A.
Мир за окном палаты №2 выглядит монохромным: черная лента дороги, черные деревья, серые многоэтажки до горизонта, белая земля. В Петербурге с утра оттепель, лепит мокрый снег. Черно-белую картинку прямо посередине разрезает выехавший на дорогу красный трамвай. Стены палаты — зеленые. Трехмесячная А. выглядывает из-за плеча няни Ирины Виноградовой и удивленно рассматривает картинки на них. Семью из мультфильма "Простоквашино" — дядю Федора в объятиях мамы и папы, домовенка Кузю, ежика, Деда Мороза и Снегурочку.
У А. круглые, похожие на маленькие персики щеки, длинные ресницы и смешной хохолок из пушистых волос на голове. Она поступила в отделение всего три дня назад и постоянно "требует на ручки".
— Домашняя девочка, сразу видно! — говорит Ирина. — Ухоженная какая, приученная к рукам. Домашний ребенок — это руки, руки, руки.
А. попала в Детскую городскую больницу №1 Санкт-Петербурга всего три дня назад — после того, как ее мама покончила с собой.
В графе "отец" у А. — прочерк. Сейчас делом девочки занимается опека, ищет ее родных в Воронеже, где ребенок родился и где жила ее мать. Если родственники не найдутся или откажутся забрать, А. отправится в детский дом.
— Не хочется отдавать ее в систему, — говорит няня, укладывая А. в кроватку. — Не знаю, что стало причиной. Может быть, у мамы была послеродовая депрессия. Не справилась с трудностями, осталась одна. А может, другие причины.
Ирине Виноградовой 45, у нее идеальная укладка коротких рыжих волос, аккуратный маникюр, отутюженная медицинская форма — голубые брюки и блузка с вышивкой "Петербургские родители" на спине. Региональное общественное движение "Петербургские родители" — благотворительная организация, которая ведет проект "Сестринский уход" и оплачивает работу нянь для детей-сирот, проходящих лечение в больницах города.
Сколько А. пробудет в ДГБ №1, пока неизвестно: возможно, несколько дней, а может быть, недель. Все зависит от решения родственников и опеки, скорости оформления документов, выявленных заболеваний: пока решается судьба девочки, ее обследуют в стационаре. Так поступают со всеми изъятыми из семьи по тем или иным причинам детьми. Все это время за А. будут ухаживать няни от "Петербургских родителей".
Мальчики
Кроме А. в палате еще трое детей. Все, кроме нее, с инвалидностью. Мальчик С. совсем крошечный — он весит, кажется, не больше годовалого ребенка, хотя ему три с половиной. Руки-ноги — высохшие веточки. Большая голова, высокий лоб, на виске под прозрачной кожей бьется голубая выпуклая вена. Он отказник с рождения. С. тянется рукой к натянутой над кроваткой нитке с погремушками, ударяет по ним и улыбается, глядя мимо нас. В больнице он уже два месяца.
У 13-летнего М. на кровати в углу — тяжелое поражение нервной системы, он не может ходить, говорить, есть обычную еду. Под его руками и ногами, по бокам мягкое гнездо — подушечки разной формы, они помогают придать телу правильное и удобное положение и снизить вероятность возникновения пролежней.
Рядом с его кроватью передвижная стойка с перфузорами — медицинскими аппаратами, которые автоматически контролируют поступление в организм лекарств и питательной смеси. От стойки к М. тянутся трубочки капельниц и зондов — потоньше, потолще. Мониторы, мигающие цифры, мерные звуки работающего оборудования. Раз. Раз. Раз. Раз. Шумное и хриплое дыхание. Несколько дней назад М. сделали операцию на желудочно-кишечном тракте.
— Его мучили постоянные рвоты, потому ставили гастростому (искусственное отверстие, соединяющее желудок и переднюю брюшную стенку; в отверстие вставляют гастрономическую трубку, через которую вводят питание и лекарства прямо в полость желудка, минуя ротовую полость и пищевод — прим. ТАСС) , но сейчас процесс налаживается, ее закрыли. Кормим капельно энтеральным питанием через зонд, — говорит Ирина.
М. — подопечный ДДИ, детского дома-интерната. В больнице он, по словам Ирины, "постоянный клиент, то приезжает, то уезжает, то у нас в палате лежит, то в реанимации". Он на постоянных обезболивающих и противосудорожных. Мы подходим к изголовью его кровати, и М. поднимает взгляд больших карих глаз на нас.
У М. есть мама, она иногда приходит и приносит ему передачи. Большего Ирина о судьбе М. не знает. Каждый приезд сюда состояние ребенка то лучше, то хуже, но в целом "динамика отрицательная, он здесь, по сути, получает хосписную помощь". Ирина говорит, что такие дети часто уходят в больнице.
У окна в кроватке просыпается малыш Э. Ему десять месяцев, его тоже положили для лечения ЖКТ, пока его кормят через гастростому. Точные развернутые диагнозы Ирина не знает: это не нужно для ее работы и даже не приветствуется. Достаточно сведений: можно ли брать на руки, как правильно ухаживать, как часто и чем кормить, на какие симптомы сразу обращать внимание и звать врача.
Э. тоже приезжает в больницу часто и надолго, в этот раз лежит с лета. У Э. есть мама, но она недавно родила второго ребенка и теперь не может приходить часто. "Надеюсь, мама придет за ним", — говорит Ирина сдержанно.
Мальчик пытается переворачиваться на живот, но пока это не получается. Он внимательно смотрит на Ирину, следит глазами за ее движениями. Наморщивает лоб, лицо становится напряженным и страдальческим. Он плачет жалобно, прерывисто, срываясь на кашель. Няня склоняется над ним, берет на руки. Э. сразу затихает.
Кормить, следить, чтобы ребенку было сухо, тепло, — все то, что обычно делают родители, — вот это моя работа. Но мы еще стараемся побольше общаться с детьми, брать грудничков на руки почаще, потому что прикосновения, тактильный контакт очень важны и для психики, и для развития малыша. Так они чувствуют себя защищенными, меньше тревожатся.
Даже дети с тяжелыми органическими поражениями мозга, нервной системы реагируют на тактильные ощущения, на прикосновения. Им нравится, когда гладишь по руке, делаешь массаж пальчиков".
На Ирине — палата №2 на пятерых и еще ходячие дети постарше из соседней. Сегодня спокойная смена, поэтому есть возможность поиграть с малышами. Когда загрузка полная, за 12-часовой рабочий день некогда присесть.
— Мы работаем с моей сменщицей в режима 2/2, и обычно они пролетают просто мигом. Потом день приходишь в себя.
Ирина вкладывает в ручку Э. цветную игрушечную бабочку с шуршащими крыльями. Игрушка с логотипом премиального израильского бренда детской продукции. В палате много дорогих вещей. В углу стоит прогулочная коляска на дутых колесах — чтобы гулять с детьми по коридорам или вывозить их на улицу, когда тепло. На пеленальном столике — хорошая детская косметика, на полке — несколько упаковок японских подгузников.
— Это покупают спонсоры, благотворители. Косметику, памперсы, книжки, игрушки. Мы тоже стараемся сделать домашнюю обстановку, не казенную.
В палату заходит врач и начинает заниматься М. — обрабатывает рану после операции на животе. Говорит, что сейчас придет физиотерапевт, — мальчику назначены процедуры для восстановления.
А. заливается громким и требовательным плачем — Ирина кладет Э. в кроватку, готовит смесь девочке, берет на руки и дает бутылочку. А. жадно впивается деснами в соску. Через несколько минут она блаженно закрывает глаза и замирает. Ирина тихонько качает ее. Если выдается очень напряженная смена, кормить детей на руках не получается — тогда их кладут на бок, дают бутылку и подкладывают под нее полотенце, чтобы не укатилась. Если А. попадет в детский дом, скорее всего, так ее будут кормить всегда, пока она не сможет есть с ложки. Ирина знает это по своему опыту.
Ирина
"Я пришла работать с детьми в детский сад в 18 лет. Только получила диплом повара-кондитера и устроилась сначала на кухню. Но на сад надо много готовить, я поняла, что не справлюсь с этими котлами. Попросилась в группу няней. Потом пошла учиться в педагогический", — улыбается Ирина Виноградова.
Она рассказывает, что много лет работала в государственных и частных садах, в семьях, а потом ушла в детдом: "Решила себя этому посвятить". Четыре года жизни с детьми разного возраста, с четырех до 18. Сначала няней, потом воспитателем: "Приходилось и с маленькими, и с взрослыми, дядями такими выше меня. Трудно бывало. Малыши всех сотрудников — нянь, воспитателей — называли мамами. А потом у многих уже даже нет желания уходить в приемную семью. Они сами по себе".
Из детского дома Ирина ушла в дом малютки, где живут сироты от рождения до четырех лет: "Поняла, что c малышами мне комфортнее". Но проработала совсем немного, меньше года.
"Нарушила негласное правило. Мне сразу сказали там — не привыкать, на руки лучше не брать. А там был мальчик, я поняла, что он никому не нужен. Очень больной, с ДЦП и еще кучей диагнозов, постоянно плачущий, он лежал в дальней кроватке. Ему было месяцев девять-десять, до года. Мама его отдала в этом возрасте. Видимо, у него нарастали проблемы, от которых он кричал, она не справилась. Я поняла, что он был самый нелюбимый в группе. И я так к нему прикипела. Старалась ему больше внимания уделять. А потом случилась очень нехорошая история. Я заметила, что над этим ребенком издевались. Что можно такому малышу сделать, он лежит и кричит?.. Медсестра ему просто вставила кляп в рот. Обычную пеленку, представляете? А он же не видит, он слепой, он еще сильнее кричит. Она могла его просто убить вот так..."
Ирина Виноградова говорит, что не ожидала от себя такой решимости, но тут же начала вспоминать о произошедшем. Написала жалобу уполномоченной по правам ребенка Санкт-Петербурга. В доме малютки пошли проверки, разбирательства, медсестру уволили. Но коллеги не поддержали Ирину.
"Они меня потом судили, что я настучала на своих же. Нельзя было этого делать, как они считали, надо было закрывать на это глаза, не выносить сор из избы. И, естественно, меня попросили уйти. Малыш остался там".
Ирина уволилась. Еще работая в детдоме, она прочитала в газете о проекте общественного движения "Петербургские родители", который обеспечивал работу нянь для отказников в больницах города, но тогда вакансий для нее не было.
"Я решила попасть именно сюда. Целенаправленно, осознанно. Ждала место именно в этой больнице, мне это удобно, потому что я живу недалеко. Мне объясняли, что дети здесь очень сложные, но у меня были тоже лежачие в доме малютки, я имела опыт, знала, что меня ждет".
В 2013 году Ирину приняли на работу. За почти десять лет был кризисный период, когда няня уволилась — по состоянию здоровья. Ее не было в больнице три месяца. Место пустовало: никого не брали. "Персонал больницы заинтересован в том, чтобы приходили люди, которых не надо долго учить".
Няни проекта "Сестринский уход" — в основном женщины, которые уже прошли школу, сами вырастили своих детей или работали с особыми.
"Вот своих у меня нет. Может быть, поэтому я всю свою жизнь посвятила чужим. В итоге все равно пришла в эту палату. И сейчас бежать куда-то, что-то менять не хочу. Пыталась я уйти в какую-то другую профессию, но все равно теми или иными путями возвращалась к детям. Хотя физически я тут себя выматываю. Подлечусь — и опять за работу. Уже поняла, что тут мое место", — рассказывает няня.
На вопрос, что в работе дается труднее всего, отвечает: "Если говорить про тело — больная спина". Детей каждый день по многу раз приходится поднимать, перекладывать, носить на руках. Психологически работать с годами стало легче.
Дети привыкают ко мне быстрее, чем я к ним. Меня, наверное, держит понимание, что я все равно не могу стать ребенку мамой. Когда я сюда устраивалась, многие говорили: "Зачем тебе это?" Но кто тогда с ними будет? Говорят, что со временем черствеешь, но я не думаю, что можно очерстветь, работая с детьми
Дети со сложными судьбами в больнице — на потоке. Сотни криминальных, трагичных, страшных историй с самыми разными сюжетами, которые объединяет одно: ребенок в них всегда пострадавший.
"Бывали, конечно, и необычные случаи. Например, однажды привезли ребенка. Его подобрали на улице ночью. Родители накануне праздновали что-то, а он тихонько ушел гулять на улицу и потерялся. Опека потом проверяла эту семью. Но если там ничего страшного, семья не асоциальная, то ей дают шанс".
Ирина говорит, что тенденция печальна — чаще всего дети из ее палаты отправляются в сиротские учреждения.
"Я прошла эту систему изнутри, я видела, как это работает. Тот дом малютки, в котором я работала, его уже нет. Дай бог, чтобы сейчас ситуация менялась. Стараются поменьше детей комплектовать в группы, создавать домашнюю среду. Но все равно разница между домашними детьми и детдомовскими огромная. Бывает, привозят домашних малышей, потом их оформляют в детдом, и через какое-то время они приезжают к нам на лечение. И у многих уже появляются диагнозы психоневрологические. Таких историй много. Привезли как-то двойняшек — домашние, хорошенькие. Тоже пошли в детдом".
В палату заходит врач и говорит, что А. пора на УЗИ сердца. Няня берет девочку на руки и уносит. Возвращается через 20 минут: "Все хорошо у нас, все отлично, сердце здоровое!"
За окном ложатся сумерки, низкое зимнее солнце уплывает за горизонт. Под медицинской маской Ирина улыбается ребенку.
P. S. Когда этот текст готовился к публикации, сотрудники РОД "Петербургские родители" рассказали корреспонденту ТАСС, что родственники забрали А. домой.
Карина Салтыкова, Петр Ковалев