Все мы со школьной скамьи знакомы с поэзией Пушкина, почти все мы регулярно пользуемся интернетом, а многие из нас ведут в Сети различные блоги. Казалось бы — где "наше всё", а где интернет? Но связь между ними почти прямая — именно друг и коллега Пушкина, князь Владимир Одоевский, романтик, сказочник и мудрец, из первой половины XIX века предсказал то, без чего мы не можем сегодня представить наше информационное пространство.
В день 220-летия писателя и мыслителя эпохи романтизма попробуем взглянуть на жизнь и наследие человека, прозванного современниками "русским Фаустом".
Председатель "Общества любомудрия"
Владимир Одоевский родился 11 августа (по новому стилю) 1804 года. Князья Одоевские принадлежали к древнему роду, среди их предков не только легендарный Рюрик, но и православные святые. Герой нашего рассказа стал 62-м поколением этой княжеской фамилии и потому был знатнее даже царской династии. Удельных князей к моменту его рождения уже не осталось, но у Одоевских имелся свой "удел" — Малый Козловский переулок в Москве, где этой ветви Рюриковичей принадлежали почти все дома.
К началу XIX столетия наследники воинственных князей Древней Руси изменились — отец Владимира руководил не походами и битвами, а московской конторой Государственного банка. Впрочем, без воинственного наследия 62-й князь Одоевский тоже не остался — после ранней смерти отца мальчик воспитывался в доме двоюродного дяди, генерал-майора Дмитрия Закревского, в молодости немало повоевавшего с турками и поляками.
Самому же Владимиру Одоевскому досталась благополучная и мирная жизнь отпрыска знатного рода. Из всех бурь — лишь бегство из Москвы в имение под Рязанью во время наполеоновского нашествия и долгие тяжбы матери с родственниками за наследство. В итоге 62-й князь Одоевский не мог похвастаться богатством, но зато получил хорошее образование в "Благородном пансионе" при Московском университете.
Князь Одоевский просто поражал нас необыкновенной, словно энциклопедической разнородностью и пространностью научных познаний: не было, кажется, ни единого научного предмета, с которым более или менее он бы не был знаком… Кроме русского, которым он владел до классической тонкости, он свободно не только читал, но и говорил и писал по-французски, по-немецки, по-итальянски, по-английски и испански. Равно он был превосходным знатоком церковнославянского наречия и далеко не был несведущим в латинском, в древнегреческом и, кажется, даже в древнееврейском языках
Юность Владимира Одоевского пришлась на эпоху тайных обществ, завершившуюся восстанием декабристов, в котором активно участвовал один из его двоюродных братьев. Сам Владимир, увлекшись дворянской модой, тоже создал тайное общество, но не политическое, а литературно-философское. "Общество любомудров", под председательством 19-летнего Одоевского, на полном серьезе обсуждало "философское пробуждение" России и сетовало, что в стране, говоря словами юного князя, "нет даже ни одного журнала, где хотя бы несколько страниц были посвящены философии, которые бы знакомили с усилиями гениев, друзей человечества".
Одоевский вместе с будущим декабристом Вильгельмом Кюхельбекером создал такой журнал. Получилось не без успеха, на страницах выпускавшегося ими альманаха "Мнемозина" печатались многие известные творцы той эпохи — Александр Пушкин и Александр Грибоедов, Евгений Баратынский и Петр Вяземский, Николай Языков и Денис Давыдов.
В итоге Владимир Одоевский был знаком и всю жизнь поддерживал отношения почти со всеми, кого мы и сегодня помним в русской литературе того периода. Он немало спорил с Пушкиным по вопросам искусства и философии, до наших дней сохранилась их приятельская переписка. "Я дома больной, в насморке… Если вы сделаете милость ко мне пожаловать, то очень меня обяжете. Жду вас с нетерпением", — писал великий русский поэт Одоевскому незадолго до гибели на дуэли. Когда князь-"любомудр" узнал о смерти Пушкина, то откликнулся в некрологе словами, навсегда вошедшими в историю русской литературы: "Солнце нашей поэзии закатилось!.."
"Русский Фауст"
Сам Владимир Одоевский провел жизнь спокойную и благополучную. Восстание декабристов, все войны, дуэли и прочие перипетии прошли мимо него — он даже женился удачно и по любви, что встречалось нечасто в аристократическом мире. Ольга Ланская, дочь придворного гофмаршала, искренне любила мужа, а сам Владимир Одоевский так отзывался в личном дневнике об их первой встрече: "Я наконец увидел наяву то существо, которое являлось ко мне во сне…"
Весь круг физической моей деятельности ограничивается забором домашнего сада. Зато духовная горит и пылает
Действительно, современникам этот человек запомнился именно как мыслитель, неутомимый публицист и оригинальный философ. Своим наиболее выдающимся произведением и Одоевский, и его друзья считали опубликованный в 1844 году роман "Русские ночи".
"Мазурка кончилась. Ростислав уже насмотрелся на белые, роскошные плечи своей дамы и счел на них все фиолетовые жилки, надышался ее воздухом, наговорился с нею обо всем… Было два часа за полночь", — так чувственно, почти с эротизмом начинается произведение Одоевского, прозванное читателями "философским романом". Вопреки столь романтичному началу, "Русские ночи" едва ли будут интересны сегодня. Почти за два столетия все штудии автора о смысле бытия стали слишком далеки от нас. Зато современников впечатляли придуманные Одоевским изящные диалоги о высоком с собеседником под говорящим прозвищем Фауст. В итоге друзья и читатели прозвали "русским Фаустом" самого автора.
Удивительно, но куда более долгая жизнь была суждена совсем не серьезному произведению Одоевского — его сказке "Городок в табакерке". Многие из нас наверняка читали в детстве необычную историю про "мальчиков-колокольчиков", "дядек-молоточков" и "царевну-пружинку". Это произведение Одоевского, опубликованное впервые ровно 190 лет назад, в 1834 году, неоднократно издавалось в царской России, почти ежегодно переиздавалось в советское время и позднее. Даже в нашем XXI веке "Городок в табакерке" публиковался отдельными изданиями как минимум 11 раз, не считая публикаций в сборниках.
У "русского Фауста" были и другие детские истории, "Сказки дедушки Иринея". Счастливый брак четы Одоевских омрачался лишь бездетностью, и 62-й князь стал последним носителем своей исторической фамилии. При этом он любил детей, много возился с племянниками жены. В детских сказках — очень русских, но в то же время крепко связанных с близкой ему европейской культурой, забавных и неуловимо грустных — явно проступает тоска Одоевского по несбывшимся наследникам.
"Музыка — дочь математики…"
"Русский Фауст", аристократ, философствующий эстет и интеллектуал, при этом большую часть жизни служил государственным чиновником. И не просто чиновником — приятель и знакомый почти всех литераторов князь Одоевский служил в Цензурном комитете МВД. Сочинитель философских романов и сказок был опытным бюрократом, получил чин действительного статского советника, что тогда равнялось армейскому генерал-майору.
При всем своем романтизме Одоевский считал, что государство обязано контролировать информационное пространство и не отдавать его на откуп случаю и тем более сторонним силам. Но при этом "русский Фауст" понимал и все проблемы неуемной цензуры. "Время одних чисто запретительных мер прошло", — рассуждал статский советник Одоевский в одной из аналитических записок. По мысли князя, механические ограничения лишь подогревают интерес к запретному плоду.
Самое вредное убеждение, что тут сущая правда, если запрещается…
По этой причине Одоевский выступал, например, против запрета ввоза в Россию даже враждебных стране книг. По его мысли, куда эффективнее не запрет, а ответ — не замалчивание, а действенная контрпропаганда. Простая же запретительная цензура, по мнению Одоевского, рождает еще большую опасность: "Клевета остается без ответа, ибо запрещается говорить о запрещенных книгах…"
Будучи одновременно цензором и литератором, заслуженным чиновником и знаменитым публицистом, Одоевский при жизни пользовался весомым авторитетом в самых широких кругах русского общества. Не случайно в 1846 году Федор Достоевский, тогда еще молодой и начинающий писатель, эпиграфом к своему первому роману "Бедные люди" выбрал строки именно из повести Владимира Одоевского "Живой мертвец".
О произведениях этого потомка князей-Рюриковичей можно говорить много, "русский Фауст" был плодовит. В его творческом наследстве не только философская публицистика и художественная литература. Одоевский является одним из первых музыкальных критиков в России, а также основоположником научного музыкознания, автором формулировки: "Музыка — дочь математики, с нею делит она мир бесконечного".
И это были не просто слова, "русский Фауст"первым на русском языке сформулировал, описал и ввел в оборот ряд музыкальных терминов. Излишне говорить, что потомок древнерусских князей сам прекрасно играл на многих музыкальных инструментах, в том числе на органе, а также был дружен с талантливейшими композиторами своей эпохи — Михаилом Глинкой, Александром Алябьевым, Милием Балакиревым, Александром Даргомыжским.
"Ни у кого в мире нет таких фантастических обедов…"
Одоевский был весьма активен и на общественной ниве — поддерживал музеи, создавал журналы и благотворительные фонды. Помимо прочего, в 1845 году стал и одним из первых учредителей Русского географического общества.
И венцом всего этого разнообразия являлось истовое увлечение князя кулинарией. "Лекции господина Пуфа, доктора энциклопедии и других наук о кухонном искусстве" — так называется обширная серия статей, выходивших в 1844−1845 годах приложением к "Литературной газете". Для читателей не было секретом, что под таким псевдонимом выступает князь Одоевский, — изысканные рецепты всяческих "матлотов" с "риссолетами" перемежались юмористическими историями на кулинарные темы. Эти гастрономические "лекции" были переизданы и в нашем XXI веке с комментариями профессиональных поваров.
Князь Одоевский и в жизни был хлебосольным хозяином, любившим угощать гостей. Правда, его чрезмерно сложные блюда не всем нравились.
Ни у кого в мире нет таких фантастических обедов, как у Одоевского. У него соусы перегоняются в реторте и составляются из неслыханных смешений; все варится, жарится, солится и маринуется ученым образом
Говоря современным языком, князь был и в рядах первопроходцев молекулярной кухни в России.
Пора же вспомнить о том, что из нашего столетия кажется самым главным в его разнообразном наследии. Фантастический роман Одоевского "4338 год" при жизни автора заметно уступал в известности его сказкам, всем прочим философским и кулинарным рассказам. До самой смерти "русского Фауста", последовавшей в 1869 году, роман так и не был ни завершен, ни полностью опубликован.
Между тем "4338 год" полон удивительных предсказаний и даже прозрений — на его страницах в далеком будущем некий студент добирается из Пекина в Петербург сначала на "электроходе", скоростном поезде, через туннель под Каспийским морем, а потом на "воздушном корабле". Приземляется в Петербурге на "воздушной станции" — сегодня мы бы назвали ее аэропортом.
Заметим, что все это сочинялось в эпоху, когда первые железные дороги и паровозы едва вышли из стадии экспериментов. В отличие от большинства иных фантастов и футурологов XIX века Одоевский умел мыслить нешаблонно. Его коллеги на ниве фантастики обычно представляли будущее лишь как механическое развитие им современного — вспомним знаменитое предсказание той эпохи, что города грядущего потонут в лошадином навозе от избытка конных экипажей. Но в будущем Одоевского никаких лошадей уже нет. Их настолько вытеснили машины, что в мире сохранились лишь карликовые породы лошадок, "которых дамы держат ныне вместе с собачками". В будущем, по версии Одоевского, уже никто даже не представляет себе поездку на лошади — для эпохи Пушкина и гусара Дениса Давыдова такой "футуризм" требовал весьма небанальной фантазии.
"Домашние газеты" и "магнетический телеграф"
И "4338 год" полон подобных прозрений. "На домах крыши все хрустальные… Ночью, как дома освещены, эти блестящие ряды кровель представляют волшебный вид…" — фантазирует Одоевский, описывая Петербург будущего. Но ведь это прямо напоминает нам стеклянные небоскребы и ночное освещение современных мегаполисов.
Предсказывает "русский Фауст" и то, что мы сегодня называем успехами генетики. Попавший в Россию XLIV века китайский студент рассказывает: "Я заметил плоды, которые были нечто среднее между ананасом и персиком… заметил также финики, привитые к вишневому дереву, бананы, соединенные с грушей; всех новых пород, изобретенных здешними садовниками, невозможно исчислить".
Одоевский описывает всепланетную "систему теплохранилищ", управляющих погодой, — с их помощью "русские победили даже враждебный свой климат". Еще раз отмечу, что для первой половины XIX века все это очень небанальные озарения.
При этом Одоевский придумывает и лихой сюжет в совершенно современном, почти голливудском стиле. В 4338 году планете Земля угрожает столкновение с кометой Галлея, и власти России будущего озабочены этой опасностью. Власти, кстати, тоже необычны — проблему решают "министр гальваностатики вместе с министром астрономии". Вообще в России будущего, по версии Одоевского, ведущая роль в государстве и обществе принадлежит ученым. "Чтобы удостоиться руки женщины, должно сделать какое-либо важное открытие в науках, как прежде должно было отличить себя на турнирах и битвах…" — фантазирует "русский Фауст".
У князя Одоевского даже сбылось несколько геополитических прогнозов, крайне смелых для начала XIX века. В его далеком будущем весомую роль на планете играют Китай и Америка, вдобавок враждующие между собой. Зато немцы впали в полное ничтожество и почти исчезли, а британцы, сильно обеднев, собираются продать свои острова.
Но все же на страницах "4338 года" куда больше поражают иные прозрения, не планетарные и геополитические, а вполне бытовые.
"Между знакомыми домами устроены магнетические телеграфы", — фантазирует князь, современник Пушкина, и далее поясняет про "домашние газеты".
Во многих домах издаются подобные газеты; ими заменяется обыкновенная переписка… Ежедневно он записывает все сказанное, потом в камер-обскуру снимает нужное и рассылает их по знакомым. В этой газете помещаются обыкновенно извещение о здоровье или болезни хозяев и другие домашние новости, потом разные мысли, замечания, небольшие изобретения, а также и приглашения…
В эпоху Одоевского "камерой-обскурой" именовался прообраз примитивного фотоаппарата. Ни про интернет, ни о привычных нам сегодня личных блогах и всяких видео князь ведать не ведал. Но мы легко узнаем все это в его фантастических прозрениях из глубин позапрошлого столетия.