"Казалось, ничего страшного в этом нет"
Cейчас Анне 37. Она из хорошей семьи, родилась и выросла в Дорогобуже под Смоленском. Но так сложилось, что родители развелись, отец переехал жить в Ставропольский край, мама справлялась с двумя детьми, как могла. Девушка окончила университет, получила высшее экономическое образование.
— Несмотря на то что хорошо училась, я всегда была пацанкой, пропадала допоздна на улице, где очень быстро встретилась с этой гадостью. Лет с 14. Сначала баловались — пробовали наркотики попроще. Затем возник бум на экстези, — вспоминает Анна.
Выходит замуж, в 2005-м рожает дочь Марго. Муж — диджей на дискотеке, а там — и наркотики потяжелее.
— Сначала употребляла по выходным — немножко выпивала, немножко наркоманила. Казалось, ничего страшного в этом нет — пока не произошел разрыв с мужем. Земля из-под ног ушла. Стала чаще принимать наркотики и алкоголь, чтобы заглушить боль. Все закончилось тем, что поняла: надо в Москву — сменить окружение, устроиться на работу, иначе не остановлюсь.
Оставив дочь с бабушкой, Аня переезжает в столицу, которая, выяснится вскоре, еще больше потянет ее на дно.
— Тут же встретила мужчину, который кололся. Вместе с ним впервые начала и я: погрузилась во все это, пережила первую ломку. Поняла, что все — я наркоманка, а бывших в этом деле, говорят, не бывает. Пришло осознание: мне теперь только колоться, насколько жизни хватит. Честно? Хотелось умереть, но духу не хватило, — признается Анна Орлеанская.
Так продолжалось пять лет. За эти годы было все: воровство еды в магазинах, проституция ради дозы, жизнь на улице, ночи в подъездах на газете.
— Я так и оставалась в Москве, все близкие к тому времени перестали со мной общаться.
Однажды на вокзале повстречала Сергея. Он расскажет ей о центре реабилитации в Рамешках Тверской области и буквально за ручку туда приведет. Это был 2012 год. Анна признается, что была тяжелым реабилитантом — "бессовестным", "наглым", "самым умным". Строгий распорядок дня, хозяйство — козы, куры, огороды, духовная программа, беседы с психологами — все это было не для нее. Много раз хотелось сдаться. Помогла наставница — Мария, ее душевные разговоры положительно влияли на девушку. И Аня начала меняться. Так прошел годичный срок реабилитации и встал выбор: остаться в центре или начинать новую жизнь.
— Ужасно скучала по дочке, пропустила ее первый класс, но понимала, что если уйду из центра сейчас, то пропущу второй-третий и даже выпускной. Знала, если приеду домой, то все вернется на круги своя. Решила остаться, но приезжала навещать дочку. Сердце разрывалось, я — тут, Марго — там.
Глядя на все это, руководитель центра Сергей Алексеев принял волевое решение — нельзя разлучать женщин с детьми: редко какая мама, чей ребенок далеко, проходит успешно реабилитацию. В рамешковском центре находиться с ребятишками было нельзя. Стало понятно: нужно открывать новый проект — социальный приют для женщин с детьми.
К тому моменту Анна не употребляла наркотики два с половиной года, была самым активным волонтером центра. Выбор, кому возглавить новый проект, пал на нее. К тому же в жизни девушки началась личная история, связанная с возвратом дочери.
— Практически три года я судилась со своими родными и близкими, чтобы доказать, что имею возможность, силы, желание и ответственность воспитывать свою дочь сама. Это было очень тяжело. Поэтому, наверное, я как никто другой могла понять матерей, которые на грани потери детей и за которых им нужно бороться.
Недоверие властей
Для начала в июне 2015 года сняли трехкомнатную квартиру на проспекте Ленина в Твери.
— К нам приходили мамы — и наркоманки, и после семейного насилия. Была мамочка, беременная пятым ребенком, а предыдущих четверых из-за ее алкоголизма поместили в детский дом. Пятого тоже сразу же хотели забрать — прямо из роддома. Но все закончилось для нее хорошо, — вспоминает Анна.
Параллельно она приобрела колоссальный опыт в работе с опекой, соцзащитой, прокуратурой, властями, полицией. Изначально гоняли по инстанциям, с негативом относились к проекту.
— Посудите сами: куча неблагополучных женщин — зависимых, бывших осужденных, даже с браслетами из колонии, не имеющих гражданства, собрались в одном месте, да еще и с детьми. Власти были в ужасе. И я это понимаю, — рассказывает Анна.
Доверие к проекту приходило постепенно.
— Власти начали понимать, что мы — адекватные, открытые, что мы и дети прикреплены к поликлиникам, школам, что заботимся о детях. У нас есть что поесть и во что одеться. Занимались благотворительностью, закрашивали на домах объявления о приобретении наркотиков, устраивали антинаркотические флешмобы, поэтому в частном порядке разные структуры начали нам помогать — где-то оформить документы, чтобы ребенка не забрали, устроиться на работу.
Проект расширялся, мамочек становилось больше, уже к концу того же 2015-го в трехкомнатной квартире стало тесновато, да и соседи косо поглядывали. Было принято решение строить дом. Но на что? Социальный приют — благотворительный, существует на пожертвования. Дружно начали обзванивать все компании, придумали план дома, ходили с ним к бизнесу. Первым, кто поверил, стало одно из тверских агентств недвижимости. Подарили 20 тыс. рублей. Постепенно нужная сумма набралась, купили землю в пяти километрах от Твери и начали строиться.
— Помню, ходили по профильным выставкам, искали партнеров, кто мог бы нам помочь со строительством дома. Большинство отказывали — кризис. И тут директор одной из строительных компаний говорит: "У меня много ломаного пеноблока, надо вам?" Конечно, надо, говорю. Так мы построили первый одноэтажный дом, немного помучились с этим пеноблоком, но он был бесплатным, за что мы очень благодарны.
Через несколько лет стало тесно и в этом доме. Тогда рядом начали строить еще один — более вместительный.
Стройка — всем миром
Сейчас новый трехэтажный дом на окраине деревни Вишенки под Тверью потихоньку достраивается. Местами нужно оштукатурить стены, поклеить обои, где-то доделать фасад. На стройку собирают всем миром. Одна компания помогла с пожарной сигнализацией, другая — со стройматериалами, третья оплатила ремонт ванной комнаты, помогли с крышей, полами, газовым котлом.
— Это нас так спасло! Раньше по 20 тыс. в неделю уходило на дрова.
В ближайших планах — огород. Это палочка-выручалочка зимой для любой семьи, а для приюта для матерей и детей, где сейчас живут десять женщин и столько же детей, — тем более.
— Здесь мы посадим картошку, морковь, лук, редиску, теплицу поставим — помидоры будут, — с трепетом показывает Аня свои владения: несколько соток вспаханной земли. — Рассада тоже уже стоит по подоконникам, ждет теплые деньки для посадки.
В доме есть все для жизни: огромный пищеблок со столовой, просторные уютные комнаты для мам и детей, большая игровая для малышни, море игрушек, санитарные комнаты.
— А вот это я называю кабинетом, — Анна открывает дверь в помещение, большая часть пространства которого заставлена рассадой. — Здесь мы ведем все рабочие процессы, здесь же собираемся и дружно устраиваем обзвоны в поисках спонсоров.
Героиня признается, такие обзвоны — всегда "немножко стыдно". Но в месяц проекту нужно 150−200 тыс. рублей — на еду, коммунальные услуги, мобильную связь, непредвиденные расходы, памперсы, детское питание, смеси, ребятам постарше — школьные экскурсии и другие цели.
— Мы никогда не лишаем деток этих вещей, они всегда наравне со всеми остальными школьниками. Хотим, чтобы наши дети были самыми красивыми, модными, даже вещи принимаем только в очень хорошем состоянии.
Непростые истории
В Дом матери и ребенка попадают по-разному: одну мамочку нашли в заброшенном доме на последнем месяце беременности, другой некуда идти после роддома, кого-то избивает муж-алкоголик и из-за этого спивается сама. У каждой из них своя — трудная история.
Елена жила в подмосковных Бронницах. 30 ноября прошлого года вышла из мест лишения свободы. На вопрос, за что сидела, отвечает неохотно:
— Совершила преступление против личности, статья 105 УК РФ (убийство). В тот момент я была беременной, бушевали гормоны. Осудили на шесть лет. В СИЗО родила дочку. Когда освободилась, поняла, что мне 40 лет, у меня единственный и поздний ребенок, которого надо воспитывать и поднимать. Никакой поддержки не было, разве что небольшая от друзей. Начала выпивать, хотя и понимала, что качусь вниз по наклонной и могу лишиться ребенка. Узнала про этот проект, поняла, что надо ехать. А у меня ни копейки. Хорошо, соцзащита и власти Бронниц посодействовали, нашли машину и привезли. 4 марта я оказалась здесь, настолько сразу все стало спокойно и понятно: нет вечной нервотрепки, я занимаюсь делом, ребенок рядом, он одет, обут, с ним работают педагоги. Понимаете, я просто хочу быть со своим ребенком.
Елена не хочет возвращаться в свой город, к привычному кругу общения, думает остаться в Твери — закрепиться, найти работу. Мечтает помогать людям, попавшим в сложную жизненную ситуацию.
Наталья — Анина первая помощница — из глухой деревни Смоленской области, в 15 км от границы с Белоруссией. Себя называет исключением из правил, так как единственная в социальном приюте "Жизнь одна" не имеет детей. Ее история началась в 2015 году — с поступления в колледж. Появились новые друзья, тусовки по выходным, первые легкие наркотики. Дошло до употребления "синтетики" и "соли". Росла без отца, мама в 2019-м умерла от онкологии.
— Переломным моментом в моей жизни стал август 2021 года, когда от наркотиков в прямом смысле "поехала крыша": стала видеть и слышать то, чего нет. Попала в психиатрическую больницу.
Тетя, знавшая девушку только с положительной стороны — круглой отличницей в школе, старостой в колледже, предложила племяннице поехать в Тверь.
— Я думала: "Что я здесь делаю, у меня же нет детей". Но приняли, и я очень благодарна, — говорит Наталья.
Сейчас ей 24 года, она завершила программу восстановления и решила остаться в доме волонтером.
Путь восстановления
На восстановление мамы дается год. Действует ряд ограничений: во-первых, строгий распорядок дня — подъем в шесть утра, работа по дому, на кухне, стирка, летом — работа в огороде, поездки в магазины, на овощные базы. Одна из мамочек каждый день назначается няней — следит за всей детворой. Во-вторых, строгий запрет на наркотики, алкоголь, сигареты и мобильную связь.
— Сейчас такое время, когда могут куда угодно и что угодно привезти. У нас же бывшие зависимые, и закладки под забором рядом с домом нам не нужны точно. Поэтому — да, без телефона, — решительно говорит Анна. Официально работать тоже нельзя — мамы быстро возвращаются к привычному образу жизни.
Чтобы женщины могли начать новую жизнь, разработана духовно-нравственная программа. Проходят обучающие лекции, мамам помогают получить дополнительное образование, которое для кого-то из них является первым. Есть культурный досуг — учатся шить, вязать, писать картины, вышивать. У многих появляется желание быть красивыми: к ним приезжают мастера и бесплатно делают маникюр, прически.
К концу первого года женщинам помогают социализироваться. Начинают с частых выездов в город, общения с людьми, участия в социальных и благотворительных проектах — поездках в колонии с лекциями, детские дома, с профилактическими беседами в школы и колледжи.
По статистике, 40% женщин, прошедших здесь путь восстановления, начинают нормальную жизнь.
— Это очень хороший показатель. Но мы за всеми присматриваем. В год помогаем в среднем примерно 80 мамочкам, многих курируем дистанционно, — говорит руководитель центра.
Жизнь детей
В прошлом году приют "Жизнь одна" выиграл президентский грант — миллион рублей. На эти деньги наняли логопеда и детского педагога, который работает с ребятишками пять дней в неделю. Написан календарный план развивающих занятий на год. Дети изучают природу, лепят, рисуют, поют, учат стихи. Ребята постарше ходят в школу в соседний поселок, дружно делают уроки.
— Каждые выходные у нас — День мамы, женщины учатся справляться с домашними делами, уроками, ходят с детками гулять — на карусели, в театр, кино, на экскурсии, вместе делают скворечники, даже играют в футбол, запускают воздушного змея. Есть и такая практика, как "Час для мамы". Это потрясающий способ восстановить общение с детьми. Даже самые бунторезые подростки меняются и налаживают отношения, — говорит Анна.
Вместо послесловия
Сегодня Анна вновь замужем. Алексей Орлеанский тоже бывший наркозависимый, прошел тяжелейший путь реабилитации. У пары удивительная история знакомства: девушка, еще будучи волонтером центра реабилитации, несколько раз случайно пересекалась с Алексеем в Москве. Каждый раз предлагала ему помощь в избавлении от зависимости, но тот отнекивался — боялся, что в секту зазывают. И только после третьей встречи понял — судьба. Так он смог начать новую жизнь, обрести семью. Их сыну Марку сейчас шесть месяцев. Уже взрослая дочка Марго тоже живет с мамой.
— Сегодня у нас множество друзей, которые постоянно помогают. Но все-таки хочется выйти на такой уровень, чтобы не заботиться каждый месяц, чем за все заплатить, что залить в бензобак. Когда денег не хватает, руки опускаются. Сижу и думаю: у меня семья — зачем мне все остальное? Но сразу же себя одергиваю. Как это зачем? Это моя жизнь, и эти женщины нуждаются в моей помощи так же, как и я в свое время нуждалась.
Сегодня мечта Ани — открыть такой проект возле каждого крупного города: спрос на подобные социальные приюты большой. А еще она мечтает благоустроить территорию вокруг центра, сделать хорошую детскую площадку, соорудить баню, купить вместительный микроавтобус для дружных поездок. На последний собрали уже 600 тыс. рублей. Есть идея — открыть рядом детский дом. Словом, планов у проекта "Жизнь одна" — не на одну жизнь.
— Меня часто спрашивают о названии. Оно сразу как-то зародилось. Знаете, есть такая знаменитая фраза из романа Николая Островского "Как закалялась сталь": "Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое". Каждому из нас хочется забыть это подленькое прошлое, начать все с чистого листа и прожить уже другую — осмысленную и наполненную жизнь.
Вера Майборода