Певица, что рисует дождь. Чем российская эстрада обязана Анжелике Варум

Когда редакторы развлекательных телепрограмм хотят напомнить, с чего начинала Анжелика Варум, они вынимают из архивов клип на песню "Человек-свисток" 1992 года. В нем 23-летняя попрыгунья в подтяжках, больших очках и фуражке передразнивает инспектора ДПС (Игоря Угольникова), тщетно пытавшегося управлять всеми людскими потоками сразу: и на дороге, и в родной коммуналке, и в стране в целом. "Но не жалеет он ни о чем, он лихо слеплен родным "совком", — описывает певица то ли михалковского Дядю Степу, то ли приговского Милицанера, то ли вовсе будущего "самого честного сотрудника ГИБДД" из "Нашей Russia". Под конец он натурально сходит с ума и видит себя в каждой из трех линз светофора. "Так грустно, что хочется курить", — резюмирует каждый куплет Варум, превращая безумный фарс в экзистенциальную драму.

"Человек-свисток", словно по сценарию, каждый раз вводит певицу в краску и заставляет оправдываться: время, мол, было такое. Будь редакторы чуть любопытнее и смелее, они бы обнаружили казусы совсем иного порядка: бытовой мистицизм в видеозарисовке "Барабашка", нудистский пляж — в "Вавилоне" и мыльные пузыри на елках в "Полуночном ковбое". Однако самый яркий бриллиант ранней Варум — труднообъяснимый черно-белый клип на "Трехкокосовую песню". В нем лирическая героиня Варум признается, что написала этот опус ржавым гвоздем на картоне "как-то утром под Тамбовом, выпив мерзлого кефира". И тут же, прямо в песне, с досадой отмечает, что соотечественники едва ли оценят ее произведение: "...их былинное сознание не приемлет компромисс". Все это происходит возле бассейна, рядом с которым сидят двое мужчин в образе африканских туземцев и многозначительно чистят бананы. "Плод тропического манго жму в гранёный я стакан!" — раз за разом повторяет Варум, сидящая, надо полагать, под кокосом, точнее, под тремя. До "Чапаева и Пустоты" Виктора Пелевина оставалось еще пять лет, и, кажется, никто в стране не мог тогда похвастаться таким воображением.

Проще всего увидеть в этом причуды едва оперившейся артистки и постсоветский китч, если бы не одно "но". Следующие тридцать лет показали достаточно внятно: это была собственная хартия вольностей Варум, от которой она не отказалась до сих пор.

Утренняя звезда

Мария (настоящее имя певицы) Варум родилась во Львове в семье советского композитора и аранжировщика Юрия Варума и театрального режиссера Галины Шаповаловой. Переехав в Москву, вчерашняя школьница попробовала стать профессиональной актрисой, но поступить в театральный институт, знаменитую "Щуку", ей не удалось. Имея домашнее музыкальное образование, Варум решила, что это знак: нужно петь. Отец, не понаслышке знавший, сколько сил отнимает сцена, был резко против, но все же взял дочь к себе на студию. Вскоре Мария стала бэк-вокалисткой озорной "Комбинации", а затем — уже под псевдонимом Анжелика Варум — записала свои первые сольные вещи "Здравствуй и прощай" и "Полуночный ковбой". Последнюю через полгода пел весь "Олимпийский" на гала-концерте "Утренней звезды". Выпуск полноценной пластинки был не за горами.

Альбом "Good bye, мой мальчик" содержал десять историй беззащитной мальвины, которые одновременно подкупали босяцкими мотивами "Комбинации" и нравами провинциального кабака и вместе с тем заводили в тупик высоким "штилем". Песни Варума на стихи актера "Современника" и поэта Кирилла Крастошевского были полны гипнотического минора, холодных дождей, "усталости сердца" и неминуемых расставаний. Они работали в том же эмоциональном регистре, что и жалобная мольба "Ласкового мая": тот же детдомовский надрыв про несправедливость судьбы и жестокость мира, только с бантами и рюшами. Правда, в отличие от Юрия Шатунова, у Варум той поры не было не то что образа, а даже амплуа, объясняющего ее поведение в песне или на сцене. Вместо него был странный словарь, непонятный жизненный опыт и набор противоречивых типажей: непорочное дитя, без пяти минут невеста, обманутая жена, страстная разлучница, старая дева — кто? Человек-свисток.

Девочка на шаре

Уже через год все изменилось. Альбом "Ля-ля-фа" связал разнородные элементы ипостасей Варум в крепкий узел и ввел на российскую эстраду новый узнаваемый образ воздушной певицы-дюймовочки. Сперва он появился в клипе "Художник, что рисует дождь", но окончательно утвердился два года спустя в "Осеннем джазе". Одна и та же девочка на шаре, движимая дуновением ветра, шепчет и красиво читает стихи, носит платья-флаконы и хлопает ресницами. Описавшая фигуру, манеру, стиль и предназначение Варум, обманчиво простая и емкая формула "Ля-ля-фа", была на самом деле композиторской шуткой отца, поднявшего фрагмент партитуры в заголовок. Она же была и переводом хрестоматийного французского "Cherchez la femme" на нижегородский "Шерше ля фам" об извечном поиске женщины.   

К тому времени уже был записан "Городок" — пронзительный шлягер со слезами на глазах, предугадавший скорое наступление эпохи "Старых песен о главном" и ностальгии как главного творческого метода. "Вернуться" захотели решительно все, включая тех, кто не покидал родину и ничего не терял. "Городок" при этом не был лоснящимся и примирительным ретро; он скорее походил на оммаж "Городу золотому" Хвостенко и БГ, наивному детскому раю и потерянному ощущению дома как такового. Когда дуэт телекомиков Ильи Олейникова и Юрия Стоянова поставил "Городок" завершающей темой одноименной передачи, памятник российским поискам утраченного времени был завершен. 

Тогда же сложился художественный миф Варум как артистки и недостижимый идеал как кумира: ажурная лирика, осиная талия, робкий вокал и мягкие переливы мелодий. "Платочки белые, глаза печальные" — можно сказать и так. Главные конкурентки Варум из числа "новых лиц" тех лет — Татьяна Овсиенко, Алена Апина и Татьяна Буланова — играли куда более прямолинейную музыку и озвучивали горькую женскую долю. Варум выбирала полутона и подсвечивала нюансы. Настроение ее лучших песен середины 1990-х — это смятение. Она не рыдает и не кричит вслед, не обещает вечной любви и не рискует последним; чаще всего она что-то предчувствует и сомневается в себе. "Расставанье впереди — печальных глаз не отводи", — предупреждала Варум и себя, и слушательниц.     

Королева

Супружеский и творческий союз Варум с Леонидом Агутиным кардинально изменил репертуар певицы и ожидаемо добавил ее музыке латиноамериканских мелодий и искрящейся романтики. На контрасте с "босоногим мальчиком" восковой силуэт Варум воспринимался еще более утрированно, если не карикатурно: сатиновые платья, худоба кокаинетки, кружева, перчатки выше локтя и бабочки в животе. "Королева", — спел тогда Агутин и был прав. В следующие десять лет, вплоть до конца 2000-х, он был основным автором Варум, подарив ей "Все в твоих руках" и "Февраль". Признанные самой красивой парой отечественного шоу-бизнеса, они редко выступали отдельно, предпочитая сольным концертам большие совместные программы. В студии Варум, будто в отместку, пыталась примерить на себя более актуальный танцевальный звук Moloko и диско-аккорды Кайли Миноуг, попутно сменив десятки причесок в клипах.  

В 2010-х у певицы, по ее словам, начался "третий виток в карьере". Она вновь сменила пул авторов и ушла в новую для себя манеру исполнения — с мощным акцентированным вокалом, будто компенсирующим десятилетия приглушенного пения. Три года назад Варум выпустила диск "Женщина шла" на музыку Игоря Крутого, выступив автором большинства текстов песен. На нем от знакомой певицы не осталось и следа: вместо слабого голоса раскаты небесной чистоты Анны Герман, вместо "Очаровашки" — "Мадемуазель Хайд", вместо испанской гитары — американский рояль.

Злопыхатели, отказывающие Варум в статусе настоящей певицы, вероятно, будут удивлены, узнав, что на ее место миниатюрной артистки с повадками колибри в современной России так никто и не пришел. Сначала образовавшуюся нишу интеллигентной поп-музыки могла занять ранняя Валерия с песнями "под Варум" вроде "Самолет" и "Обычные дела". В конце 1990-х изысканную эстраду с саксофоном и кларнетом предложила Катя Лель, в 2000-х — Ева Польна. Кроме собственно музыки и манеры держаться на сцене и в кадре в них угадывалась знакомая всем, кто видел "Художник, что рисует дождь", система координат: безразличие в голосе, тревога в текстах и вечернее платье в пол, превращающее певицу в ожившую скульптуру. Сейчас влияние Варум прослеживается в образе певицы Луны с ее фирменной апатией, томностью и поволокой.

При желании в ученицы Анжелики Варум можно записать даже Монеточку, новую звезду отечественной музыки с кукольным лицом и детским голосом. Природа их обаяния во многом схожа: мимолетный флирт между строк, деликатные метафоры, плавность жестов и погибельная слабость. Интересно, что исходные данные Монеточки тоже вызывают закономерные вопросы у критиков ("нулевая энергетика", по версии Артемия Троицкого), а иногда и у коллег по цеху ("отвратительный голос", по мнению Земфиры). Что не мешает ей завоевывать аудиторию Первого канала в хорошо известном всем образе певицы-дюймовочки. "Олимпийский", впрочем, Монеточке еще не подпевал.