"Тобол. Мало избранных" Алексея Иванова: как российский писатель с чертом договаривался

В продажу поступила новая книга Алексея Иванова "Тобол. Мало избранных", вторая часть эпического произведения (первая часть называлась "Много званых") о том, как реформы Петра I перепахали Сибирь. Константин Мильчин — о том, как у уральского писателя закончилась душа​.

Однажды писатель Алексей Иванов гулял по Перми и встретил черта. Нечистый немедленно предложил сделку: пусть Иванов отдаст ему свою душу, а взамен черт подарит ему талант писать гениальную прозу. Иванов согласился, они заключили договор, которым каждый остался доволен. Черт посмеивался, так как знал, что без души писательский талант мало чего стоит. Иванов тоже посмеивался: он знал, как эксперт по преданиям хантов и манси, что у него не одна душа, а пять. Одну отдал, а остальных четырех хватит еще надолго.

Черт свое слово сдержал. Из-под пера Иванова один из другим стали выходить потрясающие романы: волшебные "Сердце Пармы" и "Золото бунта", реалистичный "Географ глобус пропил" (успешно, кстати, экранизированный), недооцененный, хотя от того не менее блистательный "Блуда и мудо", чуть менее удачное, но все равно изумительное "Ненастье". И еще несколько книг в жанре нон-фикшн (черт был щедр).

Как и положено жителю уральского региона, Иванов расходовал свои оставшиеся души бережливо и прагматично. Но черт, как назло, оказался тоже уральский, въедливый и трудолюбивый. И добрался-таки до последней души Иванова как раз тогда, когда он стал писать роман "Тобол".

Старый Иванов вкладывал в свои тексты все оставшиеся у него души, открывал России заново Урал и, захлебываясь от восторга, делился с читателем неизвестными эпизодами истории нашей страны и своего любимого региона. На его место пришел Иванов 2.0, прекрасно владеющий своим ремеслом, холодный, отстраненный романист, который приехал в Сибирь, по-хозяйски посмотрел на нее и решил, что она достойна его пера.

Новый Иванов умело плетет интригу и с покровительственной интонацией пересказывает относительно известные истории. Ругать эту книгу рука не поднимается: черт держит свой уговор, Иванов все так же великолепен как рассказчик. Но найти восторженные слова в адрес романа "Тобол. Мало избранных" не менее сложно.

Итак, перед нами вторая и вроде как последняя часть большой исторической прозы. XVIII век, Тобольск и окрестности.

Губернатор Сибири Матвей Гагарин мало того, что проворовался, так еще и тайком сговорился с китайцами. Русский отряд полковника Бухгольдца отправился завоевывать Кашгар, но был окружен на территории нынешнего Казахстана джунгарами, потерял почти все свои силы, врагу не сдался, но вынужден был отступить. Пленный шведский офицер Ренат мечтает убежать со своей возлюбленной Бригиттой из русского плена. Хитрый бухарец Касым плетет интриги, а священники крестят остяков. Семен Ремезов строит в Тобольске крепость.

Судьбы двух десятков персонажей переплетены сложным набором симпатий и противоречий, счастье одних означает мучительную смерть других. Все умрут, все сгниют в земле, а Тобольский кремль стоит по сей день.

Повторюсь, это очень умелый текст. Иванов может в одном абзаце, как бы походя, пересказать содержание и предысторию картины Василия Перова "Никита Пустосвят. Спор о вере", даже не называя само полотно. И это очень полезно: вот пойдет читатель в музей и там сразу узнает сюжет, разберется, что к чему. Даже прооперированный и выпотрошенный чертом Иванов по-прежнему силен в описании природы:

"Зима перестала прятаться: она уже не подсылала разведчиков в погреба, на чердаки и под застрехи амбаров, не устраивала тихих ночных налетов, она пришла днем — повсюду, широко и открыто.  <…> Зима плотно наполняла собою город, как лодку нагружают припасами для долгого пути".

Или устами шведа объяснить, как в России Сибирь и состояние экономики и политики тесно связаны между собой в любой из периодов нашей истории:

"Сибирь снабжает казну пушниной, то есть золотом. И это обстоятельство обеспечивает России возможность отличаться от Европы. У России нет нужды приобретать золото в обмен на плоды своего хозяйства, поэтому она может сохранять хозяйство в нетронутом древнем порядке. Ежели бы не меха Сибири, русским царям пришлось бы, как европейским монархам, избавлять крестьян от крепостного состояния и дозволять мануфактуры. Сибирь — ключ к пониманию России".

И, как и в старые добрые времена "Сердца Пармы", Иванов великолепен в пересказе мифов: 

Но когда-то он рассказывал читателям все это с жаром миссионера, который проповедует дикарям, зная, что они его в любой момент могут зажарить и съесть. Теперь же он больше похож на скучающего телепастыря, у которого давно не горят глаза. Он рассказывает все это по инерции. И да, Сибирь не его регион, она его, в отличие от Урала, не интересует, она ему чужая, и это видно из текста.

Впрочем, дело не только в этом. В старых романах, посвященных Перми и окрестностям, Иванов превращал нормальный, интересный, но в общем-то обычный российский регион в чудесную страну. Романы были равны или даже были более велики, чем регион. А вот Тобольск с его кремлем — сами по себе невероятное чудо. Гораздо большее, чем сам роман.