные нагрузки, и особопрочный бетон. Строительство двигалось медленнее, чем планировалось изначально, и к 1941 году каркас успели возвести только на 60 м. В начале войны его вовсе пришлось разобрать, так как металл был нужен для ремонта разрушенных железных дорог.
Чечулин пересматривает идеи более ранних генпланов, в том числе идеи Щусева. Это касалось строительства малоэтажных жилых кварталов на окраинах, например на Октябрьском Поле. Также он подхватил идею Щусева о том, что в Москве необходимо установить систему вертикальных ориентиров.
"Колокольни все посносили тогда, и хотя предложение о строительстве высоток после войны исходило от Иофана, без участия Чечулина, который был уже главным архитектором Москвы, ничего бы не получилось. И в довоенных проектах Чечулина есть на это намеки. Например, в проекте здания ГУЛАГ НКВД на площади Маяковского, на месте которого он позже построил гостиницу "Пекин". Так вот, там уже до войны в его проектах была башенка со шпилем, и на площади Восстания — тоже", — говорит Анна Броновицкая.
13 января 1947 года Совет министров СССР принял специальное постановление №53 о строительстве в Москве многоэтажных зданий. В нем говорилось, что "пропорции и силуэт этих зданий должны быть оригинальны по архитектурно-художественной композиции. Они должны быть увязаны с исторически сложившейся архитектурой города и с силуэтом будущего Дворца Советов" и "не должны повторять образцы известных за границей многоэтажных зданий".
1947 год — крайне неудачное время для столь масштабного и дорогого строительства: десятки городов в СССР оставались разрушенными, еще не отменили продуктовые карточки, хлеб почти наполовину состоял из примесей, из-за неурожая во многих частях страны начался массовый голод, от которого погибло более миллиона человек. Но строительство высоток все же начали: это был показательный жест, создание памятника победе СССР во Второй мировой войне, ответ недавнему союзнику в войне и теперешнему идеологическому противнику — США и его небоскребам.
Упоминание о Дворце Советов в постановлении было уже номинальным. Тем не менее именно дворец во многом определил архитектуру высоток. Они должны были связать воедино построенные по Генплану 1935 года здания.
Высотка в Котельниках
Восемь высоток, из которых построили семь, заложили в один день, 7 сентября 1947 года, когда Москва праздновала 800-летие. Чечулин на правах руководителя строительства взялся за два проекта: министерское здание НКВД в Зарядье и жилой дом в Котельниках. Оба проекта курировал Лаврентий Берия.
Дом в Котельниках начали строить еще в 1938 году. Изначально он планировался девятиэтажным. До начала войны успели возвести один корпус вдоль Москвы-реки, потом строительство приостановили. Чечулин полностью переработал проект, включил в него уже построенное здание, увеличил центральную башню до 32 этажей с 16 запланированных. Ради стройки высотки были уничтожены четыре переулка — Большой и Малый Подгорные, Свешников и Курносов. Для возведения 700-квартирного дома нужны были тысячи людей, и их Чечулину дал Берия — на стройке использовался труд военнопленных и советских заключенных. Жилец дома, писатель Василий Аксенов, вспоминал, что на стекле одного из окон была нацарапана надпись: "Строили зэки".
В послевоенной полуголодной столице, где большинство москвичей ютились в коммуналках и бараках, дом в Котельниках выглядел нереальным, сказочным. Чечулину удалось сделать монументальное здание красивым, стремящимся в небо. В многоярусной высотке были использованы элементы русской церковной архитектуры: уступчатые башни, напоминавшие колокольни, рифмовались с исторической застойкой Москвы.
"Высотка в Котельниках — это сказочный замок, замок у реки — говорит Анна Броновицкая. — Но мне кажется, если говорить о стиле, важным там является движение искусства ремесел конца XIX — начала XX веков. Использование цветной керамики, росписей, сказочных мотивов. Легко представить себе иллюстрации Билибина с изображением этого здания. Там нет идеи власти, подавления, хотя это архитектура сталинского периода".
Дом казался дворцом не только из-за внешнего сходства и размеров, но и потому, что это был город в миниатюре: в здании работали магазины, парикмахерская, прачечная, ателье, кинотеатр "Знамя".
Квартиры в высотке распределял Совмин СССР между работникми НКВД, учеными, которые работали над созданием водородной бомбы, а также между знаменитыми деятелелями культуры: артистами, писателями, музыкантами. В высотке жили Фаина Раневская, Нонна Мордюкова, Клара Лучко, поэты Евгений Евтушенко и Александр Твардовский, балерина Галина Уланова. Туда же въехал и сам Чечулин, правда, он получил далеко не лучшую квартиру на первом этаже.
Высотка в Зарядье
Восьмую, самую большую высотку в 32 этажа — и это только на этапе проектирования — должны были построить в Зарядье, напротив Кремля. С одной стороны, ее образ перекликался с Дворцом Советов, с другой — при очевидной нереальности реализации грандиозного проекта 30-х именно она могла взять на себя роль самого главного и высокого здания в столице.
Зарядье, несмотря на богатую историю и близость к Кремлю, долго считалось неблагополучным местом: в XVIII веке, после строительства Петербурга и переноса столицы, район пришел в упадок, и с тех пор там селились бедняки.
В 1914 году власти Москвы планировали снести трущобы в Зарядье, но помешала революция. В за первые 20 лет советской власти до него так и не добрались, хотя проекты застройки не раз предлагали лучшие архитекторы. Так, здесь хотели построить 10-этажный Дом текстилей, Дом промышленности СССР, здание Наркомтяжпрома, Второй Дом Совнаркома СССР. Ради последнего проекта в 1940 году начали расселять местных жителей по Мокринскому, Ершову и Зарядьевскому переулкам. Вся, в том числе историческая, застройка Зарядья подлежала уничтожению, но этому помешала война.
Вернулись к идее застройки Зарядья только в 1947 году, когда задумали возведение высоток.
Дмитрию Чечулину прежде всего пришлось расселить из коммуналок и бараков в отдельные квартиры почти 8 тыс. человек. Из-за начавшегося строительства и неосторожных действий рабочих была повреждена Китайгородская стена. Позже, по личному распоряжению Сталина, ее вовсе снесли, а вместе с ней — Полукруглую, Наугольную и Космодемьянскую башни вдоль Москворецкой набережной и Китайгородского проезда. Тем не менее Чечулин сумел доказать, что исторические памятники Зарядья, которые до войны планировали уничтожить, будут создавать интересный контраст с современным зданием, и отменить их снос. Строительство началось, но двигалось медленно.
"Зарядье расположено на низком берегу Москвы-реки, река до того, как открыли Московское водохранилище, постоянно разливалась, — объясняет Елизавета Лихачева. — Зарядье стояло, по сути, на болоте, и строить там было очень трудно. Сначала заливали фундамент бетоном марки ДС — то есть разработанным еще для Дворца Советов. Если говорить современным языком, это 700-я марка бетона, то есть кубический сантиметр материала выдерживает нагрузку в 700 кг. Этот бетон только 50 лет набирает крепость. Его используют сейчас, например, при строителстве гидроэлектростанций, где гидронагрузки огромные. Для сравнения, стандартная серия бетона для строительства домов выдерживает 150–200 кг на кубический сантиметр. При строительстве Останкинской телебашни использовали 600-ю марку".
К 1953 году были возведены цоколь будущей высотки и 15 этажей. После смерти Сталина и ареста куратора проекта в Зарядье стройка начала буксовать.
Чечулин уже три года как не главный архитектор Москвы — на этом посту в 50-м году его сменил Александр Власов. После расстрела Берии к власти приходит Никита Хрущев и объявляет войну "архитектурным излишествам". Высотки, которыми еще недавно так гордились их авторы и москвичи, высмеивались и критиковались за вычурность, помпезность и жуткую дороговизну. В 1954 году стройку в Зарядье остановили приказом правительства. По одной из версий, это стало трагедией для Дмитрия Чечулина, по другой — он специально затягивал строительство, переделывал проект, предлагал непроходные варианты заказчику, чтобы не портить панораму исторического района Москвы современным исполином.
Историк архитектуры Анна Броновицкая, впрочем, считает, что причина, скорее всего, не в инициативе Чечулина.
"Вероятно, причиной затягивания стройки стали амбиции Берии, который просил переделывать проект архитектора. Ему хотелось получить для своего ведомства самую впечатляющую высотку".
Вскоре 15 этажей высотки разобрали, а стилобат и фундамент забросили на следующие 10 лет.
"Пекин", "Москва", "Россия"
После прихода к власти Никиты Хрущева Чечулин не подвергся опале и в 50-е годы много работал. Он достроил свой довоенный проект в неоклассическом стиле — гостиницу "Пекин".
В 1958 году спроектировал и начал строительсво одного из крупнейших в мире открытых бассейнов на месте взорванного храма Христа Спасителя и нереализованного Дворца Советов. Бассейн "Москва" диаметром 130 м работал круглый год — зимой вода в нем подогревалась.
"Я ценю Чечулина за такое решение — сделать бассейн рядом с Кремлем. Это было жестом десталинизации и демократизации общества. Очень жаль, что его позже закрыли в 90-е", — считает Анна Броновицкая.
В 1961 году коллега и бывший подчиненный, а теперь — главный архитектор Москвы Михаил Посохин построил в Кремле Дворец Съездов на 6 тыс. человек. Чечулину же поручили строительство гостиницы, которая могла бы вместить такое количество людей.
Идеальным местом для нового здания стал заброшенный фундамент его непостроенной высотки в Зарядье. В первом проекте гостиница "Россия" имела всего 10 этажей, но по требованию Хрущева пришлось добавить еще два этажа и высотную часть в 21 этаж. Чечулина многие ругали за гостиницу: ее называли "безликой коробкой", "спичечным коробком".
"Россия" действительно не имела ничего общего с прошлыми творениями архитектора, но архитектурная мода к тому моменту поменялась. При строительстве Чечулин старался не нарушить панораму Красной площади и Кремля, заложил в смету реставрацию памятников Зарядья, которые 10 лет назад спас от сноса.
"Не согласна с тем, что это примитивный проект, — говорит Елизавета Лихачева. — Он, конечно, был там не к месту, как было бы и любое другое советское здание в Зарядье. Чечулин сделал его максимально лапидарным, очень спокойным. Но с точки зрения функциональности — гостиница со временем стала приносить больше проблем, чем денег. И реконструировать ее было дорого и нерентабельно. Именно поэтому ее снесли, а не потому, что она портила вид".
Гостиницу "Россия" демонтировали с 2006 по 2010 год, причем уже в первые месяцы ее разобрали на четверть.
"Ее разобрали быстро, а потом начался стилобат и фундамент, — рассказывает Елизавета Лихачева. — Из того самого бетона марки ДС. В итоге стало понятно, что разобрать этот фундамент невозможно — это огромные деньги. И то, что сейчас там стоит, стоит на старом фундаменте восьмой высотки".
Последним крупным проектом Дмитрия Чечулина стал Дом правительства на берегу Москвы-реки, получивший народное название "Белый дом". Он строил его с 1967 по 1981 год — год своей смерти, — переработав собственный независимый проект Дома "Аэрофлота", созданный им в самом начале пути.
Карина Салтыкова, Анастасия Козулина