Владимир Юрзинов: жалею, что не взял Тихонова в помощники на Олимпиаду

Заслуженному тренеру СССР и России по хоккею Владимиру Юрзинову 20 февраля исполняется 85 лет. В интервью ТАСС он рассказал, что вместо хоккея мог выбрать журналистику, почему оказался во время одного из матчей на скамейке запасных ЦСКА и что привык к неправильному ударению в своей фамилии.

— Тренерскую карьеру вы начинали в Финляндии. Как это происходило?

— Мне тогда было 32 года, я уже заканчивал играть, и меня из нашей федерации хоккея направили в Финляндию на два года. Я был одним из первых из наших тренеров в высшей финской лиге. Тренировал я тогда такую рабочую команду "Коовее". Я был там и главный тренер, и игрок, то есть формально именно не играющим тренером, а совмещал эти две должности. В той команде было три молодых парня, которые потом играли в сборной. В Финляндии было интересно: все у них там просто, своя культура. Два года я там играл и тренировал и за это время выучил финский язык.

Хотел бы сказать, что везде, где бы я ни работал, я представлял свою страну. Я не мог плохо работать и представлял наш хоккей. Об этом я всегда знал, помнил и об этом говорю. Я даже выпить не мог за эти годы, потому что хотел быть примером (смеется).

— В 2024 году исполнилось 50 лет с того момента, как вы стали работать в тренерском штабе национальной сборной — сначала СССР, потом России, а в составе Объединенной команды вы как тренер выиграли Олимпиаду 1992 года. Как вы пришли в сборную?

— В московском "Динамо", где я играл, главный тренер команды Аркадий Чернышев часто уезжал в сборную, а меня, хоть я был еще хоккеистом, оставлял тренером на главную команду. Потом Борис Кулагин и Валентин Сыч (начальник управления спортивных игр и зимних видов спорта Спорткомитета СССР — прим. ТАСС) в 1974 году приехали с Всеволодом Бобровым (в то время главный тренер сборной СССР — прим. ТАСС) на чемпионат мира. Потом то ли Кулагин, то ли Сыч позвонили мне и говорят: Володя, хватит работать по заграницам. Кулагин сказал: будешь моим помощником, как и Константин Локтев (Кулагин возглавил сборную СССР после ухода Боброва — прим. ТАСС). Кулагин был великолепным психологом, интереснейшим человеком, его так и недооценили. Я его считаю своим хоккейным отцом.

— Вашим первым турниром в качестве тренера сборной была Суперсерия 1974 года против сборной Канады, составленной из игроков Всемирной хоккейной ассоциации. Но вы также принимали участие и в клубных Суперсериях с командами Национальной хоккейной лиги как главный тренер московского "Динамо" и рижского "Динамо". Что оттуда вам запомнилось?

— Мне во время такой серии с московским "Динамо" запомнился игравший за нас Алексей Ковалев (олимпийский чемпион и обладатель Кубка Стэнли — прим. ТАСС). Ему было тогда 17–18 лет. Решил дать ему сыграть пару матчей, парень-то талантливый. А он сыграл три-четыре игры и еще на меня обиделся, что я мало ему дал поиграть. Я понимал, что талантливые ребята, как правило, не все такие простые.

— Какое умение необходимо иметь тем, кто является помощником главного тренера сборной страны?

— Когда я работал с Тихоновым, он говорил часто "мы, мы", тогда ведь еще было только два тренера на скамейке. Кулагин мне доверял, а я еще только закончил играть, проводил тренировки. С Тихоновым я играл в "Динамо", он был уже зрелым игроком.

Ассистенты должны сохранять свою индивидуальность. Например, мои помощники по сборной Петр Воробьев и Зинэтула Билялетдинов — прекрасные тренеры и совершенно разные по характеру. В сборной СССР мне приходилось проводить самому учебно-тренировочный процесс, дополнять главного тренера. С Кулагиным я молодой, у меня хвост трубой, я с игроками общался. С Тихоновым мы вообще были душа в душу, часто общались. Я его любил и люблю, у меня с ним много связано.

"Жамнова я обидеть не хотел"

— Каждый по-своему пережил трагедию с "Локомотивом" 7 сентября 2011 года (хоккеисты, тренеры и персонал команды в тот день погибли в авиакатастрофе — прим. ТАСС). В том "Локомотиве" работало много людей, которых вы помнили: игравшие у вас в "Динамо" тренеры команды Игорь Королев и Александр Карповцев, Карлис Скрастиньш, специалисты, с которыми вы работали в бытность главным тренером "Локомотива". Как вы пережили тот день?

— Я ехал тогда, кажется, в Воскресенск и услышал об этом по радио. Не мог в это поверить, но надежды, что кто-то мог выжить, уже не было. Как приехал, люди мне уже об этом тоже рассказали. Осознание того, что я кого-то потерял, пришло уже позже. В "Локомотиве" был Евгений Сидоров, который был моим советником по научной работе, массажисты, тренер Николай Кривоносов. С ними со всеми я работал два года.

Что касается Карповцева и Королева, когда они играли в НХЛ, то пригласили меня в Филадельфию в дом к другому нашему игроку Дмитрию Юшкевичу. Королев и Карповцев — воспитанники Валерия Васильева (бывший игрок "Динамо", олимпийский чемпион — прим. ТАСС), который работал с Сергеем Кремлевым в молодежной команде "Динамо". Алексей Жамнов, Королев, Карповцев — он их с Кремлевым воспитал. Карлис же играл у меня в Финляндии года три, а потом уехал в "Филадельфию". Этих ребят я всех помню.

— Чемпион мира и четырехкратный призер Олимпийских игр финн Саку Койву в 2017 году поблагодарил вас за то, что благодаря работе с вами в финском ТПС он попал в том году в Зал славы Международной федерации хоккея. Поддерживаете ли вы связь с кем-то из иностранных хоккеистов, кто играл у вас в Финляндии и Швейцарии?

— Я общаюсь с отцом Койву Юккой, который был моим помощником в ТПС. У Саку сейчас маленький сын в ТПС, сам он работает в этом же клубе, у него двое детей. Недавно случайно встретил Йере Лехтинена (Юрзинов живет в Швейцарии — прим. ТАСС), который играл у меня в ТПС, а сейчас является генменеджером сборной Финляндии.

— Ваша фраза в недавнем интервью о том, что после матча со СКА многие команды берут паузы, заставила резко ответить вашего воспитанника, возглавляющего сейчас "Спартак", Алексея Жамнова. При том, что в том ответе вы "Спартак" не упоминали. Стоит ли надеяться, что случившееся не испортило отношения с Жамновым, которого вы еще давно называли "спящим львом"?

— Жамнов — это мой мальчишка, я и не хотел его обидеть. Я за него очень рад, знаю его семью, он был женат на дочери Васильева. Я его очень люблю, а то, что там сказали… Да много чего говорят. Жамнов был талантливым игроком, сейчас великолепный тренер, выиграл серебро на Олимпиаде. "Львом" я его называл за талант, он был спокойным по характеру. Еще раз готов сказать, что я их всех люблю, это моя память и я этим живу. Они прошли все и сейчас работают во многих командах, те же Андрей Козырев, Виктор Козлов. Никогда я о них слова плохого не сказал и никогда не скажу.

"Никогда не отказывался от работы в сборной"

— Вы говорили, что успех Тихонова заключался в его стремлении постоянно учиться и что с каждого чемпионата мира он выносил что-то новое. Как такая работа с ним помогла вам в будущем?

— Давайте скажем, что Тихонов — великий тренер. Тихонов — это характер, стремление к знаниям, постоянное совершенствование. Он был примером для меня во всем. Его учебно-тренировочный процесс был продуманным. Он ребенок военного времени, у него отец погиб. Вел такие собрания, и Сыч потом говорил ему, что после них он был готов взять гранату и броситься под танк. Вот так он мог всех нас поднять. Это фантастическая любовь к Родине. Я считаю, что нигде своих учителей, Анатолия Тарасова, Чернышева, Анатолия Кострюкова, Тихонова, я не подвел. Потому что я был советский тренер. Я могу всех этих тренеров перечислить, от кого что взял, но времени не хватит. Они, а также Николай Эпштейн, Николай Пучков — это самое святое, что у меня было.

— В декабре 1979 года вы на тренерской скамейке вместе с Юрием Моисеевым помогали Тихонову во время матча ЦСКА в рамках Суперсерии против клубов НХЛ за океаном. Вы там были как помощник Тихонова по сборной, а не по клубу?

— Вполне возможно, что было такое, прошло уже довольно много времени. С Тихоновым меня связывали дружеские отношения. Когда я играл с ним в московском "Динамо", я был мальчишкой, а он был на 10 лет старше. Я от него очень много взял, он начинал с того, что набирал молодых ребят. И я пользовался его методами, он был для меня примером.

— В 1997 году вы как главный тренер сборной России говорили в интервью, что после объявления вами состава на Олимпиаду в Нагано станете для кого-то врагом на всю жизнь. Вы тогда сказали об этом в контексте своего решения не вызывать на Игры Вячеслава Фетисова и Игоря Ларионова, объяснив его тем, что боялись наступления смутной ситуации, как на Кубке мира в 1996 году. Потом вы говорили, что ошиблись, так как не хватило уверенности этих игроков в финале (россияне уступили в игре за золотые медали сборной Чехии 0:1 — прим. ТАСС). В чем Фетисов и Ларионов могли помочь команде?

— Я тогда работал в ТПС, мне позвонили, спросили, сможешь ли поехать. До этого на Кубке мира сборная проиграла, там все переругались. Мне сказали, мол, "надо, Федя". Конечно, мне помогал и Алексей Касатонов (генеральный менеджер сборной России — прим. ТАСС), который собрал ребят. Мои помощники Воробьев и Билялетдинов проделали огромную работу, и Владислав Третьяк занимался вратарями. Ситуация была сложнейшей. Фетисов попал в автокатастрофу с Владимиром Константиновым — это была одна из причин, почему я не взял его на Олимпиаду. Он был тогда в ужасном состоянии.

— Правда ли, что Ларионов вас тогда просил не вызывать его на Олимпиаду?

— Нет, такого не было. У меня с ним были всегда хорошие отношения. Но и мне, и Касатонову было тогда очень непросто. Некоторых ребят, как Алексея Морозова и Павла Буре (лучший нападающий олимпийского турнира 1998 года — прим. ТАСС), я вообще не знал. Но было интересно.

— Фетисов потом не обижался на вас из-за неприглашения на Игры?

— Ну как он мог обидеться, если потом он пригласил меня в сборную на Олимпиаду в Солт-Лейк-Сити? Я видел, что он в "Нью-Джерси" показывал на тренировках много интересных вещей. Он вообще как тренер интереснейший, со своими взглядами. Поэтому я с ним с огромным удовольствием работал.

— Тихонов тоже приезжал в Нагано, во время матчей и тренировок находился среди зрителей. Спрашивали ли вы его совета?

— Моей ошибкой, к сожалению, было то, что я не пригласил Виктора к себе в помощники на той Олимпиаде. Игроки были против него, да и я не был уверен, что Виктор пошел бы ко мне. Но мы должны были с Касатоновым его пригласить. Другое дело, он мог бы и отказаться, но надо было пригласить его вопреки мнению игроков. Это моя вина и беда.

— В том же 1998 году чемпионат мира начинался спустя пять дней после окончания Кубка России, вокруг подготовки команды к тому турниру было немало организационных неурядиц. Почему вы тогда согласились остаться в сборной?

— Я вообще-то никогда не отказывался, когда мне предлагали работать в сборной, еще с советских времен. Я был помощником и в научной группе у Бориса Михайлова, Владимира Васильева. Тем более в сборной было немало моих воспитанников. Это страна наша, если я был нужен, я всегда шел.

"Тарасов призывал меня поднимать народ"

— Вы пробовали себя и как журналист; будучи главным тренером "Динамо", писали про одного из ведущих тогда игроков команды Александра Мальцева в журнале "Спортивные игры" и в той статье анализировали его характер. Почему тогда решили написать именно про него?

— У меня два высших образования. Я с 17 лет учился на дневном отделении Института физкультуры (нынешний Российский университет спорта — прим. ТАСС) и параллельно играл за "Динамо". Чернышев шел мне навстречу во время учебы, позволял некоторые тренировки пропускать. Закончил институт в 21 год. И у меня высшее журналистское образование по окончании факультета журналистики МГУ, деканом у меня был Ясен Засурский. Меня приглашали работать на телевидение. Я вхожу в правление Студенческой хоккейной лиги и хочу, чтобы наша молодежь училась, там есть немало способных игроков. И я очень серьезно отношусь к созданию студенческой лиги, потому что молодым надо давать дорогу. Не все же будут игроками, а это очень талантливые, способные люди, которым надо помогать. Это большое дело.

Да, я помню эту заметку "А где у нас Мальцев?". Талантливый парень. Его реакцию на нее я не помню, но, как я уже сказал, я про всех игроков ни одного плохого слова не говорил. Сколько я с ними работал, выигрывал с ними. Перед Олимпиадой мы играли, я был комсоргом команды, играли с американцами, мне провели силовой прием в бок. На следующий день у меня воспаление аппендикса. Остальные поехали на Олимпиаду, а я остался. Когда со мной это произошло, то я подумал, что дальше. Я подал заявление на поступление в университет, пять лет отучился в МГУ и отлично себя чувствовал. Потом я написал о Мальцеве, и если бы не был бы тренером, то стал бы журналистом.

— Главный тренер СКА Роман Ротенберг, консультантом которого вы являетесь, после побед своей команды на пресс-конференциях дарит будильник одному из журналистов за лучший, по его мнению, вопрос. Доводилось ли вам как-то премировать таким образом представителей прессы?

— К журналистам я отношусь с огромным уважением. В наше время были великолепные спортивные и хоккейные журналисты. У того же Виктора Тихонова были журналисты, с которыми он работал в Риге, сборной. Это большое дело — быть журналистом. Настоящие журналисты двигают спорт вперед, и нужно их обязательно как-то поощрять.

— В 2010 году вы говорили, что ваша мечта — написать книгу. Пока мы видели книги именно о вас, но не от вас. Еще не оставляете такую надежду?

— Я хочу написать, думаю об этом. Хочу написать чисто такую хоккейную книгу про развитие молодых игроков, это меня очень волнует. Хотелось бы рассказать добрые слова о нашей тренерской школе.

— Осталось ли у вас что-то из тетрадей, которые вели во время тренерской карьеры и которые потом хотели выкинуть?

— У меня полно этих записей. Чехи писали про меня "Чаровний записник". Записей у меня много, но мне сейчас не до этого. А вот написать книгу для молодых, как развивалась наша советская школа хоккея, очень хочется. Хочу написать про всех тренеров, с которыми встречался. Тарасов говорил мне: Володя, ты комсорг, иди в команду, поднимай народ. И я скажу, что я хотел бы написать и про него, и про Кулагина, с кем мне посчастливилось работать, простым языком, без выпендрежа.

"К неправильному ударению в своей фамилии я привык"

— Тарасов говорил футбольному тренеру Олегу Романцеву, который со "Спартаком" девять раз выигрывал чемпионат страны и трижды выводил команду в полуфиналы еврокубков, что надо "резать мясо", говоря об отсутствии боязни кардинально обновлять состав. Какой самый яркий и запоминающийся совет вы давали своему сыну как тренеру (Владимир Юрзинов —младший возглавлял российские и финские клубы, а также команду Континентальной хоккейной лиги "Куньлунь Ред Стар" — прим. ТАСС)?

— Никаких советов я ему не давал, он сам в этом плане по себе. Мой отец был хорошим спортсменом, играл еще за "Пищевик" (московский футбольный клуб, существовавший с 1938 по 1947 год и один год выступавший в высшей лиге чемпионата СССР — прим. ТАСС), в русский хоккей, в футбол с Алексеем Хомичем, Владимиром Никаноровым, Александром Севидовым, братом артиста Николая Крючкова, капитаном команды на позиции центрального защитника. И когда я играл, он мне ничего не говорил, а помогал, был рядом. Ничему он меня не учил, поэтому я и сыну говорю: у тебя свой путь, давай пробивайся. Даже будучи тренером, когда он уже и в Финляндии работал, он говорил: отец, я сам. У тебя свой стиль, а у меня свой. Тренеры и тем хороши, что они разные.

— Вы называли сына "диким тренером". Как вы говорили, его методы работы казались вам странными, но они работали. Что вы имели в виду?

— Он добивался всего сам, а мне было интересно за ним наблюдать. Он никогда ко мне не обращался за помощью. У него было свое видение, и я за это его и ценил. Потому что тренер — это индивидуальность. Как у нас говорили, хороший тренер нормальным человеком быть не может. Нервная система, психология у них другая.

— В одном интервью вы называли своего отца, Владимира Порфирьевича, по фамилии с ударением на последний слог. Вас не коробит, когда вашу фамилию называют неправильно, с ударением на "и"? И откуда пошла такая ошибка?

— Нет. В моей фамилии ударение на последний слог, но я уже привык. Помню, у нас был известный комментатор Ян Спарре, он меня так стал называть, и отсюда и пошло так. Для примера, у Карповцева ударение в фамилии на первый слог, а произносили ее неправильно.

— В 2010 году на ваше 70-летие вы сказали, что этот юбилей не заметили. Поменялось ли со временем ваше отношение к таким круглым датам, и ждут ли вас в "Динамо" к юбилею?

— Отношение не очень поменялось. Значение придаю, но такого большого — нет. Вспоминаю все хорошее, что было. Что касается празднования с клубом, то я уже говорил, что у меня вылезли все эти болячки. Поэтому, к сожалению, я нетранспортабелен. Но я в "Динамо" с 11 лет, это для меня семья.