Юрий Нечайкин мечтает, как устроит мини-зоопарк, поставит баньку, а в соседнем домике сделает гостиницу, чтобы туристы могли остаться на несколько дней, как у бабушки с дедушкой в гостях. А если оживить и другие дома, можно превратить Лесное Цибаево в этносело и поднять деревню.
Но все это пока в воображении, а в реальности у Юрия Павловича — 30 деревень с бесконечными проблемами и мизерными бюджетами, а у Анны Леонтьевны — сельская библиотека и домашнее хозяйство. И Нечайкиным немного страшно, что на воплощение их дерзких планов не хватит сил и времени.
Москва, любовь и "девочки"
В окна Дома молочника заглядывает полуденное солнце. Теплые лучи скользят по старинной домашней утвари, добротному сундуку, шкафу, выхватывают накрытый стол, путаются в узорах на половиках и едва достают до русской печи в глубине дома. В печке — щи.
— Ты покушай сначала! Яички ешь, сало домашнее, кашу с медом, не стесняйся. Молочко топленое, пахта, сыворотка, ряженка… Все свое, домашнее. Я же сама и корову держу, и кроликов, и свиней, и гусей, и уток с курами. А девки вот блины испекли, с молочком, — суетится вокруг стола неутомимая Анна Леонтьевна Нечайкина, супруга главы села и хозяйка Дома молочника.
Вообще, Анна Леонтьевна могла бы сейчас нянчить внуков где-нибудь в Подмосковье, в свое время ее звали туда дед с бабушкой, братья и сестры. Но в Лесном Цибаево, куда Анна приехала учителем биологии и химии сразу после института, она встретила участкового Юру Нечайкина. И Москва уступила. Анна вышла замуж, родила двух дочек, завела хозяйство, 25 лет руководила школой — сначала была завучем, а потом директором. А когда школу закрыли, пошла работать в сельскую библиотеку и организовала кружок по интересам для местных бабушек.
— Ну, девочки, Настя, Лена, Дуся, давайте! — улыбается Анна Леонтьевна, и ее "девочки" дружно поднимают рюмки с фирменной домашней самогонкой — корчмой, приветствуя гостя — меня.
Девочки, конечно, давно не девочки, у каждой за плечами — длинная и трудная жизнь, у всех свое хозяйство, маленькие пенсии и большие огороды. Но когда к Нечайкиным приезжают туристы, "девочки" бросают дела, наряжаются в яркие платья и спешат создавать праздник.
— Говорят, картошку съели колорадские жуки. Обойдемся без картошки, лишь бы были мужики! — громогласно чеканит частушки Настя. И тут же комментирует, по-мордовски растягивая слова и подкручивая вверх окончания. — Ни-ка-кой управы нет над этими жуками! Как с Белоруссии в 72-м году завезли, так полвека стажа жукам, ни один не сдох!
— Ой, у нас поол-нооо в огороде. Морим, морим их…— серчает Дуся. — На коронавирус вот сразу нашли лекарство, а на эту заразу — не найдут!
За обедом "девочки" успевают обсудить размеры пенсий, ситуацию с безработицей, проблему банкротства банков в Мордовии, спеть несколько песен про любовь, а когда появляется глава села, вспоминают, каким было Лесное Цибаево, когда собравшиеся в Доме молочника были моложе на полвека.
"Жизнь изменилась буквально за 45–50 лет"
— Раньше народ был дружный, друг другу помогали даже дома строить. Идет по деревне мужик, кричит: "Кому помощь?" "Уткину!" — отзываются ему. А кто сейчас пойдет соседу помогать? — вопросительно приподнимает брови Юрий Нечайкин, и на лбу его собираются морщины. — И свадьбы проводили "помощью", два дня шли по дворам, в каждый дом заходили, и хозяева накрывали стол. Осенью, когда морозы встают, по всей деревне начинали резать свиней, так два-три мужика помогали всем родственникам и соседям. А вечером все шли на "свиную свадьбу", гулянка была такая, что на весь дом столы ставили и обязательно трехлитровую банку самогонки, а может, и две.
— И бабы праздникам были не рады! Целое ведро теста делали на блины. Нааа-жааа-рят-ся... — тянет слова Настя.
— А на Пасху, Юр, помнишь, народу сколько? — улыбается Дуся. — И старые бабки принесут к дому большое бревно длинное, сядут и давай песни петь старинные. И даже в деревне жить хочется!
— Только сейчас ни одна женщина такой жизни не выдержала бы. У меня мама девятерых родила. А у Ани мама работала всю жизнь телятницей, и дома надо было скотину накормить, и в колхозе. И дети еще, и муж. И до шести утра печка уже затоплена была — иначе придет староста и воды плеснет, чтобы в жару не топили, — рассказывает Нечайкин под одобрительное кивание собеседниц. — А воды дома не было, с родника коромыслом носили. Холодильников не было, и ранней весной, когда снег начинал таять, погреб наполняли снегом, спускали молоко туда.
Нечайкин с упоением рассказывает, что в каждом дворе держали скот, и особенно коров, потому что "в корове — половина людского". В каждом доме был сепаратор и ступа — делали из молока масло, творог, сметану, пахту. Масло солили и топили, чтобы долго хранилось, мясо вялили. Взрослым во всем помогали дети, "и не было такого, чтобы кто-то залеживался".
— А в военные и послевоенные годы люди вкалывали безбожно. Вечером придут — уже темно, утром снова уйдут, как только рассвело. Жизнь изменилась буквально за 45–50 лет. Все уходит. И если сейчас не знать всего этого и рассуждать, что мы плохо живем, — это никуда не годится! — говорит Нечайкин, опираясь рукой на ступу, в которой кто-то когда-то выбивал масло, как и сам Юрий Павлович в детстве после школы. Потому что пока не сделаешь — на улицу не пойдешь.
В Доме молочника еще много разных предметов, из которых умелый рассказчик запросто соткет историю села и всего мордовского народа. Несколько лет Анна Леонтьевна собирала утварь, деревянные ложки, кувшины, корыта разного размера — для пшена, гороха, муки, теста, для рубки капусты, и хранила все это в музее в библиотеке, пока экспонаты не стали там соперничать за пространство с читателями. И пока не появился Дом молочника.
Однажды в Цибаево
Дом молочника мог и вовсе не появиться, но однажды к Нечайкиным приехал Сергей Кизим, на тот момент новый глава Темниковского района. Кизим, которого в Мордовии знали как успешного предпринимателя и создателя старейшей в республике службы такси, горел идеей развития туризма. Он убеждал соотечественников, что район сильно недооценен, и темниковские земли с Санаксарским монастырем, где похоронен адмирал Федор Ушаков, нужно включить в маршруты паломническо-туристического кластера "Арзамас — Дивеево — Саров", отчего хорошо будет всем сторонам. Так и произошло в 2021 году. А тогда, несколько лет назад, именно Кизим заразил Лесное Цибаево туризмом.
— Он пришел к нам и сказал: "Будет у вас туризм". Никто не поверил, кроме меня, — вспоминает Нечайкин. — А я подумал, что одного клуба, где у нас уже был музей, нам действительно мало, надо еще что-то делать. И мы сделали.
Нечайкины купили пустующий дом, перевезли всю утварь, пригласили "девочек", отмыли стены и потолок, привели в порядок печь. Центр развития туризма включил Лесное Цибаево с Мордовским этнодомом и Домом молочника в состав экскурсионных туров по району, так что гостей иногда привозят в село целыми автобусами — по 25–50 человек.
— Я выставляю продукцию, делаем дегустацию. И когда туристы приезжают — очень довольные бывают, даже не могу сказать, как они восторгаются! — смеется Анна Леонтьевна. — Отдельно за вход я денег не беру, но что понравится — масло, молоко, пахту, творог, яйца домашние, сало копченое — люди покупают. А пойдемте, я вам подворье свое покажу.
Почта есть, но почты нет
— Оп-па, ас-са, ты меня — за волоса, я тебя — за бороду, пошли гулять по городу! — задорно поет Настя, когда мы идем по селу к дому Нечайкиных — знакомиться с поросятами и кроликами.
Четыре женщины в ярких разноцветных платьях, щедро сдобренных бусами, спускаются по дороге с холма. Их догоняет внучка Нечайкиных Машенька, она в белом пышном платьице, как у принцессы. Чистый праздник идет. И мы с Нечайкиным позади.
Идти — минут десять. Сначала вниз, любуясь панорамой села, затем мимо скамейки под большой яблоней, где каждый вечер собираются поболтать бабушки. Потом нужно свернуть налево перед церковью и пройти мимо клуба, что стоит на берегу пруда. В 2016 году в клубе создали этнодом "Мокшанский", здесь тоже встречают гостей, рассказывают о традициях села, показывают обряды, учат стрелять из лука, готовить солод для мордовского напитка поза, разрешают примерить национальные платья. На этом "достопримечательности" Лесного Цибаева заканчиваются.
— 78 дворов в селе у нас, жилых — 31, а живет всего 62 человека, — рассказывает Анна Леонтьевна. — Молодежь уезжает, потому что работы нет: в клубе один человек работает да в библиотеке один. Раньше ферма была на 400 голов крупного рогатого скота, школа была. Работали гараж, склад, мельница. Магазин был, почта...
— Так и сейчас и магазин, и почта есть, но пустые, — смеется Настя. — А за продуктами в город ездием.
Впрочем, овощи, мясо, молоко и груши с яблоками у селян из собственных огородов, подворий и садов. У Нечайкиных, например, около полусотни кроликов. В сарае — с десяток клеток, где маленькие крольчатки прячут свои крошечные носы за мамку. А молодой бычок, пока его мама-корова пасется на склоне холма, наоборот, тянет морду к людям. Во дворе в загончике роются в поисках пропитания поросята, тут и там кудахчут несушки, носятся по траве котята, которых, заливаясь смехом, ловит Машенька.
Страшные планы
Нечайкины мечтают, чтобы и у Дома молочника было свое подворье, мини-зоопарк, чтобы туристы могли не просто угоститься домашним творогом и яйцами, но и погладить "производителей". Еще в планах — благоустроить двор, провести газ, воду, сделать автостоянку, беседку, баню, детскую площадку, место для фотосессий и главное — гостевой дом. У Юрия Павловича уже все спланировано, нарисовано дизайнерами и просчитано. Но двигаться дальше страшно. Причин тому много.
— Все это может стать хорошим бизнесом, но надо заниматься только этим каждый день. И конечно, страшно, что можем не справиться, — объясняет Нечайкин.
Сейчас Анна Леонтьевна, как ее мама когда-то, встает на рассвете и ложится спать затемно, потому что хозяйство, дом, работа, а еще туристам угощений надо наготовить к выходным — на 25–50 человек. А если готовить нужно будет каждый день? А как следить за животными в двух подворьях в разных частях села? У Юрия Павловича восемь сельсоветов с нищенским бюджетом. Большой поток туристов и два подворья своими силами Нечайкины просто не потянут. А кадров нет: "государство до должностей жадное", да и "девочки" каждый день на волонтерских началах приходить не будут.
Глава района Сергей Кизим о кадровой проблеме в Лесном Цибаево знает и думает, каким образом найти помощников Нечайкиным. Как вариант — "прикомандировать" в село кого-то из сотрудников туристского центра. Но конкретных решений этой непростой задачки пока никто не нашел. А даже если найдут, чтобы довести Дом молочника до ума, нужны средства.
— Можно участвовать в грантовых конкурсах, но я глава, мне нельзя, и Ане тоже. Да и в клешни нас возьмут: отчеты, сроки, — Нечайкин морщится и качает головой. — Можно вложить свои средства, но тогда точно нужно уходить из сельсовета и заниматься только туризмом. И спрос нужен, чтобы люди шли и шли.
Спрос будет, уверен Нечайкин, если к делу подойти с душой.
— Я могу увлечь людей, и они будут сюда приезжать, — говорит Юрий Павлович. — Зачем приезжать? Да даже хорошо покушать! За ягодами, за грибами, осенью — за орехами можно приезжать, конные прогулки можно устраивать. Или трактор завести, телегу высокую придумать, и в лес людей на тракторе возить. Мы же раньше все в телегах ездили, с песня́ми. А в лесу землянку сделаю. И так человек у меня три дня побыл — уехал, а я от этого и удовольствие получил, и финансы, и людям показал-рассказал. Ведь все забудут!
"Все забудут" звучит лейтмотивом в течение всего дня. Кажется, Юрий Нечайкин физически ощущает, как постепенно, с каждым опустевшим домом, стирается память о его родном селе.
— Многие села пропали в районе, и уже некому рассказать. А пройдет еще пять — десять лет, и люди не будут знать, как пахтают. К корове не будут знать, как подойти. История наша уходит, — говорит Нечайкин, глядя мне прямо в глаза, как будто пытается докричаться через меня до всего молодого поколения.
На дорожку
Ближе к вечеру "девочки" сдают нарядные платья обратно Анне Леонтьевне, шумно прощаются на мокшанском и отправляются по домам — пора кормить скотину. К окнам Дома молочника подкрадываются сумерки. Машенька качается в детской люльке. Анна Леонтьевна снова суетится у стола, потому что скоро за журналисткой приедет глава района Кизим, и всех нужно накормить на дорожку.
— Не жалеете, что не уехали в свое время в Москву? Может быть, по-другому бы жизнь сложилась? — спрашиваю хозяйку.
— А чего жалеть? — отвечает за супругу Юрий Павлович. — Седьмой десяток уже, а она потребна и нужна. Уважаемый в селе человек!
— Не знаю, зачем задумали это... — устало улыбается Анна Леонтьевна, обводя взглядом бревенчатые стены Дома молочника.
— Нормально все, Ань. Не стареют душой ветераны! Жизнь в сельских поселениях сейчас продолжается вот такими инициаторами, и надо держаться за это. Только инициатива людская сможет что-то здесь переменить, потому что бюджет нулевой. А если бы таких инициатив было много, можно было бы село поднять, сохранить старые дома, сделать этносело — где мясо бы делали, где — молоко, а где — валенки. Нет, не жалеем мы ни о чем.
Вечером Юрий Нечайкин сидит на лавочке у Дома молочника и гладит котенка. Перед Нечайкиным несколько дорог, они ведут в турбизнес, на муниципальную службу или на заслуженную пенсию, и главе села, вероятно, предстоит сделать непростой выбор, по какой из них идти.
Мария Шевченко