Фантаст Вадим Панов: сейчас мы уверенно движемся к изменению человека

Вадим Панов
— В какой момент вы поняли, что писательство — это дело вашей жизни?
— Сложно сказать. Когда я был маленьким и задумывался о будущем, то этого не было даже в отдаленных планах. Поскольку я рос в семье военного, то предполагал, что пойду по стопам отца. Но при этом у меня уже в школе был интерес к тому, чтобы придумывать разные истории. В институте я очень плотно занимался студенческой самодеятельностью — придумывал сценки, сюжеты, написал пьесу.
Потом, закончив институт, я стал работать. Но эта внутренняя потребность что-то придумывать не исчезла со временем, и у меня появилось хобби. В какой-то момент я понял, что у меня получаются не только истории, сценки для театра, а вырисовывается уже сюжетная линия, персонажи, появляются идеи, замысел для книги. Я подумал: "Почему бы не поработать?" Тем более что я читал много всегда. Если называть хобби любимым занятием, то оно и осталось у меня до сих пор.
Именно писателем, возвращаясь к вашему вопросу, я себя стал называть, может быть, после третьей или четвертой книги.

Видеоверсия интервью ТАСС с не вошедшими словами писателя Вадима Панова
— Прекрасно, когда хобби становится делом жизни. И вы довольно продуктивный писатель. Скажите, пожалуйста, а когда вы вошли во вкус?
— Я из него и не выходил. Все подобные вещи — это очень индивидуально. Кому-то требуется много времени, чтобы написать, а кому-то нет. Я довольно быстро придумываю истории, сюжетную линию, персонажей. А если идея книги меня не увлекает, то я за нее просто не берусь.
В какой-то момент я оказываюсь внутри и рассказываю историю как бы глазами ее участника. Живу этим, и работа идет довольно быстро.
Когда ты делаешь что-то, что тебя не сильно увлекает, но ты почему-то сказал себе, что это нужно делать, разумеется, все идет очень медленно.
А у меня часто бывает так, что не хватает времени в течение дня, чтобы закончить то, что я хочу, и, заканчивая один эпизод, мне хочется сразу переходить к следующему. Хотя еще нужно спать, заниматься какими-то делами.
— Сначала вы писали в жанре городского фэнтези, но вскоре вы добрались и до фантастики. С моей точки зрения, фэнтези — это гиперболизированная реальность, отображение социальных проблем. Но фантастика предполагает визионерство, прогнозы. А что вам интереснее: говорить о настоящем или строить планы человечества?
— В том-то и дело, что все в зависимости от настроения и той идеи, которая приходит. У меня очень разные книги, и это связано с тем, что было бы скучно все время работать в одном направлении.
Бывают такие авторы, которые выбрали для себя, условно говоря, фэнтези: они прекрасно пишут, они знают каждый ход. Разные сюжеты, разные истории, но ты понимаешь, что ничего нового там не увидишь. Мне нравится литературная работа тем, что можно постоянно искать что-то новое, выходить за какие-то рамки. Не двигаться по колее, а все время выходить вовне.
Да, мне интересно городское фэнтези, магия, волшебство. Но возник интерес, что будет с человечеством, с цивилизацией через какое-то время. Не через 200–300 лет, когда фотонные и ионные звездолеты полетят к альфе Центавра и будут встречаться там с разумными осьминогами.
Будем откровенны, истории про совсем далекое будущее — это разновидность фэнтези, по большому счету. Мы не знаем, какие там будут звездолеты, как они будут летать. Поэтому мы условно меняем драконов на звездолеты, мечи — на бластеры, орков — на каких-то инопланетян и начинаем с ними взаимодействовать, только уже в другом антураже.
А вот попытаться спрогнозировать, что нас ожидает через 10, 20, 50 лет, то есть (возможно, я немножко оптимист) еще при моей жизни. Это намного интереснее, потому что требует не только фантазии, которая, разумеется, нужна, но требует понимания того, на каком этапе находятся наши научные разработки, какие из них имеют большие шансы на то, чтобы выйти на какой-то пик, как они будут влиять на всю цивилизацию.
В свое время изобретение паровой машины изменило цивилизацию в корне. В XIX веке мы получили такой толчок к развитию техники, технологий, науки потому, что стало появляться больше информации. Люди, которые были достаточно образованны, продолжали развивать эти идеи, которые были заложены массовым внедрением паровых двигателей.
Сейчас мы получили в свое распоряжение совокупность технологий, главной из которых является цифровая. Цифровизация всего и вся. Сейчас как в XIX веке, когда во все сферы производства ставили паровые машины. Заводы, добыча, транспорт — все что угодно.
— Где приживется, а где не приживется…
— В основном везде приживалось. Понятно, что механизмы давали больший эффект, чем лошадка, крутящая вал. А сейчас то же самое происходит с "цифрой", которую мы используем практически повсеместно. Оцифровывается практически все: связь, управление, производство. Экономика цифровизуется. Это кардинально меняет облик цивилизации. И разумеется, интересно, к чему все это придет.
— То, о чем вы говорите, — это похоже на научный труд в каком-то смысле. Но для того, чтобы писать фантастическую литературу, нужно еще чувствовать нерв времени.
— Безусловно. Любая книга, любой творческий акт — это произведенное человеком для человека. Поэтому, безусловно, в основе любой книги лежат человеческие отношения. То, что вы сказали, — нерв времени. Когда мы говорим именно о "фантастике близкого прицела", то здесь интересно проследить момент или придумать, как изменятся эти отношения.
Это интересная тема, потому что, как ни крути, в любом случае технологии и то, как мы живем, влияют на нас.
Разумеется, есть какие-то базовые вещи, которые не хотелось бы потерять, — взаимоотношения между людьми, извините, офлайн. Мы можем хорошо общаться в Сети, но это способ общения. А что будет, если мы будем общаться только в Сети? А возможно ли такое? А сможем ли мы измениться настолько, что перестанем замечать друг друга в реальности и выходить на улицу?
Это, конечно, уже "матрица" в какой-то степени. Но технологии влияют на многих людей именно так. Есть футбол — есть болельщики, и есть фанаты. Болельщики — это просто люди, которые ходят в основном на стадион либо не пропускают по телевизору матч своей любимой команды. Но это просто люди, для которых это хобби. А есть фанаты, для которых это жизнь. У них своя команда, очень мощные увлечения.
То же самое происходит с технологиями. Есть люди, которые огромное количество времени проводят в социальных сетях, которые уже практически живут в Сети.
Здесь возникает интересный момент, потому что, с одной стороны, это не совсем нормально. С другой стороны, если мы берем пример футбольных фанатов, это нормально — чем-то увлекаться настолько, что увлечение становится смыслом жизни. И здесь важно найти разумный баланс между образом жизни и тем, как человек должен прожить свою жизнь.
Я размышляю об этом в книгах. Единственного правильного ответа на этот вопрос нет, в принципе. Есть устоявшееся общественное мнение, которое отражает некую совокупность взглядов на то, как человек должен жить. Ведь в каждого из нас заложено нечто, что отличает нас от всех остальных.
Докопаться до себя и придумать что-то такое, что не может придумать никто другой, — это в общем-то не фантастика.
Я верю, что каждый человек может сделать что-то такое, что удивит окружающих и позволит человеку себе сказать: "Какой ты молодец, никто бы до этого не додумался". Просто нужно поработать.
— Какое направление фантастики вы считаете наиболее актуальным для широкого читателя?
— Фантастика, как и любое литературное направление, дает очень много возможностей для читателей. Есть книги, которые просто в хорошем смысле развлекают: позволяют просто отвлечься от действительности, отдохнуть. Потому что мы, когда обращаемся к кино, к играм, к книгам, к музыке, на какое-то мгновение уходим из реальности.
В консерваторию ты приходишь, просто садишься и слушаешь. Многие слушают с закрытыми глазами. Просто впитываешь музыку, и у тебя внутри появляются какие-то эмоции. Тебе хорошо. Это отдых, уход от реальности, перезагрузка мозга.
Фэнтези — распространенный жанр. В этом направлении больше внимания уделяется взаимоотношениям, люди ищут там героев, которых в жизни на улицах не встретишь. Научная фантастика — это чуть другое. Она учит фантазировать, придумывать, размышлять о том, чего еще нет. А, это единственное, что нас отличает от животных. Потому что все остальное — это базовые потребности. Это реализуется любым теплокровным на уровне инстинктов, нормальный закон жизни, когда ты ищешь еду, пытаешься поспать и остаться живым.
Но человек умеет мыслить абстрактно, думать о том, чего еще нет и при этом могло бы быть. Люди, которые пытаются не просто отвлечься от повседневности, но подумать о том, как эту повседневность можно изменить. Можно ли что-то сделать, чтобы поменялось?
Вот каменный век, люди живут в пещерах. В принципе, достаточно сухо, недостаточно сытно. Если получилось убить мамонта, всем племенем "хлопали", и все. Зачем что-то менять? Приходит иногда пещерный медведь, кого-то съедает. Арендная плата получается. Но ведь вышли оттуда. Кто-то подумал: "Ребята, в пещерах не совсем интересно". Давайте посмотрим, что там дальше. Может быть, вместо пещер можно построить что-то. Зачем строить? Чтобы получилось уютнее, безопаснее, чтобы медведь не приходил и никого не съедал.
Люди придумывают то, чего еще нет. И благодаря таким людям мы вышли из пещер и полетели в космос. Благодаря мечтателям, благодаря тем, кто умеет фантазировать. Фантастика как метод допущения помогает, тренирует умение думать о том, чего еще нет.
— В вашей новой книге "Побочный эффект" вы обращаетесь к теме глобальной пандемии — то, с чем мы столкнулись недавно. Но в центре внимания — лекарство, которое не только излечивает от вируса, но и дает множество необычных побочных эффектов: замедление старения, изменение внешности по своему желанию и так далее. Что вас вдохновило на эту идею?
— Пандемия здесь является скорее толчком для дальнейших событий. Это история о том, куда мы можем зайти в генетике и биотехнологиях. Потому что мы сейчас уверенно движемся к изменению человека.
Хорошо это или плохо? Вопрос очень сложный, потому что пытливому уму всегда мало, хочет идти дальше, иногда не думая о том, к чему это может привести. Процесс открытия нового, выхода на новый уровень для ученых — ключевой момент. Можно это остановить? Нет. Всегда будут искать, всегда будут двигаться вперед — такова натура человека.
Но к чему это может привести? Здесь возникают нюансы. Вспомним Манхэттенский проект — придумывали-придумывали, придумали [ядерную] бомбу. И мы теперь уже 70 лет не знаем, что с этим делать и как жить в условиях того, что она есть. То же самое здесь. Действительно, человек стоит во главе цивилизации, мы неизменны на протяжении всей нашей истории. И вдруг появляется вопрос: "А можно ли это поменять?"
Следующий вопрос: "Для чего это?" Чтобы стать лучше? Лучше в чем — быстрее, сильнее, долговечнее? Да, это наша мечта, с одной стороны. А с другой стороны, останемся ли мы людьми, если мы изменим себя таким образом? Как это повлияет на нас? Хотя если это будет массовая вещь, то мы себя по-прежнему будем воспринимать как люди.
Закончится поколение, которое этим изменениям не подверглось, и оно, скорее всего, не будет считать следующее поколение людьми. Но тем не менее следующее поколение, естественно, людьми считать себя будет.
Но насколько? Каковы будут последствия? Книга не просто так названа "Побочный эффект". Помимо того, что побочным эффектом является применение лекарства, что с людьми? Не станут ли они побочным эффектом самого лекарства? Насколько меняется их мироощущение? Не возникнут ли дополнительные побочные эффекты?
При работе над книгой я консультировался с людьми, которые занимаются подобными исследованиями, — есть довольно много факторов. Когда меняешь что-то, [порой] получаешь совершенно неожиданный побочный эффект. Допустим, мы исключили ген, который отвечает за развитие рака. Но при этом активизировался ген, который отвечает за развитие роста. Есть некие внутренние механизмы, которые по каким-то причинам противодействуют нам. И суть этих механизмов нам не ясна.
Есть такое ощущение, что [человеку] заложили определенный срок, дали некий образ, и пока за эти пределы выходить не надо. "Вы молодцы, вы очень много думаете, вы уже добрались до определенной вершины. Дальше, наверное, все-таки уже неправильно идти". И насколько неправильно, я пытаюсь дать ответ в этой книге.
Когда мы говорим об исследованиях, науке, развитии, "хорошо" или "плохо" отступают на второй план. Потому что в первую очередь — пытливый ум и желание двигаться вперед. И если мы это потеряем, то, как предсказывал [Фрэнсис] Фукуяма, наступит конец истории. Если мы перестанем хотеть что-то менять, остановимся, то будущего у цивилизации не будет.
— "Побочный эффект" — это начало нового цикла? Будет ли сквозной сюжет, который связывает произведения?
— Нет, это самостоятельный роман. Он некоторым образом перекликается с моими романами из цикла "Аркада". Их идея в том, что я беру некую технологию либо тренд и пытаюсь понять, что станет с нашим обществом, если эта технология достигнет пика своего развития и выйдет на уровень глобального воздействия на цивилизацию.
— Вернемся к вашему циклу "Тайный город". Признаюсь, что мой отец — ваш поклонник. Ему среди множества вопросов было интересна тема татуировок в книгах — они давали героям разные способности. Это какая-то личная история или вы просто обратились к мировой культуре тату?
— Когда я только начинал работать над "Тайным городом", требовалось большое количество информации. Когда плотно занимаешься литературой, то в какой-то момент перестаешь читать много художественных книг. Прочитанное всегда остается с тобой, и в какой-то момент оно просто возникает в памяти и тем или иным образом влияет на твои мысли.
Работая над "Тайным городом", я, разумеется, читал довольно много: книги по мифологии, по современной магии, мистике и прочее. В первую очередь это исследования различных научных школ, которые существовали в древности. И естественно, культура татуировок. Во многих культах она считалась частью ритуалов, частью магии, которая позволяла своим владельцам выходить на определенный уровень. Естественно, для некоторых своих персонажей я описывал подобные вещи. И люди серьезно считают, что это так и есть. Почему нет?
С другой стороны, для кого-то это просто способ самовыражения или неудержимая страсть. Для кого-то это действительно важные символы, в том числе для внутреннего баланса. И, использовав их, они останавливаются. Может быть, потом они что-то добавят. Может быть, потом они это сведут.
Как показывает мой жизненный опыт, если что-то не сделать, то потом, скорее всего, будешь возвращаться к вопросу: "А почему я это не сделал?" А если бы сделал? Сейчас уже не хочется. Но ведь что-то, может быть, поменялось бы. Поэтому я всегда стараюсь говорить: давайте сделаем, а там посмотрим.
— "Тайный город" экранизировали, и прошло уже больше 10 лет. Как вы оцените экранизацию с прошествием времени?
— Да так же, как и в первый раз. Знаете, я понял, что могу определить это одним словом — странно.
Странно, когда ты видишь на экране своих персонажей, которые выглядят не совсем так, как ты их себе представлял. А вроде бы и как должны. Они говорят твоими диалогами, делают в принципе то, что ты им предназначил.
Но это все равно не мои персонажи — там сценарист, режиссер, сами актеры. Они что-то привносят свое. Они меняют их, безусловно. То, что я для себя сделал, — это одно. То, что они привносят, дополняет и меняет мое изначальное видение. И ощущение именно — странно. И я от него никак не могу избавиться.
— И в заключение: готовятся ли какие-то еще новые экранизации ваших книг и увидим ли вообще ваши произведения на экранах?
— Как всегда это часто бывает — разговоры есть, какая-то работа идет. Например, снова над "Тайным городом". Надеюсь, через какое-то время что-то появится. Тогда будет, наверное, возможность поговорить об этом еще раз.


