Владимир Хотиненко: у нас нет потребности в герое, иначе он бы возник

Народный артист РФ, режиссер Владимир Хотиненко известен как автор фильмов "Зеркало для героя" (1987), "Мусульманин" (1995), "72 метра" (2004), сериалов "Гибель Империи" (2005),  "Достоевский" (2010), "Демон революции" (2017). Он создает картины о простых людях и о значимых исторических фигурах, много лет учит мастерству будущих кинематографистов и строит большие планы на будущее. В интервью ТАСС накануне 70-летия Хотиненко рассказал о работе над художественным проектом об итальянском поэте Данте Алигьери и оперной постановкой о французском композиторе Жорже Бизе, поделился мнением о том, почему со времен Данилы Багрова не появилось нового героя, и вспомнил, какое кино потрясло его в юности.

— Владимир Иванович, как планируете праздновать юбилей?

— Должен признаться, я никогда пышно не отмечал юбилей. Иногда бывали компании на праздник, но в сегодняшних условиях собирать большой коллектив — это безнравственно. Начиная с моего 50-летия у нас с женой образовалась традиция: мы уезжаем на мой день рождения. Я не хочу никакого пафоса, не хочу делать из этого какого-то этапа, подводить итоги я не люблю. Хочется, чтобы была какая-то жизнь, хочется встретиться со студентами. Я считаю, что день рождения надо встречать в работе, — это, что называется, хорошая примета.

— Не так давно вы рассказали, что хотите снять художественный фильм о фигуре великого итальянского поэта Данте Алигьери. На каком этапе вы сейчас?

— Мы пока его готовим с итальянскими партнерами. Проект серьезный, спешить тут не надо. Пока из всего, что есть у меня на примете, это единственный проект, который соразмерен происходящему в мире.

Необходимо соблюдать предосторожности и правила, не такие многочисленные и не такие сложные, и все равно стараться жить, общаться. Некоторые, к сожалению, очень зацикливаются на этой теме, и виной тому даже не информация, хотя ее много со всех сторон. В воздухе будто висит тревожная энергетика, некий саспенс. Спасает работа, человеческие отношения, увлеченность чем-то или кем-то.

— Действительно, все спасаются как могут. А что конкретно вас радует в это непростое время?

— Заморочки бывают, я же живой человек, но у меня такая позиция: ни в коем случае этому не поддаваться. У меня много работы. Например, есть еще один интересный проект — оперная постановка с оригинальным либретто про композитора Жоржа Бизе. У него была потрясающая жизнь, но он уходил из нее жестоко разочарованным, обруганным и так далее. При этом Бизе создал потрясающие мужские теноровые партии, одни из самых знаменитых, его опера "Кармен" остается самым исполняемым произведением. Мне хочется построить историю его жизни на лучших партиях.

— В каком театре хотели бы поставить этот спектакль?

— Пока не могу рассказать. Есть два варианта, посмотрим, кто откликнется с большей охотой.

— Я заметила, что вас интересуют крупные исторические личности — Данте, Бизе, Достоевский. Почему именно в этих значимых фигурах вы находите вдохновение?

— Хороший вопрос. Если смотреть в целом, то у меня, конечно, есть разные фильмы. Картины "Зеркало для героя", "Мусульманин" — про простых людей. Но в последнее время действительно есть такая тенденция. Я думаю, это происходит потому, что сейчас из пространства мира исчезли высокие идеи, и я возьму на себя смелость сказать громкие слова о том, что это большая проблема в жизни человечества. Раньше были идеи, правильные или нет — покажет время. Сейчас все погрязло в мелких передрягах, разборках. Именно поэтому меня подсознательно влекут масштабные, яркие во всех смыслах персоны.

— Вы много лет посвятили преподавательской деятельности, я часто слышу на питчингах в Минкультуры и в Фонде кино защиту проектов ваших студентов, на некоторых вы сами выступаете художественным руководителем. Находятся ли среди молодых ребят такие идейные люди, настоящие таланты?

— Конечно. У меня есть определенное количество ребят, про которых я могу сказать, что они талантливы, про других могу сказать, что они очень профессиональные люди, третьи просто работают, потому что, в конце концов, режиссер — тоже профессия. Талантов не бывает много, но они есть. Я вспомню 10–12 людей, которые живут на этой волне.

— О чем хотят снимать современные авторы, есть ли какое-то общее направление?

 — Нет, потому нет идей времени. За последнее время я посмотрел только один фильм, который, на мой взгляд, резонирует с современностью, — "Не смотрите наверх" (Don’t Look Up, 2021) Адама Маккея, замечательная картина. Cейчас важны темы, которые позволили бы человеку вступить в диалог со временем и с обстоятельствами. Возможно, тема еще не отстоялась, ведь так бывает, что увидеть цельную картинку можно только на дистанции. Если пандемия, конечно, закончится когда-нибудь и у нас появится шанс оказаться на дистанции (смеется). Я не посыпаю голову пеплом, возможно, сосуд опустеет и после наполнится новым материалом.

— Даже из нашего разговора становится понятно, что у вас довольно плотный график жизни — преподавание, собственные проекты, участие в фестивалях в качестве члена жюри, общественная деятельность и так далее. Много ли у вас остается времени, чтобы просто смотреть кино?

— Я стараюсь смотреть все современное и как-то прозвучавшее — например, программу "Оскара". Мы с женой любим кино и практически каждый день смотрим новое или даже пересматриваем старое, когда нового не хватает. Недавно я разговорился со студентами, посоветовал им фильм "Разговор" Фрэнсиса Форда Копполы и сам захотел его пересмотреть. Я понял, что это совершенно не устаревший фильм, его тема актуальна, она даже звучит по-новому, интереснее, чем в те времена. Думаю, если сейчас показать моего "Мусульманина", то и он зазвучит иначе.

— Сейчас помимо классического, так скажем, кинематографического образования появилось множество современных киношкол, которые направлены прежде всего на практическую подготовку будущих кинематографистов. Как вы к этому относитесь?

— Это процесс трагически естественный (смеется). Сейчас появилась возможность брать и снимать, у нас такой возможности не было. Школы появляются по потребности. У нас во ВГИКе конкурс в среднем по 500 человек на место, а мы набираем примерно десять студентов, у актеров еще более сумасшедшая ситуация. Я всегда честно предупреждаю: "Ребята, вы встаете на рискованный путь". Если 30% выпускников остаются в нашей профессии на хорошем уровне — это уже результат. Тем не менее все равно дерзают. Минус такого количества школ в том, что идет распыление качества профессии, создается впечатление, что режиссуре научить очень легко. С другой стороны, пусть учатся, пробуют, это конкуренция.

— В этом году исполняется 25 лет с момента выхода фильма "Брат", который до сих пор любим не только поколением, которое смотрело его в момент выхода, но и теми, кто родился многим позже. Насколько я знаю, вы были председателем жюри "Кинотавра", когда картина получила главный приз. Помните ли первую свою реакцию от просмотра? И почему тогда решили, что это тот самый проект, который заслуживает награды?

— Ситуация была интересная. У меня с Лешей Балабановым всю жизнь были замечательные отношения, затевая "Жмурки", он даже мне звонил, советовался. Но почему-то критикам показалось, что я приревную и не дам ему награды. Я никогда не был ревнивым, завистливым тем более. Я радуюсь талантам. Состав жюри тогда у нас был мощный, мы с легким сердцем отдали картине Гран-при. Это позиция, это тема, это герой. В этом есть определенная свобода, которой обладал Леша Балабанов.

Была бы потребность — возник бы.

— Вы не раз говорили, что любой из ваших фильмов — про Россию, любой из них — портрет того или иного периода. Каков, на ваш взгляд, портрет современной России? Какого фильма о нашей стране сейчас не хватает?

 — Если бы он был, я бы его уже снял. Сейчас это что-то такое в ожидании, в рассеянности. Весь мир в рассеянности, и Россия тоже, но у нас в стране все всегда иначе, и пока это "иначе" не проявилось. Поскольку пока все похоже на тихий апокалипсис, меня интересует "Божественная комедия".

— Раз мы вновь вернулись к этому проекту, то могли бы рассказать, чем для вас интересен Данте?

— Персона Данте впечатляет сама по себе, его жизнь до конца не исследована. Недавно мы с женой были во Флоренции, уже не в первый раз, но там я испытал два потрясения. Самым старым сооружением города считается флорентийский баптистерий — иначе говоря, крестильня. Итальянка, которая проводила нам экскурсию, рассказала, что в церковных записях обнаружили, что в нем крестилась Джоконда. Казалось бы, Джоконда — почти мифическое существо, но я стоял на том самом месте, где произошло таинство ее крещения. Про Данте я ничего не упоминал и не спрашивал, но экскурсовод продолжила свой рассказ тем, что, по преданию, в этом месте крестился и Данте. Вот так судьба плетет свою нить, намекает мне. Судьба часто со мной так играла. 

— В какое время вам хотелось бы вернуться?

— Я считаю, всему свое время. Разве что хотелось бы пережить некие мгновения. Например, когда я маленьким подходил к маме, спрашивал у нее: "Мама, а что, я умру?" Она отвечала: "Сынок, да когда это еще будет". Прижаться к ней, почувствовать ее руки шероховатые, запах, тепло — такое чувство я хотел бы испытать.

— Какие картины стали определяющими для вас, как для автора и человека?

— Первое, о чем я сразу вспоминаю: мне лет семь, мы с двоюродным братом, хулиганистым таким, в Славгороде идем в кинотеатр, один на весь город. Показывают "Человека-амфибию", на сеанс толпа, пробиться в кассовый зал невозможно. Меня туда кое-как через толпу забрасывают, я чуть ли не вверх ногами покупаю билеты, меня точно так же возвращают обратно. Тогда в кино можно было курить, лузгать семечки, и вот в этом задымленном полутемном зале начинается действо — музыка, плывет человек-амфибия… Столько лет прошло, а помню, как будто это было вчера. Картина меня совершенно потрясла. Любопытно было потом познакомиться с Владимиром Кореневым и Анастасией Вертинской.

Меня впечатлила польская волна кинематографа, например "Все на продажу" с Даниэлем Ольбрыхским, фильмы Стэнли Кубрика "2001 год: Космическая одиссея" и "Сияние". В кино я пришел во многом благодаря картинам Луиса Бунюэля. Еще учась на архитектурном, в одной статье я наткнулся на сочетание "Луис Бунюэль "Андалузский пес", и оно меня заворожило. Это мой любимый режиссер. Постепенно я пришел к такому убеждению, что не Испания, а Россия — самая сюрреалистическая страна. В каждом из моих фильмов можно обнаружить такие образы, ключики. Вообще всех не перечислить — Антониони, Феллини, Бергман… Я счастлив, что получал образование, когда было время титанов, когда кинематограф был как Олимп. Сейчас этого нет в помине, но посмотрим, к чему это приведет.

Беседовала Валерия Высокосова