Певец упадка и возвышенных чувств. Лидеру "Сплина" Александру Васильеву исполняется 50

"Апрель 1985 года. Мы пришли на урок, а училка сказала, что урок отменяется, сейчас будем смотреть Пленум ЦК КПСС. И все такие: "Вау, отлично!" — контрольная отменилась, можно сидеть рисовать. И вдруг вышел Горбачев и в нескольких фразах сказал, что все, что было до этого, это полная фигня. Сейчас мы всё будем менять" — так три года назад Александр Васильев описал "последнее событие в стране, которое его порадовало".

Рок-музыкант говорил о первом выступлении Михаила Горбачева на посту главы государства и первом упоминании слова "перестройка" в официальных речах. 15-летний меломан Васильев воспринял старт "социально-экономических перемен" и необходимого стране "ускорения" как разрешение на рок-музыку: "Мы получили возможность играть открыто, не прячась. Я понял, что можно поехать за границу. А до этого думал, зачем учить английский, если все равно не выпустят?"

Через десять с лишним лет, в 1997 году, уже в ельцинской России, Михаил Горбачев снова оказался на телеэкранах — и снова под пристальным взором подростков. Бывший генсек снялся в рекламе американской сети пиццерий Pizza Hut. В это время Александр Васильев записывал песню "Орбит без сахара" и привыкал к роли флагмана нового русского рока. Английский язык он, впрочем, так и не выучил.

Песни-иллюзии

Васильев родился в Ленинграде в семье инженера и учительницы русского языка. Первые пять лет он провел на побережье Атлантического океана, в Западной Африке — его отец помогал местным строителям возводить порт, а мать преподавала в школе при советском посольстве. Поразительно, но никаких упоминаний об этом "экзотическом" периоде нет ни в одной песне Васильева, если, конечно, не принимать во внимание не раз использованные им образы тростника, кактусов и "растревоженных ульев".

В 11 лет он познакомился с советской рок-музыкой — записями "Машины времени" и "Воскресения", в 12 — попал на первый в жизни концерт, в 15 — увидел то самое выступление Горбачева о "новом курсе", в 18 — собрал собственную рок-группу "Митра". Среди прочих в нее вошел будущий создатель культовой "Масяни" Олег Куваев. Первый клип "Митры", нарисованный Куваевым черным фломастером на перевернутом аквариуме, спустя пару лет стал дебютным видео "Сплина".

Васильев мыслил сюжетами волшебных сказок и рыцарским кодексом чести, его герои выходили из бардовских напевов и выражались то двусмысленно, то высокопарно ("на виноградную лозу вода наводит дрожь").     

Большинство песен для первого альбома "Пыльная быль" студент-авиатор Васильев сочинил в армии, а записал на домашний кассетный магнитофон в компании приятелей. Джазовые абсурдистские зарисовки про серебряные реки, сурдинку и разбитое пенсне сочетались с арт-роковыми балладами про жертв талого льда и страшный лес. "Странные оркестры бродят в голове моей", —  пел тогда Васильев. "Былинные" песни отсылали к Гребенщикову, Макаревичу и Кормильцеву, с одной стороны, и поэтам-символистам — с другой. По звуку это был шлягерный "Наутилус Помпилиус" времен "Казановы" и "Я хочу быть с тобой": синтезаторы на месте гитар, саксофон в роли бэк-вокала и "модные" аранжировки.

Санкт-петербургское небо

Отдельная тема — Санкт-Петербург. Вместе с историческим названием город-призрак в песнях Васильева будто возвращал себе судьбу и утраченный голос. "Комната. Окна на площадь. Рваные флаги по ветру", — по-блоковски живописует революционный Петроград лидер "Сплина"; дальше будет про площадь, трамваи и свободу. Песни Васильева работали как оптические иллюзии с "остаточным изображением": он всматривался в современный ему город, отводил взгляд и продолжал видеть незримый силуэт прошлого.          

Тема Питера останется сквозной для лидера "Сплина" и дальше: от белых ночей до разведенных мостов, от императора до блокады, от "Васильевский остров прекрасен, как жаба в манжетах" до "Мы похоронены на Невском проспекте". Васильева легко представить в ряду авторов "петербургского текста" и главных героев этого города-мифа: он, как и Гоголь, Достоевский или Салтыков-Щедрин, захвачен его мистической двойственностью и гибельной красотой. Его не преследует Медный всадник и не пугает Каменный гость, но от этого не легче: кругом ненастоящая "пластмассовая жизнь" и неизбежное ощущение, что "Бог устал нас любить".

"Мир подземных ходов, коридоров, зеркал, тупиков, поворотов, мостов, лабиринтов, висячих садов, улиц древнего города, где на ворота повешен замок" — вот он, Петербург Васильева и одновременно автопортрет автора. 

Русский брит-поп

К концу 1998 года "Сплин" был на вершине славы, а Васильев на пике формы. Четвертый альбом группы ("Гранатовый") состоял сплошь из хитов, главными из которых стали "Выхода нет" и "Орбит без сахара". Реклама диска крутилась по ОРТ, продюсером группы стал бывший директор "Наутилус Помпилиус", впервые приехавшие в Россию The Rolling Stones взяли "Сплин" к себе на разогрев в "Лужники". Это было неслучайно: Васильев того периода — с бесконечными англицизмами в лирике, отсылками к классикам западного рока и самой рок-н-ролльной стрижкой "под горшок" — талантливее других придумывал и играл самую обаятельную русскую версию брит-попа на уровне родоначальников жанра вроде Oasis или Blur.

За своего Васильева быстро приняли Борис Гребенщиков, Юрий Шевчук и Константин Кинчев. В "Антропологии" Диброва "Сплин" появлялся едва не чаще всех. Из комплиментов отцов-основателей русского рока складывался закономерный вывод — наследник музыкального престола был найден. 

"Орбит без сахара" стала не просто гимном поколения — с нее можно вести отсчет российской истории "вирусных" промопесен. Прежде русский рок никогда не обращался к рекламе как источнику вдохновения и не конструировал спам-песни из слоганов, промоакций и джинглов. Васильев открыл ящик Пандоры: в 2000-х "Ляпис Трубецкой" спел "В левой руке — "Сникерс", в правой руке — "Марс", Верка Сердючка сострила в припеве про Dolce & Gabbana. За десять лет до "Трех полосок" Animal ДжаZ, за двадцать до "В мертвых найках" Фараона Васильев скрестил новую русскую музыку и поп-арт, авторский почерк и логотип, дневник и билборд. В 2016 году этот же трюк феерично провернул Сергей Шнуров с песней "Экспонат".

Депрессивная "Выхода нет", вышедшая за три месяца до дефолта 1998 года, оказалась самым подходящим саундтреком к грядущему концу света российской экономики. 

От черновиков к самоповтору

БГ, Шевчук и Кинчев не зря относились к "Сплину" по-отечески. Васильев заново обживал поэтическое пространство, созданное "Аквариумом" и поколением "дворников и сторожей", отталкивался от их находок и опыта. А главное — никак не отрицал, а подчеркивал их влияние. Целиком об этом единственный сольный альбом Васильева "Черновики" — сборник ранних акустических вещей автора вперемешку с перепевками классиков от Высоцкого до Макаревича. После него на подобный акт творческого саморазоблачения никто из обоймы легенд русского рока так и не решился.

В начале 2000-х "Сплин" выпустил свои последние блокбастеры — альбомы "25-й кадр" ("Линия жизни" и "Мое сердце" оттуда) и "Новые люди". Всенародные хиты случались и позже ("Романс", "Сидели и курили"), но по-настоящему сильных и полнокровных дисков у Васильева и компании больше не выходило.

От оригинальных и вместе с тем понятных любому метафор и аккордов "Сплин" ушел в сторону неудачных экспериментов с формой: тяжелому одномерному року и графомании. Васильев взял за правило повторять почти каждую строчку в песне по пять раз, рассчитывая непонятно на что: то ли на усиление эффекта, то ли на заполнение смысловых пробелов. С другой стороны, в этом можно увидеть зачатки первой в истории русского рока гиф-поэзии — в последние десять лет Васильев последовательнее других превращал поэтическую строфу в спираль и буквально гонял музу по кругу. Более ироничного ответа на упреки в самоповторах, кажется, не найти: слушатель получал не просто похожие вещи, а дубликаты.

"Когда пройдет сто лет, и нас с тобой здесь нет", — пел Васильев на последнем альбоме "Сплина" "Встречная полоса", перечисляя, что еще исчезнет спустя век: границы, тайны и незанятые земли. Песни Васильева про самый первый снег и девочку с глазами из самого синего льда останутся наверняка.