Экранизация книг всегда была неблагодарным делом, особенно тех, у которых есть многомилионная фанатская аудитория по всему миру, да еще и Пулитцеровская премия в придачу. В последний раз это удавалось Питеру Джексону с "Властелином колец", страшно представить, почти 20 лет назад.
Конечно, и у его трилогии были свои противники, но с тем, что она обладает невероятной художественной силой, индивидуальностью и стала выдающимся произведением даже безотносительно связи с первоисточником, спорить сложно. Даже "Хоббит" Джексона не смог повторить успех своего новаторского предшественника: он, к сожалению, был больше похож на 200-страничную книгу, которую зачем-то растянули на девять часов.
В случае с Донной Тартт задача усложняется еще и тем, что в целом все книги писательницы небогаты на какие-то внешние события и интересуют ее постольку-поскольку. Главное — это внутренние процессы героев, психологические изменения, которые происходят с ними на протяжении всей книги, или даже обычные повседневные наблюдения, чувства, вызываемые бесконечной удушливой жарой, помноженной на изматывающее безделье; отчаяние, охватывающее от повседневной бессмысленности жизни, которая подминает всех, как каток; квартира, оставленная на месяцы без присмотра; первый снежный день в Нью-Йорке… Роман строго интернализирован — в "Щегле" мы видим все через глаза Тео, что в случае с фильмом, который может показать нам героев только со стороны, становится практически невыполнимой задачей. Более того, писательница всегда зациклена на деталях (не так, конечно, как Брет Истон Эллис в "Американском психопате"), и хотя самое главное происходит во внутреннем мире, внешний мир предельно конкретизирован.
Однако фильм не может существовать без событий, точнее, может, но это немногим режиссерам под силу, поэтому сценарист Питер Строхан как будто просеял все 800 страниц романа и оставил для экрана только чистое действие. От этого создается впечатление, что вместо хрупкой птички, прикованной цепью к жерди, нам досталось чучело щегла, набитое соломой
Да, мы понимаем, что это птица, но можем ли мы, глядя на нее, узнать, откуда она взялась, о чем трепещет ее маленькое сердечко и что все это значит? Плотное действие не может заполнить эмоциональные пустоты: герои остаются чуждыми и непонятными для зрителя.
Те, кто читал книгу, и так знают, что произойдет, а те же, кто незнаком с произведением, наверняка всю дорогу будут гадать — кто все эти люди и почему про них сняли фильм. Режиссер Джон Краули очень осторожно относится к первоисточнику, не меняя практически ни слова, но при этом привносит в историю свой авторский взгляд с помощью сложного нелинейного монтажа, где сюжет прыгает между молодым Тео и его взрослой жизнью. Однако это не только сделало нарратив еще более запутанным для тех, кто незнаком с событиями книги, но и лишило его хоть каких-либо чувств и души. Все-таки недаром Тартт выбрала линейное повествование, вначале рассказывая об особой эмоциональной связи героя с матерью и с пресловутой картиной, определившей всю его последующую жизнь.
Самые сильные сцены "Щегла" — в музее перед взрывом, и вы увидите их в самом конце. Краули со Строханом зачем-то делают из трагедии героя пазл, который мы по крупицам должны собирать весь фильм, вместо того чтобы рассказать обо всем в самом начале, чтобы мы могли хоть как-то ему сопереживать.
У режиссера не хватает чуткости, чтобы передать то, что не сказано словами: все диалоги сняты пресловутыми "восьмерками", актеры безрезультатно пытаются сыграть то, что осталось за кадром, а креативности Краули хватает только на хитроумный монтаж и на одну сцену в бассейне под грустный голос Тома Йорка. Все, до чего эмоционально не дотягивает картинка, берет на себя максимально мелодраматичный и незапоминающийся саундтрек Тревора Гурекиса, который как бы сигнализирует зрителю: "А вот здесь вам должно быть грустно!"
Играть в экранизации известного романа — тоже дело неблагодарное: у фанатов уже давно есть сформированные образы в голове, свои Тео, Борис и Хоби, поэтому кого бы вы ни взяли на роль, кто-то из зрителей в любом случае останется недоволен. Оакс Фигли, играющий Тео в детстве, органично вписался в амплуа потерянного, замкнутого и очень одинокого подростка, а вот взрослый Тео в исполнении Энсела Элгорта, лишенный какого-либо внутреннего монолога, остается чужим и даже неприятным. Утверждение на роль миссис Бабур такой крупной звезды, как Николь Кидман, как будто возложило на режиссера обязанность вставить ее во все сцены, какие только возможно. Может, роль ей и расширили, но прописать забыли, да миссис Бабур и в книге всегда была загадочным персонажем, чья степень привязанности к Тео (по крайней мере в первой части) до конца непонятна. Поэтому Кидман не остается ничего кроме, как смотреть на него печальными глазами и ходить по красивой квартире, сцепив руки. А звезда сериала "Очень странные дела" Финн Вулфард и Анайрин Барнард, играющие молодого и взрослого Бориса соответственно, — это просто англоговорящие актеры, изображающие русский акцент.
В книге Тартт пишет, что даже репродукции картины несли в себе некую силу, которая как будто передавалась им от оригинала. Однако фильм Краули, подавленный авторитетом романа, утрачивает собственный голос, представляя собой даже не репродукцию, а безликий пересказ событий, которые без этого самого голоса не имеют никакого смысла.