Инструмент ESG-банкинга (Environmental, social and corporate governance; экологическое, социальное и корпоративное управление) и реализации проектов в этой области становится все более популярным в мире и в России. Все чаще компании привлекают инвестиции под социальные и экологические проекты. "Зеленые" финансовые инструменты уже прочно заняли видное место на мировой финансовой карте, а социальные инструменты активно набирали обороты в 2020 году.
О том, каковы перспективы развития ESG-проектов в России, как скоро компании смогут выпускать облигации под социальные проекты и какие проекты в первую очередь интересны инвесторам, рассказал ТАСС руководитель ESG-банкинга в ВЭБ.РФ Дмитрий Аксаков на полях Гайдаровского форума.
— Дмитрий Анатольевич, в каких направлениях ESG-повестки уже работает ВЭБ.РФ, какие проекты и направления планируете реализовать в ближайшей перспективе?
— Поскольку ESG — достаточно обширная тема, она состоит из экологических, социальных вопросов и вопросов корпоративного управления, мы решили, что для того, чтобы сдвинуть эту "глыбу" с места, нам надо с чего-то начать. И начать мы решили с буквы Е в этой аббревиатуре — Environmental, то есть с экологии.
Социальными проектами мы и так занимаемся, просто не ставим пока на наши кредиты официальный "штамп" социальных. А на экологии, как нам кажется, следует сделать особый фокус: определить, что такое экологические, "зеленые" проекты.
Весь 2020 год мы создавали методические рекомендации по "зеленому" финансированию, так называемую "таксономию" — свод направлений "зеленой" деятельности. И эти направления — они очень различные, начиная от возобновляемых источников энергии, таких как ветряки, солнечные батареи и так далее, продолжая экологическими модернизациями производств для сокращения уровня выбросов вредных веществ и продолжая такими направлениями, как чистая вода, чистый воздух. В частности, мы инвестируем в проекты водоснабжения, водоотведения, а также утилизации твердых коммунальных отходов.
ВЭБ уже приступил к финансированию нескольких проектов по термической обработке и утилизации мусора. Четыре таких завода строятся в Подмосковье, один — в Татарстане. В плане — строительство еще двух десятков таких заводов в разных регионах страны
— Вы можете назвать компании, которые строят эти заводы?
— Да. Инициатор этого проекта — "РТ-Инвест", дочка Ростеха. Это что касается проекта по термической переработке мусора.
— А каковы объемы инвестиций, или это еще коммерческая тайна?
— Нет, они были в прессе. Всего объем капитальных затрат на строительство первых пяти заводов — около 150 млрд рублей.
— Каковы сроки реализации этих проектов?
— Первый завод планируется достроить к концу 2022 года. Всего программа рассчитана на 25 заводов.
— О каких еще проектах вы можете рассказать?
— В конце 2020 года ВЭБ.РФ заключил соглашение о создании совместного предприятия с "Росводоканалом". В рамках него "Росводоканал" будет заниматься проектами водоснабжения и водоотведения в различных регионах России. Программа очень обширная, рассчитана больше чем на 10 млрд рублей.
— Какие экологические проекты наиболее интересны ВЭБ.РФ?
— У ВЭБ, как известно, три ключевых направления деятельности. Первое — это промышленность высоких переделов, или, другими словами, переработка сырья во что-то с высокой добавленной стоимостью. Многие из этих проектов ориентированы на экспорт.
Что касается этого направления, то здесь мы, прежде всего, рассматриваем проекты строительства заводов по самым строгим экологическим нормам, а также экологической модернизации существующих производств. Это установка различных фильтров, которые улавливают вредные выбросы. Это изменение производства таким образом, чтобы сырье можно было использовать циклически. Например, чтобы воду не просто один раз прогоняли через производственный цикл и выливали, а чтобы использовали ее повторно.
— Производство полного цикла?
— Да. Это то, что касается первого направления — промышленность высоких переделов. Второе ключевое направление — это инфраструктура. "Зелеными" проектами в инфраструктуре могут считаться такие, как, например, строительство дорог из экологически чистых или вторичных материалов. Например, строительство дорог из золошлаковых отходов. К "зеленой" инфраструктуре можно отнести и строительство аэропортов и морских и речных портов по современным экологичным технологиям.
— Очень интересные идеи.
— И третье наше ключевое направление — городская экономика. Это все, что связано с качественной городской средой для жизни. В это направление вписывается проект с "Росводоканалом", о котором я говорил, проекты по строительству энергоэффективных зданий, которые будут потреблять меньше электроэнергии. Проекты по вообще любым видам сбережений энергии. Например, энергоэффективное уличное освещение. Также частью городской среды является транспорт. Здесь в качестве примеров можно назвать такие проекты, как трамваи, электробусы, а также транспорт на газомоторном топливе. То есть переход с дизельного транспорта на что-то более экологичное.
— Кстати, по поводу транспорта: в сентябре же облигации РЖД были признаны "зелеными" по методологии ВЭБа.
— Да. РЖД — пионеры этого рынка в России, и они как практики, которые прошли через весь процесс выпуска "зеленых" облигаций по международным правилам, дают нам очень ценные советы.
— А видите ли вы на рынке другие компании, чьи облигации также могут быть в перспективе признаны "зелеными"?
— Мы наблюдаем высокий интерес к этому инструменту на рынке, поскольку 2020 год, можно сказать, был годом ESG, все об этом говорят.
— Но мало кто понимает, что это такое.
— Компании потихонечку разбираются, пишут у себя соответствующие программы для того, чтобы выпускать такие облигации или привлекать "зеленые" кредиты. И да, мы ведем разговоры с несколькими компаниями, которые в перспективе могут это сделать. Они из самых разных секторов. Транспортные, промышленные и финансовые институты, банки. Банки выпускают "зеленые" облигации для того, чтобы привлекать фондирование на выдачу "зеленых" кредитов.
— Навскидку — это десятки компаний или еще единичные примеры?
— Пока меньше десяти.
— Каков объем "зеленого" финансирования в России по итогам 2020 года и какой вы ожидаете в 2021-м?
— Чуть больше 100 млрд рублей. Причем большая часть — это выпуск "зеленых" облигаций РЖД.
Мы хотим, чтобы все больше компаний из тех секторов, которые я назвал: банки, промышленные предприятия, транспортные компании, — чтобы они выходили на рынок с зеленым штампом, что их финансовый инструмент верифицирован как "зеленый", по методологии ВЭБ РФ. Надеемся, что по объему "зеленого" финансирования 2021 год значительно превзойдет 2020 год.
— Можно ли назвать какие-то компании, с которыми вы в диалоге на этом фоне? Или конкретный сектор, то есть не просто промышленность, а, например, металлургия, нефть, нефтепереработка, химия.
— Конкретные компании я не могу назвать, потому что это все ранние дискуссии. Но сектор в качестве примеров могу назвать — производство удобрений.
— Я почему-то о них и подумала в первую очередь, они в принципе достаточно активно продвигают "зеленые" технологии.
— Да. Они очень продвинутые в этом плане компании.
— Планируете ли привлекать иностранных партнеров к "зеленому" финансированию?
— Прежде всего отмечу, что свой механизм "зеленого" финансирования мы делали максимально прозрачным и понятным для иностранных партнеров. Мы во многом ориентировались на законодателей мод в области "зеленого" финансирования. Это Международная ассоциация рынков капитала (ICMA) и Инициатива климатических облигаций (CBI). Механизмы, которые мы разрабатывали, во многом перекликаются с их механизмами. Это делалось в расчете именно на то, чтобы привлечь иностранных партнеров к финансированию "зеленых" проектов в России.
Кстати, я бы хотел упомянуть, что иностранное "зеленое" и даже социальное финансирование в России уже привлекалось. Как я упоминал, это сделали РЖД — пока единственная компания, которая выпустила и "зеленые", и социальные облигации на международных рынках капитала
Что касается устойчивых кредитов, здесь тоже есть несколько прецедентов. Такие кредиты привлекали российские металлургические компании ("Металлоинвест", "Полиметалл", "Русал") и даже банки (Московский кредитный банк). И мы ожидаем, что этот поток в Россию будет увеличиваться. Ждем и приветствуем появление иностранных партнеров в наших проектах.
По нашим самым скромным оценкам, через механизм "зеленого" финансирования в Россию может прийти примерно $3,5 млрд в дополнение к тем средствам, которые привлекаются.
— Это в долгосрочной или среднесрочной перспективе?
— Я думаю, в краткосрочной перспективе. Может быть, уже в следующем году. В зависимости от того, когда наш рынок созреет, когда заемщики освоятся с этим механизмом.
Учитывая, что наши иностранные партнеры уделяют огромное внимание климату, отдельно хотел бы упомянуть, что хорошей идеей было бы создание совместного фонда, например, с иностранными партнерами для инвестирования в экологические проекты. Планета у нас одна, есть огромное количество проектов, экологические выгоды от которых очевидны и для России, и для других стран. Например, ЕС уже создает у себя "Переходный фонд" (Just Transition Fund) на €40 млрд в рамках "Европейского зеленого курса". Совместный фонд России и международных партнеров мог бы исчисляться десятками миллиардов евро.
— А внутри российского рынка сколько может быть привлечено средств через "зеленое" финансирование, есть ли какая-то оценка?
— Для российского рынка есть оценка Сбербанка. По их подсчетам, объем рынка "зеленого" финансирования в России составит 3 трлн рублей до конца 2023 года.
— Вы своей альтернативной оценки не делали?
— Мы поддерживаем оценку коллег. Ее озвучивал Александр Ведяхин из Сбербанка.
— А ВЭБ.РФ планирует ли рассчитывать свой углеродный след и снижать его?
Когда говорят об углеродном следе банков, то имеется в виду углеродный след портфелей, то есть тех компаний, которые они финансируют. Я специально посмотрел, рассчитывают ли иностранные банки свой углеродный след, и понял, что единой методологии на самом деле пока не существует
Например, крупнейшие французские банки сейчас работают над единой методологией, чтобы точно рассчитывать свой углеродный след. Как рассказала вице-премьер Виктория Абрамченко в интервью газете "Коммерсантъ", в России планируется создать большую информационную систему мониторинга окружающей среды, которая в том числе будет учитывать и вредные выбросы предприятий. Эту информацию предполагается оцифровать и сделать общедоступной. Как только такой механизм появится, для банков будет естественным оценивать углеродный след их портфелей и ставить четкие цели для его снижения. В том числе за счет финансирования проектов модернизации производства клиентов.
— Не хочется фокусироваться на пандемии, тем не менее минувший год был специфичным. Как шла работа в новых условиях в сфере ESG-банкинга? И появились ли какие-то новые механизмы мобилизации частного капитала? Наметились ли новые тренды?
— Весной, когда человечество только осознавало масштаб пандемии, было опасение, что мир забудет об экологии и все амбициозные планы, которые высказывали и правительства, и компании, будут отложены на неопределенный срок. Но мы увидели, что правительства твердо заявили, что выход из текущего кризиса должен быть "зеленым". Рынок "зеленого" финансирования в этом плане не пострадал совершенно и продолжил развиваться.
Пандемия дала по-настоящему сильный толчок рынку социального финансирования, это буква S из аббревиатуры ESG.
Этот год был годом взрывного роста на рынке социальных облигаций. За первые девять месяцев 2020 года в мире было выпущено социальных облигаций на $85 млрд. Это примерно в восемь раз больше, чем за аналогичный период предыдущего года
— Да, это значительный рост.
— Это огромный рост. Эти облигации — это как раз отличный пример мобилизации частного капитала для решения насущных социальных проблем. Потому что вырученные средства шли на финансирование строительства госпиталей, борьбу с последствиями пандемии, с безработицей, с образовательными программами для людей, которые потеряли работу и вынуждены искать себе новую. Они направлялись также на улучшение санитарных условий, в которых живут люди. В общем, социальные облигации показали себя очень хорошим механизмом мобилизации частного капитала для решения социальных проблем.
— Наверняка не все до конца понимают, как устроен механизм социального финансирования. Вот есть некие социальные облигации и некие компании, которые делают социальные проекты. Как этот механизм работает?
— Допустим, какая-нибудь компания решает реализовать проект в отдаленной области. Там есть какое-нибудь старое производство, которое забросили. От этого предприятия в грунт ушли вредные вещества, заражают близлежащие водоемы и так далее. Компания решает улучшить условия жизни людей в этом регионе.
— У меня прямо на языке вертится несколько таких предприятий.
— Допустим, оно хочет профинансировать очищение водоемов, очистить территорию, рекультивировать ее, сделать ее более комфортной для жизни: снести старые корпуса, создать парк или какое-то свое новое производство. Для того чтобы привлечь деньги на такие цели, компания может выпустить социальные облигации. В проспекте эмиссии она четко заявляет о своих целях, о тех социальных эффектах, которых она хочет достигнуть. То есть она заявляет о том, что такое-то количество людей живет в таком-то месте, они столкнулись с неблагоприятными экологическими условиями, туда не хотели ехать учителя, поэтому там нет школ, из-за этого дети не получают нормальное образование. Мы хотим всю эту территорию облагородить, рекультивировать, сделать ее более пригодной для жизни, и для этого мы хотим выпустить социальные облигации.
— И инвесторы вкладываются в эти облигации, как в обычный финансовый инструмент?
— Совершенно точно. Но с привязкой к четко определенным социальным целям, и это привлекает дополнительных инвесторов, которые ориентированы на инвестирование в ESG-проекты. И таких инвесторов становится все больше в мире. Сейчас около 15% фондов в Европе ориентированы на инвестирование в ESG, и около 20% фондов — в Соединенных Штатах.
— Давайте перейдем к последней букве. G — это corporate governance, верно?
— Да, это корпоративное управление.
— Конкретно в этом секторе чем интересуется ВЭБ и что на рынке может быть наиболее перспективным в этом сегменте?
— Из аббревиатуры ESG corporate governance — тот сегмент, для которого пока еще нет своего специального инструмента. Если для Е есть "зеленые" облигации, для S — социальные облигации, то для G еще нет governance-облигаций. Качество корпоративного управления и так всегда было на радаре у инвесторов, они всегда этому уделяли большое внимание.
Что касается взгляда ВЭБ.РФ на корпоративное управление, то его качество у наших клиентов нас, конечно же, интересует. Мы обращаем на это внимание, когда принимаем решение о выдаче кредитов, о финансировании проектов. Но вот какой-то специальной программы по улучшению корпоративного управления, по предоставлению специальных льгот для этого у нас пока нет. Собственно, как и в мировой практике. Считается, что для этого не нужны дополнительные стимулы, это и так очень важно для всех. Но нужно помнить о том, что corporate governance — это важно.
— А что тогда более перспективно: экология или социальные проекты?
— Перспективны, я думаю, оба направления. Но по объему выпусков "зеленое" финансирование намного больше социального. Социальное финансирование по-настоящему стало развиваться только в 2020 году.
Кроме того, "зеленое" немного более "научное", его проще оцифровать. То есть проще заявить о том, что в результате модернизации своего производства предприятие сократило свои выбросы на Х процентов. А вот с точки зрения социальных проектов все немного сложнее.
Как, например, высчитать, насколько улучшилось качество жизни людей? Это чуть менее цифровое направление, чем экология. Но очень важное. И в мире, и у нас сейчас активно думают над оцифровкой социальных эффектов
— Можно ли сейчас сопоставить, какой объем "зеленых" облигаций был в мире, например, в 2020 году в сравнении с предыдущими? Есть эти цифры?
— Данные пока на конец сентября 2020 года. "Зеленых" облигаций за первые девять месяцев прошлого года было выпущено на $200 млрд, а социальных за тот же период — на $85 млрд.
— Значительная разница.
— Да, пока значительная. Но социальных, я напомню, в 2019 году было менее $20 млрд. Пионерами выпуска социальных облигаций были банки развития. И они выпускали эти облигации именно на решение каких-то насущных социальных проблем. Допустим, в 2020 году Банк развития Африки выпустил социальные облигации, чтобы финансировать меры по борьбе с последствиями пандемии COVID-19 в Африке.
— Можно ли ожидать, что в России появятся социальные облигации в нынешнем, 2021 году, или это перспектива пяти лет?
— Когда мы обсуждали наши документы по устойчивому финансированию, с которых мы начали наш разговор, методрекомендации и таксономию, наши партнеры нам сказали, что социальное направление тоже очень важно, поэтому давайте двигаться с ним как можно быстрее. Эта работа точно начнется в этом году. Я бы сказал, уже началась. Но успеем ли мы финализировать все нормативные документы для социальных облигаций до конца года, пока еще непонятно.
— Кто ваши партнеры в данном процессе?
— Министерство экономического развития в целом курирует вопрос привлечения частных средств в проекты устойчивого финансирования в России, под устойчивым понимая "зеленое" и социальное. Также в этом процессе активно участвуют Банк России, Государственная дума, Минпромторг, Минприроды, Минэнерго, Минфин, Минстрой и многие другие. Боюсь, как бы кого не забыл.
— Какие планы ВЭБ на этот год?
— Мы сейчас активно обсуждаем "зеленые" проекты, которые мы будем финансировать, причем финансировать совместно с другими банками.
— Все же "зеленые" в первую очередь?
— "Зеленые", да. Климатические, экологические.
Я надеюсь, мы запустим механизм "зеленого" финансирования в этом году. Также мы активно думаем, что нужно в целом для устойчивого развития в стране. Ключевой механизм для этого, помимо "зеленого" финансирования, — торговля углеродными единицами
В Европе такая система уже существует, называется Emissions Trading System (ETS). Представьте, что есть два завода: А и В. У завода А выбросы больше, чем установленные нормативы, а у завода В — меньше. И завод В может рассчитать, сколько у него углеродных единиц, за которые он может получить деньги. Он берет верхнюю планку норматива, вычитает из нее столько, сколько он выбросил за этот год, и эту разницу в количестве углеродных единиц может продавать тому производителю, кто выбрасывает слишком много.
Иначе за превышение норматива могут очень дорого оштрафовать. Поэтому выгоднее купить эти разрешения на выбросы у того производителя, которому они не нужны.
— А это не может стать способом для спекуляций? Ведь завод, у которого выбросы выше допустимых, их не сокращает, а просто покупает разрешение.
— Да, по факту покупает, но это все равно для завода некое наказание, потому что приходится тратиться. К тому же с каждым годом гайки закручиваются. Количество квот, доступных к покупке, все время сокращается. Поэтому производителям приходится искать способы сокращения выбросов.
— Мне кажется, что крупным предприятиям может быть выгоднее покупать эти квоты у более мелких компаний, чем сокращать объем собственных выбросов и модернизировать производство.
— Какие-то предприятия, возможно, вы правы, могут от этого отмахиваться, думая, что им это не страшно. Но Европейский союз старается всячески ужесточить этот механизм. То есть не нужно рассчитывать, что вы сможете откупиться и не придется ничего делать. Пока можете, но готовьтесь, что с каждым годом придется платить все больше и больше.
— Вы полагаете, что России также необходим этот механизм?
— Его нужно ввести и в России. Во-первых, для того, чтобы стимулировать компании снижать свои выбросы. Во-вторых, вы наверняка слышали о так называемом карбоновом налоге Европейского союза. То есть они собираются облагать пошлинами тех производителей, которые продают свою продукцию в Евросоюзе и выбросы которых выше, чем установленные в Европе нормы. И у российских компаний должна быть возможность покупать или продавать углеродные выбросы для того, чтобы выполнять эти требования и продавать свою продукцию в ЕС, вместо того чтобы платить непонятно как высчитываемые штрафы.
Как я уже упоминал, в Европе этот механизм имеет название ETS, Emissions Trading System, это самая популярная в мире система. Такие системы на самом деле есть в разных странах. Есть в Австралии, в Китае несколько систем, есть в США в некоторых штатах. И эти механизмы пока еще между собой несовместимы. В России такого механизма нет, но наша задача его создать и сделать совместимым с европейским механизмом, чтобы он был полностью понятен европейским партнерам.
— И это задача тоже на этот год?
— Эта задача, скорее всего, на несколько лет. Кстати, в Сахалинской области запущен пилот по торговле углеродными единицами. Впоследствии его планируется масштабировать на всю страну. Об этом также вице-премьер Виктория Абрамченко сказала в своем интервью "Коммерсанту".
Беседовали Ирина Мандрыкина и Кристина Мирошниченко