Илье Кабакову исполняется 85 лет. Он по-прежнему ключевая фигура в русской современной культуре, главный русский современный художник. И мы должны гордиться этим не только как национальным достоянием, но и как мировым. Илья в широком смысле уже не принадлежит России, он принадлежит миру.
Карьера автора тотальных инсталляций началась с того, чего больше всего не хотелось делать, — с иллюстраций детских книжек. Тогда, в советские 60-е, для художника, находящегося в безвыходном положении, сотрудничество с "Детгизом" было единственным способом выжить, иметь хоть какой-то заработок. Давало возможность войти в Союз художников, чтобы Илью не могли обвинить в тунеядстве и незанятости.
Особого удовольствия от работы на заказ Кабаков не получал. А желание делать что-то свое, не заданное рамками и правилами, не покидало иллюстратора детской книги и неумолимо росло.
По сути, было два Кабакова. Первый — официальный — детский иллюстратор. Второй — андеграундный художник, относящийся к профессии первого как к халтуре, а к своему не заказному творчеству — трепетно и серьезно.
Главное в стиле работы Ильи Кабакова — упорство в сочетании с невероятным, маниакальным трудоголизмом. Нет, это не приобретенные черты, а личные качества, отличавшие его от многих, еще когда он работал в мастерской на Сретенском бульваре
Помимо мощного таланта и дара у Ильи (и думается, что это один из секретов его успеха) неизрасходованные залежи тщательного перфекционизма, аномальной добросовестности. Несмотря на возраст, каждый свой день Кабаков начинает в 7 утра с работы в мастерской.
Илья — фантазер и большой экспериментатор, для него важно пробовать себя в разных жанрах. Это рисунки, альбомы, картины, инсталляции и другие жанры. Они, альбомы, по сути, и сделали Кабакова Кабаковым.
Для каждого жанра были характерны свои герои. В альбомах — это люди со своими странностями, находящиеся в ускользающем из этого мира состоянии.
Илья полифоничен, и его героям присуща и меланхолия, и провокация, и ирония. В этих героях и работах много чего "зашито", они требуют некой подготовки, наличия определенного культурного декодера. С другой стороны, Кабаков создал язык, общий и понятный всем, и чтобы его понимать, совсем не обязательно было родиться в СССР.
Он стал классиком, а классикой становятся вещи тогда, когда понятны каждому. Многие советские сюжеты работ можно органично перенести в современность. Но если попытаться охарактеризовать героев, то придется вспомнить гоголевскую шинель и отсылку к судьбе "маленького человека". Илья в этом смысле больше наследник русской литературы, чем русской живописи
Условный его герой — это не герой авангарда или классической русской живописи. Художник в первую очередь обращался к человеку — маленькому и смешному. Это очень важный лейтмотив кабаковского неодномерного творчества.
В нем нет какой-то одной конкретной эмоции, это почти всегда матрица. И каждый человек обязательно найдет в этом свое.
Среди его работ — картины про коммуналку, "мусорные" картины, стенды, которые многие в свое время путали и считали, что Кабаков — это всего-то шифровальщик ЖЭКа, а не художник, потому что он описывал все распорядки обычного "советского человека".
Затем появились и инсталляции, которые художник назвал тотальными. Тем самым он определял захвативший современных художников в 80−90-е годы тренд и повальное увлечение инсталляциями.
Кроме того, тотальные инсталляции — это еще и определение тематики, с которой работал Кабаков, — реконструкция быта и жизни человека, окруженного тотально советскими ценностями и обреченного выслуживать их, воспитывать в себе
Но помимо всего этого сам художник всегда стремился к некой тотальности. Он не был ярко выраженным лидером, но всегда стремился к захвату внимания, к некоему захвату мира, к тотальному присутствию в нем.
Его целью всегда было завоевать, сконцентрировать внимание на себе. Сам художник вспоминает, что в детстве любил петь и этим привлекал внимание, устраивал маленькие провокации и легкое хулиганство, чтобы вызвать у окружающих реакцию и понаблюдать за ней.
Вместе с этим в советской действительности он ощущал себя как желе, нередко сам говорил об этом. Сравнивал себя с коровой, которой не дают пастись. Поэтому вся эта тяга к вызыванию реакции и масштабности в творчестве — лишь компенсация за ощущение сиротства во всем: в отсутствии отца, экзистенциальном ощущении покинутости
Советская эпоха выбрана неслучайно, потому что сам Кабаков — и есть продукт этой "советскости". У него был некий комплекс советского человека, ведь он очень долго здесь прожил.
Сейчас он живет абсолютно в своей скорлупе, и при этом ему не важно местонахождение, он мог бы, наверное, жить где угодно, но ему это не нужно. Он находится там, где ему комфортно здесь и сейчас, он в центре мира, в центре арт-мира
И хотя Кабаков в курсе всех новостей, но его не интересует внешний мир. Человек он не социальный. Главная его рефлексия сейчас связана с прошлым и неким подведением итогов.
И его нынешняя мастерская не похожа на ту, что на Сретенском бульваре. В ней нет такого количества мусора, из которого, кстати, в московской студии родилась одна из самых больших работ — "человек, который никогда ничего не выбрасывал". Ощущается некая музеизация. Есть определенное количество неизданных работ, которые ждут своего часа для выхода в свет.
Кабаков с женой Эмилией настолько вместе, что говорят они о себе как об одном человеке, как если бы две личности объединились в одну. Все работы подписываются, по предложению Кабакова, двойным именем. Неразделимые 24 часа в сутки, они постоянно что-то обсуждают, дорабатывают детали предстоящих инсталляций. Безусловно, есть и сам Илья, но он один только когда пишет картины.
Помимо картин он работает над книгой воспоминаний. Также его волнует судьба музеев в мире, судьба друзей и как обстоят дела у художников в России. Ему интересно, как сейчас живут современные художники. Ему важно, чтобы искусство в России жило и были последователи, развивалась среда для творчества.