Ужаснуть или напугать Страну Советов в середине 1930-х непросто. И все же это удалось террористу-одиночке Леониду Николаеву, 1 декабря 1934 года разрядившему пистолет в руководителя партийной организации Ленинграда Сергея Кирова. Один из всего четырех секретарей ЦК, Киров был ближайшим сподвижником Сталина. Если охрана не спасла главу города на Неве, в безопасности не мог себя чувствовать и вождь CCCР. Историки спорят, не послужило ли убийство Кирова спусковым крючком Большого террора, развернувшегося в нашей стране в 1936–1938 годах.
Убийца с длинными руками
Отомстить за личную обиду — с такой мыслью 30-летний Леонид Николаев, бывший чиновник, потерявший работу, готовил убийство того, кого винил в своих бедах. Николаев трудился в районном комитете комсомола и в Институте истории партии, но однажды его карьера пошла вниз. Не ужившись в коллективе, партиец едва не попал под трудовую "мобилизацию": ему предложили место в глухой провинции, от которого он отказался. Николаев писал письма в адрес руководства СССР с одной просьбой: найти для него что-то более достойное. Ответов не последовало, и вскоре расcвирепевший Николаев уверился: ждать их бессмысленно.
О мотивах Николаева известно из его дневника, до 2009 года хранившегося в архивах ФСБ под грифом "секретно". Знакомство с этим документом позволило историкам погрузиться во внутренний мир убийцы. "Он был больным человеком, под завязку набитым комплексами. Изнутри его снедала мания величия — больше всего он желал занять высокий партийный пост. Но на деле даже выглядел жалко: маленького роста, с руками, свешивавшимися ниже колен. Вдобавок Николаева отличали задержки в развитии: ходить он начал с огромным запозданием, позже всех остальных детей", — рассказал в разговоре с ТАСС главный научный сотрудник Института российской истории РАН Юрий Жуков.
Повредившийся в уме Николаев жил за счет супруги Мильды Драуле, содержавшей семью, состоявшую к тому времени уже из пяти человек. Злые языки приписывали Драуле любовную связь с Сергеем Кировым. Поговаривали, что у партийного руководителя, завзятого ловеласа, и его подчиненной отпуска совпадали с точностью до дня.
Однако, как следует из дневника, Николаев не мучился ревностью: в помраченном состоянии ума он блуждал по ноябрьскому Ленинграду, вынашивая планы не любовной, а личной и политической мести. К этому времени он уверился, что не только его судьба, но и судьба всей Советской страны при Кирове и Сталине приняла неправильный оборот.
Киров навстречу судьбе
Как сходятся сегодня историки, произошедшее 1 декабря завершило длительную цепь случайностей. Желая расправиться с Кировым, Николаев пробовал добыть билет на заседание актива партийных и советских работников, где должен был выступить ленинградский вождь. Руководителю было чем похвастать перед горожанами: готовилась частичная отмена карточек на продукты питания. Из-за важности события получить пропуск на него было непросто. Николаев обивал пороги своих старых партийных знакомых, пока не дошел до Смольного. Кирова в его официальной резиденции не было, так что Николаева спокойно пропустили внутрь по обычному партийному билету.
Тем временем события развивались стремительно: не получив желанного приглашения, Николаев вышел из Смольного на улицу, а Киров, которого не ждали на работе, в здание, наоборот, зашел. Чиновник, передвигавшийся по городу на служебном автомобиле, в последний момент изменил свои планы, решив провести еще одно совещание перед выступлением. Партийный вождь уже успел переступить через порог, как настроение изменилось и у Николаева. На декабрьском ветру ему стало холодно, и он решил вернуться в здание, просто чтобы согреться.
Дальнейшее известно из показаний самого убийцы, данных им следствию. "Поднявшись на третий этаж, я зашел в уборную, оправился и, выйдя из уборной, повернул налево. Сделав два-три шага, я увидел, что навстречу мне по правой стене коридора идет Сергей Миронович Киров на расстоянии 15–20 шагов. Я, увидев Сергея Мироновича Кирова, остановился и отвернулся задом к нему, так что, когда он прошел мимо, я смотрел ему вслед в спину. Пропустив Кирова от себя на 10–15 шагов, я заметил, что на большом расстоянии от нас никого нет. Тогда я пошел за Кировым вслед, постепенно нагоняя его. Когда Киров завернул налево к своему кабинету, расположение которого мне было хорошо известно, вся половина коридора была пуста — я подбежал шагов пять, вынув на бегу наган из кармана, навел дуло на голову Кирова и сделал один выстрел в затылок. Киров мгновенно упал лицом вниз".
Тень Сталина
Упал и сам Николаев. Убийца попробовал свести счеты с жизнью, но пистолет дал осечку, после чего убийца не выдержал стресса: провалился в глубокий обморок. Когда к преступнику вернулось сознание, вокруг были сотрудники специальных служб. Поначалу они не усмотрели в деле политических мотивов, но приехавший 2 декабря в Ленинград Сталин придал следствию совершенно иной оборот. Глава партии и государства потребовал отыскать в случившемся вину своих оппонентов — левых коммунистов-зиновьевцев. Дело немедленно пошло по ложному следу: после заранее предрешенных разбирательств Николаева признали участником несуществовавшей контрреволюционной организации, якобы включавшей его родственников и знакомых. Сам убийца, его супруга Мильда Драуле и подвернувшиеся под горячую руку люди, входившие в их круг общения, были расстреляны. Детей семейной пары отдали в Дом ребенка, настрого запретив рассказывать о родителях, которые были объявлены политическими преступниками.
Однако и после приговора дело о смерти Кирова долго оставалось на слуху. Советский Союз полнился разговорами о причастности к убийству Сталина, якобы использовавшего Николаева с помощью ленинградских чекистов "в темную". Родилась и другая версия — романтическая: согласно ей, преступник якобы узнал о любовных похождениях Кирова со своей супругой и решил отомстить. Как считают историки, ни одна из этих версий не подтверждается фактами.
"Версию об участии Сталина можно смело отмести, это домыслы. — говорит Юрий Жуков. — Что касается неверности супруги, то об этом многие знали. Хорошую квартиру, в которой они жили, Драуле и Николаев не могли бы получить просто так. Но будущего убийцу поведение жены не волновало. Он злился, что ему не давали поста, и зол был не только на Кирова, но и на всю партию".
Того же мнения профессор МГУ Олег Хлевнюк: "Дело Кирова дополнительно изучалось историками в 1980-и 1990-е, когда они были склонны, скорее, искать доказательства вины Сталина. Но ничего обнаружить не смогли. Мотивы, которыми руководствовался Николаев, действительно были личными, но все же не романтическими. Есть основания считать, что Мильда Драуле и правда состояла в связи с Кировым: она постоянно оказывалась подозрительно близко от него. Но ни это, ни, возможно, распространявшиеся слухи не сыграли ключевой роли. Основной мотив Николаева совершенно иной: это его несостоявшаяся карьера".
Большой террор
Другое историческое заблуждение, напрямую связанное со смертью Кирова, — более тонкого свойства. В 1980-е годы в историографии утвердилась точка зрения, будто с убийства политика началась цепная реакция, приведшая к развязыванию в СССР Большого террора, а само преступление выступило в качестве спускового крючка. Некоторые факты свидетельствуют в пользу этого предположения. Сразу после смерти Кирова в СССР утвердили упрощенный порядок ведения следствия по делам о террористических организациях. Судебные слушания разрешили проводить без участия сторон и вызова свидетелей, а расстреливать — сразу, в день вынесения приговора.
Провели и чистки: население Ленинграда в начале 1935 года сократилось на 35 тысяч человек — часть из них казнили, других отправили в лагеря и тюрьмы.
Однако между этими событиями и началом массовых репрессий в 1936–1937 годах прошло полтора-два года. Историк Олег Хлевнюк полагает, что связывать далеко отстоящие друг от друга обстоятельства воедино не стоит.
"Дело в том, что Ленинград относился к приграничным районам, а выселение людей из них проводилось не раз и до 1935 года. Все это подготавливало атмосферу для начала репрессий, но не более того. Непосредственные последствия убийства Кирова были гораздо более скромными: оно привело к новому витку внутрипартийных чисток. Что касается упрощенного судопроизводства, то положение о нем активно использовалось во время Большого террора, однако ничто не мешало Сталину скорректировать законодательство в нужную сторону, даже если бы Киров оставался в живых. На сегодняшний день представление о связи между убийством ленинградского партийного лидера и началом массовых репрессий — устаревшая точка зрения", — констатирует специалист.
Сталина убрать, но Кирова оставить
Судьбе было угодно распорядиться так, что в Советском Союзе культ Кирова пережил сталинский. Пришедший к власти в 1950-е Никита Хрущев был заинтересован не только в критике предшествовавшей эпохи, но и в формировании привлекательной для большинства населения страны альтернативы. На этом пути и пригодилась легенда о Сергее "Мироныче" Кирове — харизматичном и любимом ленинградцами партийном вожде, охотно выступавшем перед рабочими. Памятники Сталину убрали с улиц и площадей, а кировские оставили — они сохранились и до наших дней.
Желая пестовать добрую память о Кирове, Хрущев напрямую причислял его к жертвам политических репрессий. По этой версии Сталин якобы расправился с Кировым, видя в нем одновременно и личного, и политического противника. "Сформировалась официальная точка зрения, по которой вокруг Кирова группировались здоровые силы партии, — Хрущеву важно было показать, что такие силы были, и они всегда противостояли культу личности Сталина", — замечает Хлевнюк.
Действительность прозаичнее. Ни личных, ни идейных разногласий между обоими вождями не прослеживается. Верный приверженец Сталина, Киров поддерживал его начинания, включая прокладку Беломорканала, которой руководил лично. "Карать, не только карать, а карать по-настоящему, чтобы на том свете был заметен прирост населения благодаря деятельности нашего ГПУ", — звучали в 1930-е слова Кирова, дружбу которого с вождем никому не приходило в голову ставить под сомнение.
И все же ни на одном из своих постов больших успехов Киров не добился. Поэтому вполне вероятно, что если бы не смерть от руки психопата-одиночки, ленинградский сподвижник Сталина так и канул бы в Лету и не был бы слишком известен нашим современникам.
Игорь Гашков