Большой Драматический театр, основанный по инициативе Александра Блока, Максима Горького и Леонида Андреева, был, по замыслу его создателей, призван выразить дух нового времени.
Это оказалось очень важно для Петербурга, города, в котором составляли доминанту императорские театры — Мариинский, Михайловский, и, если говорить о драматическом искусстве, — Александринский. Это определяло культурную атмосферу.
Конечно, к моменту создания театр находился совершенно в иной среде. И революционный Петроград естественным образом не был похож на Петроград императорский. И все же Петербург — особое пространство. Это город, архитектура которого (и классическая, и классицистская) в значительной степени влияла и влияет на формирование любого художника.
Воздух его проникал во все поры творческой жизни. Впрочем, с тех пор ничего не изменилось. Не только театры, но и все главные музейные коллекции Петербурга — императорские.
И Эрмитаж, и Русский музей по коллекциям качественно отличаются от музейных коллекций московских. И в этом смысле Петербург — очень сложный город, для творчества вообще, потому что неизбежно следуешь великим образцам, которые существовали до, задолго до рождения любого художника.
И тем не менее Большой драматический театр был рожден для того, чтобы заново выразить новые качества времени. И это была уже не эпоха канунов, а революций, тектонических перемен в социальной жизни и в области искусства
Поэтому судьба Драматического театра в высшей степени примечательна. Когда труппа переставала слышать этот звук времени, когда коллективный художник, каким является любой театр, вдруг прерывал свои связи с современностью, наступали периоды острых творческих кризисов.
Очевидно, что для подавляющего большинства людей, БДТ — это, прежде всего, театр Георгия Александровича Товстоногова и той блистательной труппы, которая сложилась в театре во второй половине 50-х годов прошлого столетия.
Безусловно, и до Товстоногова там были прекрасные артисты и постановки, но к тому моменту, когда Георгий Александрович вошел в зал театра как его главный режиссер, БДТ переживал очень сложные времена. Несмотря на то, что в труппе были прекрасные состоявшиеся артисты.
Товстоногов вступил в должность главного режиссера как победитель, лауреат, как человек, который уже получил Ленинскую премию за постановку "Оптимистической трагедии" в другом театре — Александринском. Как человек, который обновил в конце 40-х — в начале 50-х годов Ленинградский театр юного зрителя.
Он по характеру был победителем, сочетал удивительные качества, владел всеми тонкостями психологического театра, чувствовал классицистскую среду города, в котором он творил лучшую свою половину творческой жизни. И одновременно в нем всегда жил дух грузинского романтизма.
Именно это соединение глубочайшей филигранной психологической школы, понимания большой формы классического искусства с мятежным, в определенном смысле слова, романтическим духом и давало удивительные результаты
В классике он чувствовал современность необыкновенно остро, и одновременно современные пьесы ставил как пьесы большой классической формы. Поэтому он был уникальным явлением в художественной и театральной жизни, и ему не было равных даже в Москве.
Георгий Товстоногов начинал очень интересно. Тонко чувствуя запросы публики, не поспешил сразу ставить "Горе от ума". Приручал сначала зрителя комедиями, которые вернули театру его популярность.
И уже потом Товстоноговский БДТ стал театром выдающихся спектаклей "Горе от ума", "Идиот", "Тихий Дон", "Холстомер", "Ханума". Они принесли большой успех, превратили театр в самую важную сцену Петербурга.
Славу театру составила труппа: Павел Луспекаев, Ефим Копелян, Сергей Юрский, Кирилл Лавров. Лучшие свои роли сыграли здесь Татьяна Доронина, Наталья Тенякова, Зинаида Шарко.
Георгий Товстоногов собрал коллекцию артистов. Это была великая труппа великого режиссера великого театра.
Естественно, что театр — искусство, которое, к сожалению или к счастью, всегда связано с индивидуальностью, с личностью, и сегодня, когда Большой драматический театр носит имя Товстоногова, — это справедливо лишь отчасти. Ведь незаслуженно забыты имена тех трех великих русских литераторов, создавших театр.
Я помню, каких трудов стоило Кириллу Лаврову удерживать славу БДТ на том уровне, на котором она была перед уходом из жизни Георгия Александровича.
Надо сказать, что театру повезло, потому что Лавров был человеком безукоризненным и преданным с точки зрения этического отношения к ушедшему мастеру.
И вообще, он был человеком безукоризненным. Я знал Кирилла Юрьевича и дружил с ним. И всегда преклонялся перед его умением находить правильный тон в решении любых вопросов. Но Кирилл Юрьевич был художественным руководителем, а главным режиссером — Тимур Чхеидзе.
Казалось, что он может действительно продлить дело Товстоногова, но Тимур, один их самых крупных режиссеров второй половины ХХ века, наверное, чувствовал себя не очень комфортно в этом театре.
И когда ушел Кирилл Юрьевич из жизни, стало ясно, что театр снова нуждается в кардинальной перемене.
Кирилл Лавров очень долго сохранял все, что связано с наследием Товстоногова, как верный ученик, как актер и человек, сыгравший лучшие роли в его спектаклях.
Его сменил человек другого поколения, другой художественной веры.
И я, когда увидел юбилейный вечер в БДТ, который делал новый художественный руководитель и главный режиссер Андрей Могучий с новым составом, просто понял, что настала новая эпоха. Надо к этому отнестись с пониманием и уважением. Нельзя мерить работу одного художника критериями и законами, которые были приняты другим художником. Андрей Могучий делает свой театр. Это нормально
Он художественно убедителен в своей творческой вере, и я думаю, что тот БДТ, который приехал на гастроли в Москву, неуместно и бессмысленно сравнивать с театром Товстоногова.
Это спектакли театра XXI века, ищущего театра, который возглавляет яркий, талантливый, иногда ошибающийся, но часто добивающийся успехов режиссер, который любим труппой и пользуется уважением зрителей.
Это живое творческое явление, которое чувствует голос времени, его глубинные токи, и пытается выразить их в своем искусстве.
А что еще может быть важнее для любого театрального организма?