Детективный триллер о поисках серийного убийцы "Казнь", который показали в программе Роттердамского кинофестиваля и других международных смотров, выходит в российский прокат 21 апреля. История следователя по особо важным делам, который возвращается к делу десятилетней давности из-за появления новой жертвы, стала для Ладо Кватании полнометражным дебютом — до этого он снимал клипы для певицы Манижи, рэпера Хаски, группы "Ленинград". В интервью ТАСС режиссер рассказал о том, как фильм обманывает ожидания зрителей и почему для него важна интеллектуальная вовлеченность аудитории, а исполнительница одной из ролей Юлия Снигирь описала внутреннее состояние своей героини.
— Ладо, расскажите, как появилась идея фильма "Казнь".
Ладо Кватания: Я пытался разобраться с некой человеческой природой зла и поначалу стал исследовать этот вопрос через различных мифических существ, которые упоминаются в фольклоре и, по сути, являются гиперболизированной формой человеческих страхов, выраженных в тех или иных образах. Постепенно я понял самое страшное и самое интересное: в подобном исследовании первоисточником все же является человек. Любое исследование, как ни странно, ведет к тебе самому. Это нечто присутствует в каждом из них, и мне хотелось понять, каким образом оно взаимодействует со мной, есть ли во мне эта темная пучина? Отчасти к попытке создать эту историю меня привел такой вот психоанализ.
То, что началось как исследование природы человека и природы зла в человеке, стало попыткой разобраться в тех внутренних процессах, которые протекают во мне самом. Это максимально личная картина. В последнее время я начал наблюдать в себе конформизм, поэтому в художественном пространстве я позволил внутреннему идеалисту и конформисту выйти на арену и разрешить свой спор, столкнуть эти две сущности в формате фильма — возможно, и чрезмерно радикально
— Мне показалось, что "Казнь" — это такая воронка, которая начинается вроде бы довольно предсказуемо…
Ладо Кватания: В этом было изначальное решение — мы берем определенные элементы жанра, которые все знают, и создаем ложное ощущение того, что зритель будет предугадывать абсолютно все. На этом построена первая часть картины. Но потом мы меняем значение каждого персонажа. Это большой драматургический риск, мы знаем не так много фильмов, которые смогли рискнуть подобным образом. И не всем зрителям будет комфортно менять отношение к героям так радикально. Кого-то это может разочаровать.
— Да, но постепенно мы погружаемся все глубже и глубже в этот мрак. Раз вы называете это элементом самоанализа, то позвольте спросить — было ли вам страшно заходить настолько далеко?
Ладо Кватания: Я проходил все стадии, которые присутствуют в фильме, — отрицание, гнев, торг, депрессия. Все они прямо отражают тот процесс, который мы переживали вместе с моим прекрасным соавтором Ольгой Городецкой. В конечном счете наступает принятие, и весь проделанный путь воспринимается гораздо спокойнее.
— Сразу ли вы пришли к этой форме — когда история раскрывается перед зрителем по главам?
Ладо Кватания: В этом был детективный концепт, для этого жанра очень важно включить аудиторию в процесс размышления. Мне хотелось, чтобы зритель выступал в качестве следователя. Не будь в этой истории нелинейного повествования, мы бы лишились главного сюжетного поворота, который оказывает сильное эмоциональное воздействие на аудиторию. Я прошел этот путь, когда увидел одну из первых версий монтажа, и понял, что мы выбрали верную механику.
Большинство фильмов, которые создаются сейчас, к сожалению, формируют у аудитории некоторую пассивность. Если мы говорим о жанровом кино, то мало кто хочет вовлечь зрителя на интеллектуальном уровне. А мне бы хотелось забраться на территорию арт-мейнстрима, который подразумевает элемент развлекательного кино. Для меня он заключается в соединении всех сложных обстоятельств, образующих в итоге целостную картину, это такая головоломка
Я считаю, зритель к этому готов, хоть это и требует чуть больше усилий. Благодаря "прекрасным" фильмам Marvel и другим комиксным проектам в аудитории произрастает пассивность, и это огорчает. Некоторые воспринимают просмотр другого кино как усилие, которое необходимо над собой совершить. На это сетуют и большие режиссеры — Мартин Скорсезе, Ридли Скотт и другие. Я надеюсь, что постепенно мировая индустрия найдет баланс, но пока ты должен придумывать элемент развлечения, который позволит картине быть замеченной. В нашем случае я использовал жанровую форму, чтобы рассказать, по сути, древнегреческую трагедию.
— "Казнь" — это ваш дебют, такая сложносочиненная история. Сложно ли вам было перестроиться со съемок, например, музыкальных клипов, которые все же представляют собой скорее короткометражки, на такую масштабную работу?
Ладо Кватания: Я занимаюсь малой формой — музыкальными клипами или рекламой — только лишь для того, чтобы в конечном счете снимать кино. У нас была возможность долго писать эту историю, мы работали над сценарием около двух лет. На самом деле фильм снимается на бумаге, съемочный период — это самое простое. Я не испытывал трудностей с тем, чтобы с малой формы переключиться на большую, мне было скорее важно разобраться, как распределять эмоциональную энергию и смысловую нагрузку на протяжении всего фильма, чтобы зрителю было интересно наблюдать за процессом и складывать общую картину.
— Юлия, когда вы впервые узнали о проекте и о Ладо как о режиссере?
Юлия Снигирь: Я знала, что Ладо снимал музыкальные клипы — по-настоящему авторские работы. Когда он прислал мне сценарий, я прочитала его залпом и подумала, что он действительно сложный, но в нем нет завуалированной пустоты, все прозрачно. При этом фильм сконструирован таким образом, что зритель, который вдруг отвлекся или невнимательно следил за происходящим, может запутаться. Но надо отдать должное Ладо, в сценарии никаких нестыковок нет. Я вообще люблю работать с дебютантами — с ними никогда не знаешь, чего ожидать, и такая непредсказуемость, даже авантюрность, мне нравится.
— Чем вас привлек образ Веры?
Юлия Снигирь: Это красивая роль. Мне часто предлагают драматические проекты, поэтому на экране мне то и дело приходится появляться в каких-нибудь валенках. Можно вспомнить, конечно, следователя Евгению Ключевскую в "Хорошем человеке", но и ее нельзя назвать роковой красавицей в классическом кинематографическом смысле. Мне нравится ее сдержанность, но с точки зрения образа именно в "Казни" получилась такая героиня.
— Ваша героиня, как мне кажется, для зрителя остается загадкой. Мы все равно так или иначе видим ее через воспоминания тех, кто ее окружает. Какая она на самом деле?
Юлия Снигирь: Очевидно, что Веру нельзя назвать счастливым человеком. Думаю, ее жизнь сложилась не так, как ей хотелось бы. Она несет свою боль и нереализованность, она не верит в успешный исход отношений с главным героем, понимает, что они обречены.
Образ жизни Веры — это образ жизни человека, который ни за что не держится. У меня, например, есть семья, ребенок, и я не могу себе такого позволить. Я думаю о своем здоровье, о том, сколько лет проживу. Наверное, когда я была одна, я могла понять Веру. Когда ты один, ничем не связан, ты можешь позволить себе глупости
Но этой обреченности нет, когда есть близкие люди, ради которых ты живешь и перед которыми несешь ответственность. У Веры нет ничего из этого. Это страшное состояние фатализма. Я не сразу поняла, почему именно меня Ладо видит в этой роли. Мне кажется, я в жизни сдержаннее, у меня другие манеры. Он сказал, что именно это ему и нужно. Вера такая не от природы, она такая, потому что так сложилась жизнь. Ладо нужен был этот конфликт.
— Ладо, после просмотра возникала мысль: почему вы не захотели сделать эту историю, например, сериалом? В ней все к этому располагает.
Ладо Кватания: Я максимально против в контексте этого фильма применять понятие "сериал". Мне нравится длительное погружение в персонажей и в мир, который их окружает. Возможность увидеть процесс трансформации героев для меня является самым важным элементом в кино. Самое сложное — создать героя, который будет в течение двух часов держать внимание аудитории. Остальное вторично.
— Юлия, для зрителя, который увидит картину, вы не впервые окажетесь, так скажем, в обществе маньяка — не так давно выходил сериал "Хороший человек". Два этих проекта существовали для вас параллельно или один появился раньше другого?
Юлия Снигирь: Сначала был "Хороший человек". Но в тот же день, когда выходил сериал, появился анонс, что планируются съемки фильма "Казнь" с Юлией Снигирь в одной из ролей. Посыпалось огромное количество вопросов — неужели меня так привлекает тема маньяков? На что я все время говорю, что если бы мне предложили сериал "Домашний арест", то я с удовольствием бы снялась в нем, но мне предлагают, как правило, мрачные и трагичные истории. Комедии мне тоже предлагают, но не такие интересные. Я отталкиваюсь не от жанра, а от качества сценария, режиссера и так далее. Как зритель я немножко боюсь смотреть фильмы про маньяков. Когда я смотрела "Казнь", я даже отворачивалась. Наверное, аудитория должна знать заранее, что это эффектно, зрелищно, но все-так страшно.
— Когда я увидела постер фильма, я почему-то подумала, что Юлия будет, например, помощницей следователя, возможно, как раз таки "Хороший человек" тому виной. Все оказалось совсем не так, что натолкнуло меня на мысль: в этом, как и во многих других российских фильмах, женские персонажи либо жертвы, либо героини, о которых мы мало знаем, либо просто не самые приятные персонажи. Почему авторы движутся по этому вектору?
Ладо Кватания: Понятно, что героиня Юли — жертва, но в фильме есть и второй равнозначный женский персонаж, которого играет Аглая Тарасова. Важность героя определяется степенью его влияния на сюжетное повествование, а она участвует в некоем процессе создания будущего оппонента для нашего следователя. Мне в какой-то степени хотелось поиграть с этим пресловутым ощущением, что женщина в российском кинематографе предстает либо жертвой, либо атрибутом. Героиня Аглаи строится на этом конфликте между ожидаемым и действительным. Мы думаем, что она жертва, вторичная фигура, которая выполнит свою функцию и исчезнет, но на самом деле она очень важна. Так что тут моя совесть чиста.
Понятно, что в большей степени это маскулинное кино, но героиня Юли — роковая фигура, которая становится жертвой по стечению обстоятельств. В этом парадокс истории и в этом ее трагедия
Тут нет конкретных виновных, но жизнь складывается так в течение десяти лет, герои принимают те или иные решения под влиянием обстоятельств. Мы не замечаем, как идем на компромиссы по отношению к каким-то вещам в нашей жизни, просто принимаем их как данность. Из этих маленьких компромиссов мы и формируемся. Это удивительный процесс. Вот сколько вам сейчас лет?
— Мне 28.
Ладо Кватания: Простите, что задал такой вопрос. Если бы вы встретились сейчас с самой собой, которой 18 лет, думаю, вы вряд ли бы узнали друг друга. Тогда вы были преисполнены других взглядов, в вас, возможно, в большой степени превалировал идеализм, но для того, чтобы приспособиться к реальности, необходимо допускать какие-то компромиссы. Вот именно этот процесс трансформации является предметом изучения фильма. В этом случае совершенно случайная жертва, которой является героиня Юли, и является конечной точкой трансформации нашего главного злодея. Дело здесь не в маньяках, не в серийных убийцах. Больше всего пугает человек, который сознательно принимает решение пойти на подобные жертвы или на подобные необратимые действия. Это самое страшное, когда в здравом уме ты способен совершать подобные вещи.
— Главный герой в "Казни" — такой демонический, сложный персонаж. Как происходило ваше взаимодействие на площадке с Нико Тавадзе?
Юлия Снигирь: Он чудесный, дружелюбный и открытый человек, настоящий грузинский джентльмен, привозил нам сладости из Тбилиси. Нико очень любил свою роль, видна была его степень сосредоточенности и желания сделать это хорошо. Создавалось впечатление, что здесь и сейчас происходит что-то важное. Это очень эмоциональная роль.
— В одном из интервью вы говорили, что на площадке предпочитаете авторитарных режиссеров. Можно ли сказать, что Ладо — один из них?
Юлия Снигирь: Наверное, я не совсем корректно выразилась по поводу авторитарности. Для меня главное, чтобы режиссер знал, чего он хочет, настаивал на этой позиции, но слышал артистов. Уже на пробах Ладо направлял меня, говорил, какую пластику хочет видеть, какой голос и манеры. Сразу было понятно, что он хочет увидеть. Если режиссер уверен в том, что делает, то, да, он автоматически становится авторитарным. В итоге только режиссер знает, какое кино он снимает.
Для меня идеален в этом смысле режиссер, у которого я снимаюсь сейчас: Андрей Сергеевич Смирнов. Он точно знает, как должно быть, но к нему всегда можно подойти и поделиться своими сомнениями относительно какой-то реплики, например, и он может сказать: "Да, ты права". Авторитарность в этом случае не означает неспособности что-то поменять
— Могли бы подробнее рассказать про этот фильм Андрея Смирнова?
Юлия Снигирь: Я очень горжусь, мне хочется верить, что это будет моя лучшая роль. Никогда в жизни я такого не говорила заранее, но у меня на глазах происходит какое-то чудо, потому что это большой режиссер. Моя роль безумно сложная, наверное, самая сложная из всего, что мне доводилось играть. Каждый день я прихожу на площадку и думаю: что же мне предстоит сегодня? Как правило, в кино ты используешь знакомые инструменты, но здесь передо мной стоят совершенно новые задачи. Андрей Сергеевич смеется, что он заменит мне театральную школу. Действие фильма развернется в 1952 году, отец моей героини попадает под репрессии в Советском Союзе, но не стоит готовиться к мрачной и жесткой истории. На самом деле это фильм про любовь, про то, что любовь — главное в жизни и она позволяет справиться со всем.
— Ладо, готовите ли вы новые проекты?
Ладо Кватания: У меня несколько проектов, все на этапе написания, но детали я пока не могу раскрывать. Я бы максимально хотел сократить перерыв между этой и следующей картиной. Мне хочется двигаться дальше, я разобрался в каких-то процессах, которые протекали во мне долгое время, и уже не живу фильмом "Казнь". Я хочу его отпустить, он мне не принадлежит. Я воспринимаю его как отдельное произведение, с которым когда-то был связан.
— Может, возвращаетесь к нему сейчас как зритель? Мне кажется, после просмотра таких картин сразу хочется включить заново, чтобы отследить какие-то моменты, которые остались за гранью внимания в первый раз.
Ладо Кватания: Да, у фильма есть такой эффект — второй просмотр будет отличаться от первого, он дает возможность заметить множество деталей и подсказок, которые, оказывается, были на поверхности. Я смотрю фильм как зритель, максимально отстраненно, и начинаю понимать какие-то детали. Мне бы хотелось, чтобы с течением времени люди находили в себе желание пересматривать мою картину. Это самый удивительный процесс, который я и сам проходил.
Беседовала Валерия Высокосова