Накануне выборов президента страны ТАСС запускает спецпроект, посвященный новейшей истории России. С чем наша страна подходила к миллениуму и какие изменения в ее политике и экономике произошли с тех пор, как Владимир Путин впервые возглавил государство
"Доходы бюджета ниже заявленных показателей": типичная для 90-х годов сухая фраза понималась современниками с полуслова. Она не только означала нехватку денег, но и намекала на крах ожиданий, что экономическая конъюнктура или внедрение капиталистических отношений способны своевременно компенсировать безденежье. В отличие от быстро адаптировавшихся к рынку стран Восточной Европы Россия при Борисе Ельцине вступила в полосу не спрогнозированных экономистами трудностей. Начиная с 1992 года, но особенно с 1996 по 1998 годы они давали о себе знать в виде невыплат заработной платы. В год избрания Ельцина на второй срок доля наших соотечественников, получавших заработанное с опозданием, поднялась до рекордных 60% — в завтрашнем дне мог быть сколько-нибудь уверен только каждый третий.
Половина получки
Эпоха 90-х в России — время качественного удешевления труда. По подсчетам академика Дмитрия Львова, в реальном исчислении заработная плата с 1991 по 1998 годы сократилась в три раза. Основная причина обвала — инфляция. Но в ту же тенденцию вписывались задержки зарплат и пенсий. В рамках годового семейного бюджета они отнимали от 5% до 10% доходов — просто в силу того, что деньги поступали несвоевременно.
Стремление любым способом, но платить меньше отражало непрекращавшийся стресс экономики: с 1992 по 1998 годы ВВП сократился почти вдвое. Но трудности усиливались непродуманностью реформ. В 1992 год Россия вошла без законодательства о банкротстве. Это открывало дорогу для неплатежей, не преследовавшихся по закону. Для нещепетильного менеджмента невыплаты превратились в способ экономического выживания предприятий, лишившихся поддержки заказчика — государства. Местные власти также поддерживали межеумочное состояние, поскольку на их репутации невыгодно сказывались банкротства.
Избегать их в начале 90-х получалось даже у тех, кто вовсе не заботился о сохранности производства. Быстрый переход заводов и фабрик в частные руки принял форму передачи их на правах собственности руководству. Недобросовестность в этом случае не каралась рукой рынка. Став владельцами инфраструктуры задешево, но не видя экономических перспектив, некоторые из директоров приступили к продаже производственных мощностей по цене слагавшего их сырья. О своевременной выплате зарплат в такой ситуации не могло быть и речи, но видимость работы все равно сохранялась: это входило в интересы руководителей-коррупционеров.
Другой альтернативой ликвидации предприятий в 90-е был поиск бартера и взаимозачетов, но и он пагубным образом сказывался на выплатах зарплат. В нередких случаях их выдавали продукцией, признававшейся ликвидной, — от сигарет до удобрений, а в отдельных примерах в ход шли талоны и даже собственные денежные знаки, годившиеся для отоваривания только на месте. В 90-е годы в России появились сугубо локальные банкноты, не облагавшиеся налогом и потому популярные у предпринимателей: кыргайчики, курловки и васильки. Все вместе это вовсе не напоминало шутку. Как утверждал архитектор российских реформ Анатолий Чубайс, в 1996 "вне [привычных] денежных измерителей" оказались "40–45% экономики страны".
Ежемесячный неплатеж
Развитие событий показало, что стратегию по борьбе с неплатежами правительство искало на ощупь. В 1992 году кабинет Егора Гайдара выделил на погашение задолженностей кредит размером 1 трлн рублей, средства для которого были получены… путем включения печатного станка. Произошел беспримерный по размерам взаимозачет, но к качественным переменам он не привел. Инфляция ускорилась, и неплатежи возобновились снова.
В 1993 году сменивший Гайдара Виктор Черномырдин взял паузу, предоставив экономике разрешить вставшие перед нею проблемы самостоятельно. Как оказалось, тактика самоустранения не оправдала себя. В 1994 году правительство возвратилось к платежам с новой единицей — государственными облигациями. Этот способ с самого начала оказался не на высоте ожиданий, а позже содействовал экономическому кризису 1998 года. Пока же стоимость как рубля, так и государственной долговой расписки, привязанной к нему, немилосердно уничтожала инфляция.
К 1996 году положение дел с невыплатами в российской экономике достигло критических отметок. 60–70% предприятий перечисляли зарплаты сотрудникам со средним опозданием в шесть месяцев. Это позволяло экономить существенные деньги: до 20–25% зарплатного фонда. Параллельно не прекращавшаяся инфляция съедала покупательную способность зарплат. Ответ на очевидное попрание прав работников принимал форму точечных акций протеста, бессильных повлиять на безвыходное положение. В условиях постоянного сокращения экономики как власть, так и бизнес убеждали в одном и том же: что не имеют средств, чтобы выполнять свои обязательства всерьез.
Месторождение неприятностей
Лавируя в условиях нестабильности, правительство держалось за последний рубеж: ему удалось добиться того, чтобы тяжесть неплатежей ложилась на разные регионы России неравномерно. В столице доля невыплат балансировала около 30%, позволяя избегать социального взрыва. Но на удалении от центра краски сгущались. В Поволжье доля задержанных зарплат достигала в 1996 году 66,3%, в Западной Сибири — 65,7%, на Дальнем Востоке — 67,9%. Перенос бремени на периферию приводил к последствиям, которые никто не мог просчитать. В Хакасии, столкнувшись с недостатком обычной денежной массы, местный кабмин отпечатал собственную валюту — катановки, и стал оплачивать социальные расходы ею. Это входило в противоречие с законами Российской Федерации, но власти в центре предпочли закрыть глаза на нарушения. Если они рассчитывали избежать социального взрыва при помощи такой упрощенной тактики, то эта попытка заранее была обречена на провал.
1 мая 1998 года в сибирском городе Анжеро-Судженске объявили голодовку шахтеры, протестовавшие против многомесячной невыплаты зарплат. Поначалу их протест не принимали в расчет. Рухнувшие в начале года мировые цены на уголь снизили интерес как к его добыче, так и к тем, кто был в ней занят. Но у заряженных на борьбу работников обнаружилась программа действий и опыт участия в протестных акциях 1980-х годов. В середине месяца они перекрыли Транссибирскую магистраль одновременно для грузовых и пассажирских перевозок. 650 составов с обеих сторон встали, не дойдя до пунктов назначения. Страна в буквальном смысле оказалась разрезана надвое. Железнодорожные трассы блокировали еще в двух регионах России: в Ростовской области у города Шахты и в республике Коми близ Инты.
Сплоченность заметной группы возмущенных людей пугала чиновников, предпринявших попытку договориться. Прибывший из Москвы вице-премьер Олег Сысуев привез обещание выполнить все требования горняков и вскоре стал заложником своей вынужденной щедрости. Когда переговоры с шахтерами завершились, политик вышел с них, держа в руке список согласованных им самим требований. Первым среди них значилась отставка президента Ельцина. Смущенный Сысуев объяснил свою подпись тем, что прочитал текст договоренностей до конца, но упустил начало.
Несмотря на заминку, 23 мая компромисс все равно должен был вступить в силу. Стороны не доверяли друг другу, но соглашались перевести борьбу в мирное русло. Шахтерам позволили разбить палаточный лагерь на Горбатом мосту близ здания правительства в Москве. Прибыв туда, протестующие обнаружили, что их требования не выполняются. Однако момент для проведения генеральной стачки уже был упущен. 17 августа 1998 года Россия объявила о дефолте. В сложившихся обстоятельствах становилось ясно, что, независимо от нажима, выплачивать долги перед работниками государству давно уже нечем.
Старики и их бой
В условиях, когда протест шахтеров завершился безрезультатно, нельзя было рассчитывать, что судьба улыбнется социально уязвимым — пожилым людям и получательницам пособия на детей. В 1993 году Россия приняла конституцию, закрепившую за страной статус социального государства. Несмотря на это, уровень пенсий в 90-е никак не соотносили с минимальной оплатой труда. Накануне дефолта, в 1997–1998 годах, старики получали 75–80% от МРОТ, а размер детских пособий не поднимался выше 70%. В обоих случаях задержки и невыплаты отнимали у этой небольшой суммы до четверти ее реальной величины.
Бессильный протест пожилых людей не мог сравниться со слаженными действиями шахтеров. Тем не менее, как и они, старики пробовали перекрывать железнодорожные трассы, в Кимрах Тверской области смогли захватить мост, в Йошкар-Оле разбили окна во дворце главы региона, устроив импровизированный штурм. Далекие от эффективности, но пугающие, эти волнения создавали впечатление глубочайшего коллективного стресса старых людей. Как и в случае шахтеров, черту под волнениями подвел кризис 1998 года. Тотальная беспомощность государства 90-х не позволяла говорить с ним на языке экономического протеста, и такие попытки стихли.
Оживление экономики нашей страны в 1999 году продолжило дорогу к устойчивому росту в 2000-е. Увеличение доходов бюджета, перекликавшееся с повышением цен на российский экспорт, позволило перейти к выполнению социальных обязательств вместо игнорирования их. Решающим в этом смысле стал отрезок с 2000 по 2004 годы, соответствующий первому сроку президентства Владимира Путина. В 2000 году в послании главы государства Федеральному собранию неплатежи упоминались в качестве одной из структурных проблем российской экономики. В дальнейшем такие упоминания прекратились.
Рост доходов бюджета позволил смягчить социальные контрасты, сделав "голодные" бунты пенсионеров невозможными. Изменились правила: в современной России не допускается падение уровня пенсий ниже прожиточного минимума в регионе их получателя. Избежать этого позволяют индексации. Последние 14 лет они происходят ежегодно. В 2022 году пенсии в России возросли на 19%, в апреле 2023 на 3,3%, а с января 2024 на 7,5%. Цифровизация расчетов лишила смысла эмиссию местных денег: тираж "катановок", долгое время хранившихся в запасниках, в 2007 году окончательно списали с баланса Хакасии. Для России начало XXI века стало временем возвращения государства в экономику: к контролю за производственными цепочками и обеспечению госзаказа, в отсутствие которого предприятия 90-х, потеряв рынок сбыта, были обречены на черную полосу неплатежей.
Другие материалы, выпущенные в рамках спецпроекта, можно найти здесь.
Игорь Гашков