Посол России в Дамаске Александр Кинщак рассказал в интервью ТАСС о ситуации в Алеппо и других регионах, о положении дел на межсирийских переговорах в Женеве и перспективах двустороннего сотрудничества России и Сирии.
– Повлияло ли решение президента РФ Владимира Путина о выводе основной части российской воинской группировки на отношения с Сирией? Как сейчас относятся к России обычные сирийцы? Было ли воспринято решение президента РФ с пониманием на этом уровне?
– Я каких-то серьезных изменений в характере наших двусторонних отношений с Сирией для себя не отфиксировал после того, как было объявлено и реализовано решение президента о выводе основной части нашей военной группировки. Насколько я понимаю, сирийские партнеры были заранее проинформированы об этом нашем шаге. Они были к этому готовы, понимают нашу логику и разделяют ее.
Что касается обычных граждан, то каждый человек имеет право на собственное мнение
Это решение родилось не на пустом месте. Учитывалось коренное изменение ситуации на земле и то, что значительная часть задач военного плана нами была на тот момент уже выполнена. Кроме того, был согласован и введен режим прекращения военных действий. Соответственно, продолжать держать в Сирии в таком количестве нашу технику и военнослужащих практического смысла уже не было.
Что касается обычных граждан, то каждый человек имеет право на собственное мнение. У нас же и в России, и в любой другой стране люди по-разному воспринимают те или иные события, решения, принимаемые на уровне руководства. Что касается сирийцев, то первоначальная реакция у части из них была, наверное, несколько встревоженная: возникли опасения относительно того, что контртеррористическая операция будет свернута, а задачи не будут выполнены до конца. Коренной перелом, не побоюсь этого слова, на войне с террористическими группировками был достигнут именно благодаря тому и после того, как мы пришли в Сирию и непосредственно включились в эту борьбу. Соответственно, новость о том, что русские уходят, пусть и не все, но в значительном количестве, естественно, многих людей заставила поволноваться. Но потом, после того, как были даны все необходимые разъяснения, подчеркнут наш настрой на продолжение оказания всесторонней помощи сирийской армии и сирийскому народу в борьбе с террористами, эти опасения были сняты.
Новость о том, что русские уходят, пусть и не все, но в значительном количестве, естественно, многих людей заставила поволноваться
Наверное, тут нужно учитывать и другое обстоятельство. Решение о частичном выводе российского контингента стало политическим сигналом. Об этом мы, кстати, говорили на самом высоком уровне, что пришло время перефокусировки усилий на политический трек, на обеспечение если не прорыва, то существенного прогресса в урегулировании сирийского кризиса политическими методами, на активизацию межсирийского диалога. То есть в данном случае, помимо оценки этого шага с точки зрения военно-прикладной, нужно видеть и политическое значение. И это тоже здесь грамотные люди разглядели. Поэтому я считаю, что сирийцы и на уровне руководства, и на уровне обычных людей отнеслись к нашему шагу с пониманием.
– На стене посольства краской написана фраза "Спасибо, Россия!", когда она появилась?
– Эта надпись появилась еще до моего прибытия. Ее сделали сирийцы после того, как в первый раз Россия и Китай заблокировали в СБ ООН резолюцию, санкционирующую применение мер воздействия на Сирию в связи с неисполнением надуманных требований западных стран. Когда мы в первый раз применили право вето, это вызвало очень большой резонанс в Сирии. Повторюсь, надпись сделали обычные сирийцы. Понятно, что их действия поддерживали власти. Это было проявлением народной благодарности. Потому что не все верили в то, что мы отважимся или сочтем политически целесообразным вступать в прямую конфронтацию с западными партнерами по СБ ООН и применить право вето. Получилось, что смогли и сделали. И это многих приятно удивило, думаю, не только в Сирии.
– Произошли ли положительные изменения в сфере безопасности в Дамаске после вступления в силу режима прекращения огня?
– Могу точно сказать, что стало гораздо лучше. До этого были практически регулярные ракетно-минометные обстрелы, имеются в виду самодельные ракеты, произведенные кустарным способом. Но в основном стреляли из минометов. И у нас здесь, на территории посольства, мины рвались, и в здания попадали. Жили, действительно, в прифронтовой полосе.
Понятно, что после вступления в силу режима прекращения огня интенсивность этих обстрелов практически сошла на нет. Не могу сказать, что вообще нет никаких рецидивов, периодически случаются. Неделю назад в районе, расположенном в километре от нас, были минометные обстрелы, стреляли со стороны Кабуна. Периодически что-то такое происходит, плюс по периметру, по периферии пригородных районов боестолкновения продолжаются. Это – Восточная Гута, Восточная Хараста рядом с Думой.
Восточная Гута – это неспокойный район, там находятся не только те оппозиционные группировки, которые приняли условия перемирия, но и те, которые пытаются его сорвать. Там значительное присутствие "Джебхат ан-Нусры", а этим террористам перемирие не нужно категорически. Они понимают, что после того, как правительственные силы договорятся о ненападении как минимум, а может быть, и о взаимодействии со своими бывшими противниками из так называемой умеренной вооруженной оппозиции, из числа тех вооруженных формирований, которые примут условия прекращения огня, то после этого начнется ликвидация собственно террористов ИГ и "Джебхат ан-Нусры" (террористические организации, запрещены в РФ). Естественно, что они очень даже заинтересованы сорвать этот режим, чтобы вернуть ситуацию через военную эскалацию к тотальной войне. Тогда им будет проще продолжать борьбу за строительство в Сирии своих "халифатов" и "имаратов".
Соответственно, возвращаясь к теме Дамаска, проблемные районы – это Восточная Гута, Дарая, прилегающая к ней Маадамия, там боевые действия практически не прекращаются. Дальше идет Кадам, Тадамун, Ярмук, где уже больше недели идут интенсивные боестолкновения между ИГ и "Джебхат ан-Нусрой". Это достаточно близко к центру города. Поэтому говорить о том, что стало все очень хорошо, нельзя. Но если сравнивать с ситуацией до вступления в силу режима перемирия, то теперь гораздо лучше.
– Взаимодействуют ли представители властей Сирии с Россией относительно позиции на межсирийских переговорах в Женеве? Поддерживает ли российская сторона по линии посольства контакты с курдами и оппозиционной группой "Хмеймим"?
– Понятно, что контакты есть, Россия является коспонсором политического урегулирования сирийского кризиса. По нашей инициативе в свое время была создана Международная группа поддержки Сирии (МГПС). Мы в тандеме с американцами непосредственно участвовали в выработке всех принятых в этом формате решений. Россия и США совместно работали над проектом резолюции 2254 СБ ООН, которая зафиксировала эти договоренности и придала им международную легитимность. Фактически это наш политический проект, и мы должны предпринять все, что можем, для того чтобы сделать его успешным.
С учетом имеющихся у нас партнерских и союзнических отношений с сирийским правительством, понятно, что мы с ними взаимодействуем и координируем позиции. Не хочу фокусироваться на этом аспекте, но опять же для многих понятно, что не все то, о чем договорились в формате МГПС и что потом было затверждено резолюцией СБ, изначально нравилось сирийскому руководству. У них сохраняется собственное понимание по ряду аспектов реализации этой схемы. Это нормально, потому что схема имеет какой-то общий характер, это дорожная карта. А о том, как тот или иной этап, то или иное политическое событие, предусмотренное этой картой, могут и должны быть реализованы в жизнь, необходимо договариваться уже сирийским сторонам. Во всех принятых решениях присутствует основное принципиальное положение о том, что это должен быть сирийский продукт. Сами сирийцы должны договориться, каким будет будущее их страны.
По всем предусмотренным схемой политического урегулирования конкретным шагам они должны прийти к согласию. Мы, пользуясь имеющимися у нас возможностями и потенциалом влияния, помогаем в этом сирийским сторонам, причем не только правительству, но и оппозиции. У нас есть контакты со всеми основными сирийскими политсилами, которые участвуют в женевском процессе. Мы пытаемся им помочь выйти на необходимые договоренности.
Хочу пояснить, что в данном случае речь идет не о том, что мы за сирийцев что-то должны решить и потом заставить их это решение принять. Мы сопровождаем этот политический диалоговый процесс, поощряем их на конструктивный разговор, убеждаем их в том, что нужно быть готовыми проявлять гибкость, идти на компромиссы для того, чтобы в конечном итоге выйти на некое общее видение того, какой должна быть их страна. Мы в данном случае как спонсоры этого процесса и страна, в большей степени заинтересованная в его успехе, работаем со всеми.
Что касается "хмеймимской группы", я бы не называл ее так, это создает какой-то привкус ассоциированности группы этих уважаемых людей с нашей военной базой. На самом деле то, что они собрались на Хмеймиме, не должно наводить на мысль, что мы каким-то образом этот процесс оркестрировали. Мы лишь помогали сирийцам из числа внутренней оппозиции договориться. Поэтому я предпочитаю называть эту группу представителями внутренней сирийской оппозиции, можно добавить слово патриотической. Их подходы к урегулированию несколько отличаются от позиций других представленных в Женеве оппозиционных делегаций. А по поводу того, что они собрались на нашей базе, ряд их бывших соратников, а ныне оппонентов, тут же сделали критические заявления. Говорили, что сирийские представители не должны собираться и выступать с политическими заявлениями с иностранной базы. Но в данном случае мы говорим не о форме, а о содержании.
Что касается содержания, то я как раз считаю, что сирийская внутренняя оппозиция должна быть адекватно представлена на женевских переговорах. И не только потому, что я здесь живу, работаю и имею больше возможностей с этими людьми встречаться, чем с теми, кто приезжает в Женеву из Эр-Рияда или Стамбула. Может быть, они бы тоже произвели на меня сильное впечатление. И мы не отказываем им в праве быть представителями сирийского народа. Но как минимум надо учитывать то, что они давно уехали отсюда. Насколько они в действительности пользуются поддержкой сирийцев, я не знаю. Это могут показать только будущие выборы. Но если следовать логике внутренних оппозиционеров, то они как раз считают этих людей, иммигрантов, ныне представляющих из себя сирийскую оппозицию, агентами иностранного влияния, которые живут в чужих странах и которых спонсируют иностранные государства. Соответственно, утверждается, что они озабочены не продвижением национальных интересов своей страны, а отработкой программ спонсоров. Про некоторых говорят, что они уже так давно уехали, что даже не знают, как называются улицы в Дамаске, что они оторвались от корней и далеки от народа. Но это если следовать логике местных оппозиционеров. Я не беру на себя функции арбитра, но полагаю, что нужно принимать во внимание все оценки. И если мы хотим, чтобы сирийскому правительству в Женеве оппонировали политические силы, придерживающиеся альтернативных взглядов по поводу будущего своей страны, то как минимум там должны быть представлены и те люди, которые не покидали Сирию.
Если говорить о курдах из Партии демократического союза Салеха Муслима, то проблему их непредставленности на женевских переговорах разрешить пока не получается. У спецпосланника генсекретаря ООН по Сирии Стаффана де Мистуры тоже. Если называть вещи своими именами, то речь идет о турецком "вето" на приглашение в Женеву Салеха Муслима и его соратников. Турки считают эту партию сирийским филиалом турецкой Рабочей партии Курдистана (РПК). Для Анкары РПК – это красная тряпка, террористическая организация, которая ведет несколько десятков лет вооруженную борьбу против правительства, используя террористические методы.
Поэтому попадание сирийских курдов, ассоциируемых с РПК, в Женеву воспринимается в Анкаре как шаг к легализации террористов. Можно сказать, что это – проблема Турции. И коль скоро все остальные страны имеют общее понимание необходимости того, чтобы курды из группы Салеха Муслима были представлены в Женеве, то это должно быть сделано. Тем более что эти курды являются серьезным игроком на земле и контролируют до 15 процентов территории Сирии. У них есть собственные вооруженные формирования, которые борются с ИГ. Это сила, с которой надо считаться. В конце концов, все они – граждане Сирии, которые здесь родились и выросли, и дальше будут здесь жить. Если в Женеве обсуждается будущее страны, то надо принимать во внимание и учитывать интересы всех сирийцев, в том числе курдов. По этому поводу у всех есть консенсус, кроме Турции. Почему Турция в данной ситуации может единолично препятствовать приезду курдов в Женеву? Потому что она имеет влияние на значительную часть делегации так называемого Высшего комитета по переговорам. Ядро этой эр-риядской группы составляет стамбульская Национальная коалиция сил сирийской революции и оппозиции. Эти люди базируются в Стамбуле. Соответственно, турецкие власти имеют очень эффективные рычаги влияния на них. Если предположить, что завтра Стаффан де Мистура примет решение пригласить Салеха Муслима и его соратников в Женеву, то из Анкары последует команда стамбульской оппозиции выйти из переговоров. А если выйдут представители Национальной коалиции, то фактически расколется вся сконструированная в Эр-Рияде оппозиционная структура, которую поддерживают американцы, европейцы и многие регионалы.
Поэтому в данном случае Турция может контролировать поведение самой радикальной части сирийской оппозиции, эр-риядскую группу, которую ряд стран считает единственной делегацией, полномочной на переговорах выступать от имени всех оппонентов Башара Асада. И продолжать препятствовать приглашению в Женеву курдов.
– Какова позиция России относительно проведения в Сирии парламентских выборов 13 апреля? Соответствует ли их проведение демократическим процедурам и требованиям резолюций СБ ООН по Сирии, прежде всего 2254, и решениям Международной группы поддержки Сирии?
– Я не вижу какой-либо прямой связи или зависимости между будущими выборами, которые должны пройти в соответствии с положениями резолюции 2254 и решениями Международной группы поддержки Сирии, и теми парламентскими выборами, которые состоялись здесь 13 апреля. Их нужно было провести, чтобы предотвратить появление политического вакуума. Мандат депутатов действующего парламента истекает, а предусмотренного конституцией механизма пролонгации их полномочий нет. Если выборы не проводить, то старые депутаты уйдут, а новых не будет. Значит, в стране не будет и законодательного органа. Это было бы неправильно.
Поэтому выборы были проведены. Они прошли в срок, установленный конституцией. И с этой точки зрения являются безусловно легитимными. В конце концов мы ориентируемся на действующую конституцию и на действующее сирийское законодательство. Другого сейчас нет. Если и когда сирийцы договорятся по поводу реализации политической схемы, предусмотренной резолюцией 2254, выйдут на этап проведения новых парламентских выборов, и они состоятся, то по их итогам будет создан новый парламент. Депутаты, избранные во время нынешних выборов, передадут свои полномочия новому парламенту, будет обеспечена некая преемственность. Не должно быть правового вакуума и безвластия.
Я бы тут еще добавил, что даже если рассматривать эту ситуацию применительно к планам реализации договоренностей, предусмотренных планом политического урегулирования, то состоявшиеся выборы – это плюс, а не минус. Они дают возможность сирийцам приобрести дополнительный опыт участия в политической жизни. А партиям, которые выдвигали своих депутатов, приобрести опыт работы в условиях политической конкуренции. Кандидатов было много, количество депутатских мандатов ограничено, конкуренция жесткая. Весь город был завешен баннерами. Люди активно использовали социальные сети. Промониторив их, можно было видеть как открытую борьбу, так и использование сомнительных технологий для привлечения избирателей. Это тоже опыт. Тот опыт и навыки настоящей политической конкуренции в условиях многопартийной политсистемы, который нужен сирийцам, в том числе применительно и в привязке к будущим выборам.
Нельзя за один день, в одночасье измениться. У них была политическая традиция, когда партия "Баас" и ее союзники по Национальному прогрессивному фронту монопольно и безраздельно контролировали политическое поле. И все люди понимали, что выборы – это некая формальность, ритуал. Для того чтобы изменить это сознание, для того чтобы научить людей отстаивать свои интересы, бороться за свои интересы политическими методами, необходимы такие "тренировки".
Брать на себя функции наблюдателя не готов, но пока, по той информации, которая у нас есть, можно говорить, что выборы были проведены успешно. Были отдельные шероховатости, нарушения, об этом заявляли и в местном избиркоме, но в общем и целом все прошло в штатном режиме.
Хочу особо заострить внимание именно на том, что эти выборы дали возможность сирийцам – как избирателям, так и политикам – приобрести дополнительный опыт, который будет востребован на этапе проведения будущих голосований. А насчет противоречий с резолюцией 2254, то я их не вижу. Более того, члены сирийского руководства неоднократно говорили, что когда будут проведены следующие выборы на основании другого избирательного закона после принятия новой конституции или корректировки действующей, то нынешний законодательный орган просто передаст свои полномочия новому.
– Как, по вашим оценкам, развивается ситуация в Алеппо?
– Ситуация в Алеппо остается очень сложной. Не исключено ее дальнейшее обострение, что не может не вызывать тревоги. В этом районе нарастает концентрация боевиков. Идет переброска дополнительных подкреплений джихадистов через турецкую границу. Разные цифры озвучивались – от одной тысячи до шести, даже до восьми. Циркулирует информация о том, что этих людей снабжают современным оружием, были сообщения и о передаче им ПЗРК.
И если сопоставить это с подтвержденной информацией о том, что за последний период боевики дважды сбивали сирийские самолеты, то это наводит на размышления и как минимум дает основания для серьезной тревоги. Тем более что интенсивность боестолкновений там не снижается, а, наоборот, идет на повышение.
Зона, в которой фиксируются нарушения режима перемирия, расширяется. Наиболее ожесточенные бои идут вокруг населенного пункта Аль-Ис. Этот городок за последние дни уже несколько раз переходил из рук в руки. Изначально эта территория контролировалась сирийской армией. Потом боевики провели наступление, выбили солдат из города и с прилегающих высот. Потом военные перебросили туда дополнительные резервы и восстановили свои прежние позиции. Боевики опять подтянули подкрепление, опять выбили их. Почему за Аль-Ис так ожесточенно борются? Потому что он стоит на пути к единственной дороге, связывающей Алеппо, то есть те районы города, которые контролируются правительственными силами, с Хамой и Хомсом. Это основной путь снабжения.
Если боевикам удастся эту дорогу перерезать, фактически окажется заблокированной половина города Алеппо – северной столицы Сирии. Очевидно, что эта попытка изменить ситуацию на земле со стороны боевиков является открытым нарушением режима прекращения боевых действий. Те страны, которые могут повлиять на незаконные вооруженные формирования, участвующие в этом наступлении, должны принять срочные меры для того, чтобы одернуть их и восстановить статус-кво.
Понятно, что сирийцы не потерпят здесь такого изменения линии соприкосновения. Если боевикам удастся перекрыть дорогу, то это приведет к блокаде нескольких сотен тысяч жителей Алеппо. Поэтому армия будет предпринимать необходимые контршаги. Для того чтобы это все не переросло в большую войну, нужно останавливаться.
Есть еще один важный момент: по данным сирийской стороны, да и по информации оппозиционных интернет-ресурсов, в этом районе воюют не только боевики "Джебхат ан-Нусры", но и их союзники из других вооруженных формирований, в частности "Ахрар аш-Шам". Это тревожная тенденция. По сути, это означает, что попытки наших партнеров по Международной группе поддержки Сирии как-то отделить террористов из "Джебхат ан-Нусры" от "умеренных вооруженных оппозиционеров и революционеров", которые могут и должны стать участниками перемирия, в настоящее время в этом районе пока ни к чему хорошему не привели. Более того, если они продолжат и далее воевать единым фронтом, то это будет вынуждать сирийцев без разбора уничтожать своих противников. Когда на тебя нападают и в тебя стреляют, не важно, кто стреляет – террорист или умеренный оппозиционер. В тебя стреляют, и ты должен защищаться. Это может привести к эскалации не только в районе Алеппо, но и на других территориях. Боевики той же "Ахрар аш-Шам" присутствуют не только в Алеппо и на севере, но и в Восточной Гуте в пригороде Дамаска. Это очень сложная тема. И развитие событий за последние дни на оптимистические ожидания как минимум не настраивает. Нужны энергичные и эффективные меры, чтобы сохранить и укрепить режим прекращения огня по всей стране.
– Есть ли в Сирии россияне, которым необходима помощь, – в районах с тяжелой гуманитарной ситуацией, среди задержанных и похищенных лиц? Если есть, то какие усилия предпринимает посольство для помощи им?
– Наши люди везде есть. Периодически к нам обращаются в ситуациях, когда нашим соотечественникам требуется экстренная помощь. И в Алеппо в том числе есть много людей с российскими паспортами. Более того, могу предположить, что такие люди имеются по обе линии фронта. В стране идет гражданский конфликт, сирийцы воюют с сирийцами. Допускаю, что наши женщины, которые в свое время вышли замуж за граждан этой страны, могут попадать в ситуацию, когда их мужья воюют друг с другом. Соответственно, они тоже оказываются в разных лагерях. Мы предпринимаем необходимые усилия в тех ситуациях, когда к нам обращаются за помощью. Или когда нам становится известным то, что кому-то из россиян такая срочная помощь требуется. Тогда мы делаем все возможное, независимо от того, на какой территории эти люди находятся.
Все эти вещи достаточно личностные. Не хочу называть конкретные имена и конкретные обстоятельства, но мы помогали выезжать людям из горячих точек, помогали тем, кто попадал в тюрьмы, подвергался арестам. Буквально пару недель назад было таких два человека: один сидел в тартусской тюрьме, другой в Дамаске. Оба раза приходилось энергично вмешиваться. В одном из случаев нам пришла информация, когда ситуация была уже критическая, человеку грозил смертный приговор. Пользуясь тем, что у нас хорошие отношения с местными властями, в том числе по линии спецслужб, вначале удалось перевести в режим ожидания всю эту историю, чтобы приговор не был приведен в исполнение, а потом добились пересмотра дела, переоценки обвинения. Надеюсь, что эта история закончится благополучно.
– Были ли основания для подобного обвинения?
– Мы спасали нашего гражданина, основания для выдвижения обвинения у сирийских властей были. Другое дело, что один и тот же эпизод можно по-разному трактовать, степень тяжести преступления варьируется. В конечном итоге решает судья и следственный орган, который готовил обвинительное заключение. Коль скоро решение уже созрело до нас, первое, что мы сделали – попытались остановить его исполнение, потом переквалифицировать дело и передать его из одной прокуратуры в другую. Таким образом, вывести человека как минимум из-под угрозы приведения в исполнение смертного приговора.
– Есть ли какие-то новости о россиянке Анастасии Джалул, проживавшей ранее вместе с отцом в Алеппо? Где она находится, не грозит ли ей опасность, имеет ли она возможность посещать школу?
– У нас о ней много раз спрашивали, была информация от журналистов, что ее якобы видели в каком-то из лагерей сирийских беженцев в Турции. С ней вроде бы даже пытались сделать интервью. Ничего нового сказать не могу. Последняя информация, которую я почерпнул из российских СМИ, что она со своим отцом перешла на турецкую территорию.
– Планирует ли Россия продолжать оказание гуманитарной помощи Сирии?
– Думаю, что наше министерство обороны будет и дальше этим активно заниматься. Тем более что это одно из важных направлений их работы здесь. Проводимые нашими военными гуманитарные операции широко освещаются в СМИ. Уверен, что эти усилия будут продолжены. Тут речь идет не только об оказании срочной помощи тем людям, которые в ней в наибольшей степени нуждаются. Вижу в этом также дополнительное адресное стимулирование жителей отдельных районов на то, чтобы присоединяться к режиму прекращения враждебных действий, выходить на соглашения о локальных замирениях. То есть люди перестают стрелять друг в друга, ситуация нормализуется, это дает возможность завести туда помощь без риска для жизни и безопасности. Надеюсь, что наши военные коллеги продолжат такую практику.
Если говорить о других формах помощи, то сюда периодически приезжают представители наших общественных организаций, которые также вносят свой вклад в это дело. Недавно приезжала делегация парламентариев и представителей общественно-политических организаций. Они тоже привезли на Хмеймим помощь и отчитались об этом в СМИ. Ее раздали нуждающимся детям-сиротам из школы для детей погибших военнослужащих, что-то было передано Антиохийской православной церкви, что-то Сиро-яковитской церкви, что-то муфтияту – то есть пытались помочь всем сирийцам, а не только христианам. Это не первая, и уверен, что не последняя гуманитарная акция наших общественных организаций.
Может быть, об этом говорить преждевременно, но сирийцы уже озвучивали несколько раз публично эту тему. В настоящее время в Москве рассматривается вопрос о предоставлении Сирии на безвозмездной основе в качестве гуманитарной помощи крупной партии продовольственной пшеницы из России. В прошлом году мы поставили 100 тысяч тонн четырьмя судовыми партиями по 25 тысяч. Первый корабль пришел в Тартус в марте, а последний в октябре. Это было важно и очень нужно, имея в виду, что сирийцам катастрофически не хватает хлеба: большинство сельскохозяйственных районов пока еще находится под контролем боевиков, а крупные города, где проживает основная часть населения, наоборот, в зоне контроля и ответственности правительства. У властей не хватает зерна. Поэтому они, даже несмотря на свои очень ограниченные финансовые возможности, дважды проводили тендер в прошлом году, покупали за живые деньги, а их у них немного, зерно у иностранных поставщиков. Наши 100 тысяч тонн пришлись очень к месту. Сирийцы надеются, что мы сможем оказать им аналогичную помощь, может быть, даже в большем объеме и в этом году. Они очень нас об этом просят. Вопрос рассматривается, пока решения нет, но у меня оптимистичные ожидания в этой связи.
– В сирийских СМИ проходила информация о возможном открытии в Дамаске новой русской школы, можете ли вы это подтвердить?
– Если имеется в виду школа под эгидой Императорского православного палестинского общества (ИППО), то я знаю, что такой проект есть. Я знаю, что выделен участок земли, он достаточно большой, в районе Нового Дамаска, как раз под эти цели. Ожидается, что кто-то из руководства ИППО сюда приедет для того, чтобы поучаствовать в официальной церемонии закладки первого камня строительства школы. Это важный и нужный шаг, начало реализации которого, как мне кажется, не стоит затягивать. За подробностями рекомендую обращаться в ИППО.
– Проявляет ли российский бизнес интерес к закупкам продукции сельского хозяйства в Сирии? Насколько выгоден может быть бизнес в этой сфере для российских компаний, особенно в свете сохраняющихся санкций?
– Санкции, введенные против России, односторонние. Это суверенное право иностранных государств – решать, участвовать в них или не участвовать. Санкционного режима придерживаются страны Евросоюза, США и ряд их союзников. На Ближнем Востоке таких государств нет. Наоборот, ту нишу на нашем внутреннем рынке, которая раньше заполнялась продукцией из Южной Европы, пытаются занять производители из ближневосточных и североафриканских стран.
Наш рынок достаточно емкий и перспективный. То же самое можно говорить и о Сирии, несмотря на то, что страна в кризисе и сама под санкциями. Односторонние санкции против Сирии мы не признаем, считаем их ущербными, нелигитимными, всячески осуждаем. У сирийцев остается достаточно эффективное сельхозпроизводство, особенно в прибрежной зоне и провинции Сувейда. К нам уже поставляется продукция с побережья (губернаторства Латакия, Тартус). Себестоимость низкая, качество достаточно высокое. Есть шероховатости по части калибровки и упаковки. Это важные вещи в таком бизнесе. На улучшение товарного вида требуются дополнительные инвестиции. Но коль скоро есть серьезный интерес, в том числе с нашей стороны, то, предполагаю, что и деньги найдутся. Соответствующие заявления на этот счет уже прозвучали со стороны бизнесменов и представителей некоторых наших заинтересованных коммерческих структур.
Надеюсь, что объемы поставляемой нам сельхозпродукции будут увеличиваться. А это не только цитрусовые, но и сезонные фрукты и овощи, впоследствии, возможно, и оливковое масло, то есть уже переработанный продукт, а потом и изделия местной легкой промышленности, которые в 90-е годы и в начале 2000-х в России активно расходились. У сирийцев есть что нам предложить, причем по адекватной цене и неплохого качества.
Надеюсь, что этот процесс будет развиваться. Для этого нужно решить определенное количество организационных и логистических вопросов, но ощущение такое, что делается все достаточно энергично. Это позволяет рассчитывать на увеличение товарообмена уже в ближайшие месяцы. Сирийцы готовы идти на любые уступки и послабления нашим бизнесменам, работать максимально быстро, они тоже в этом заинтересованы. В том числе и потому, что Сирия может частично занять ту нишу, которую освободили турки. Или, точнее, которая освободилась после того, как мы ввели рестрикции и ограничительные меры на торговлю с Турцией. Тот сельхозпродукт, что производится в Латакии или в соседнем турецком Искандеруне, – это одно и то же, те же природно-климатические условия, то же качество товара, только у Сирии дешевле. И для России это выгодно, и для сирийцев – важно.
– Проявляют ли российские нефтекомпании интерес к Сирии?
– Да, проявляют, но пока, на мой взгляд, недостаточно высокий. Может быть, это связано как раз с тем, что против Сирии действуют меры – европейские, американские, а также других государств. Большинство наших нефтяных компаний имеют активы и бизнес за рубежом. Если они заходят в Сирию, то подставляются под штрафные санкции в Европе или США. Думаю, это одна из причин, почему активность недостаточно высокая. Но есть разные варианты работы. Можно находить такие организационные формы, которые бы не грозили основному бизнесу головной структуры, но позволяли бы использовать возможности, имеющиеся на данный момент на сирийском рынке.
Сейчас как раз наиболее подходящий период. Сирийцы очень нам благодарны и признательны за всестороннюю помощь и поддержку, готовы предоставлять все возможные преференции российским экономическим операторам, желающим работать здесь и сейчас. Все, что мы готовы здесь взять, нам отдадут, это мы слышим на всех уровнях.
Нефтегазовые проекты всегда считаются наиболее перспективными и интересными для бизнеса. Можно осваивать шельфовые участки, думать и о реабилитации и повышении отдачи от месторождений, которые находились в зоне контроля боевиков, а сейчас, по мере того как территории освобождаются, их нужно будет восстанавливать и модернизировать. Можно применять новые технологии для реабилитации и повышения отдачи от этих скважин, восстанавливать нефте- и газопроводы, модернизировать нефтеперерабатывающие производства. Это все то, что мы умеем делать. И это интересно с коммерческой точки зрения. Это сулит доходы и реальную прибыль уже в каком-то коротком временном промежутке.
– Продолжается ли сейчас выполнение каких-либо контрактов по поставке российских вооружений в Сирию? Планируется ли заключение новых контрактов?
– Мы сотрудничаем в сфере ВТС с сирийцами уже долгое время, с 70-х годов. Можно подчеркнуть тот момент, что на данном этапе это сотрудничество наиболее востребовано, потому что идет война с террористами. Воюют сирийцы нашим оружием, пользуются нашими боеприпасами, и от эффективности взаимодействия в этой сфере зависит боевая способность сирийской армии. Поэтому это сейчас одно из ключевых направлений нашего взаимодействия. Осуществляется и оформляется это сотрудничество по-разному: есть контракты коммерческие, в том числе и соглашения, которые были ранее подписаны и находятся в стадии реализации, есть конкретные наработки и достигнутые понимания по поводу новых контрактов с разными формами оплаты и финансирования.
Мы пытаемся проявлять максимальную гибкость, понимая, что сирийцам это очень нужно. Если мы союзники в этой войне, а мы союзники, то мы заинтересованы в том, чтобы сирийская армия воевала эффективно. Понятно, что мы должны им помочь по части снабжения современным вооружением и боеприпасами. Поэтому тут все неплохо.
Совет Безопасности ООН не принимал резолюций, запрещающих или ограничивающих ВТС с Сирией. Более того, мы всегда говорили и продолжаем говорить, что сирийская армия – это главная сила, которая сегодня борется с террористами разных мастей в своей стране. Для того чтобы она выполняла контртеррористическую задачу эффективно, ей надо помогать.
До этого мы помогали только оружием, а сейчас мы непосредственно обеспечиваем авиаподдержку и выполняем другие вспомогательные, но важные задачи.
Вместо сирийцев мы не воюем, но делаем все возможное, чтобы повысить их боевой потенциал. Повторюсь, никаких легитимных международно-правовых ограничений здесь нет.
Односторонние санкции ряда западных стран мы не признаем. Более того, считаем их совершенно неуместными. Причем не только в части, касающейся ВТС. Ограничения на торгово-коммерческие операции – это же нонсенс в нынешние времена. В Европе страдают от наплыва беженцев, причитают по поводу гуманитарного кризиса в Сирии. Придумывают разные телодвижения в гуманитарной сфере, собирают донорские конференции, чтобы помогать остро нуждающимся в этом сирийцам. Вкладывают в это значительные средства, в том числе в финансирование соответствующих программ под эгидой ООН. Но одной рукой они помогают сирийцам, в том числе исходя из заинтересованности, чтобы они массово не уходили из страны и не приезжали к ним в гости, а другой рукой сохраняют действующие санкции. Есть санкционные ограничения на нормальный экономический обмен, ограничения на банковские операции, сохраняются замороженными сирийские активы. Одно с другим с точки зрения здравого смысла сложно корреспондируется. Об этом мы публично говорим нашим партнерам и призываем пересмотреть эту политику, начать демонтаж односторонних санкций, хотя бы для решения гуманитарных задач и улучшения гуманитарной ситуации. Нельзя одновременно душить страну санкциями и при этом ее подкармливать гуманитарной помощью.
Беседовала Юлия Семенова