"Умное производство" и цифровая экономика стали главными темами завершившейся в Екатеринбурге Международной промышленной выставки "Иннопром-2017". О том, какие возможности "цифровизация" открывает для промышленности, об инвестициях в умные фабрики и о том, как оборонные предприятия будут работать в рыночных условиях, в интервью ТАСС рассказал заместить министра промышленности и торговли Василий Осьмаков.
— Одна из основных тем форума "Иннопром-2017" — "умное производство". Япония — страна-партнер "Иннопрома" в этом году — традиционно является лидером в этой области. Вели ли вы с ними переговоры о передаче знаний и технологий?
— Во-первых, сам факт того, что Япония согласилась быть страной-партнером на "Иннопроме", говорит о том, что трансфер разработок и технологий возможен. Сейчас у нас развиваются отношения в различных сферах, появляется много совместных проектов. И мы считаем, что Япония — один из лидеров движения в новую цифровую экономику — может дать нам многое, и мы найдем, что дать им взамен.
Существуют разные форматы трансфера технологий. У нас уже есть подписанные договоры о совместном производстве. Это DMG Mori в Ульяновске, похожий проект — компании Takisawa и Ковровского электромеханического завода. Есть и другие примеры. Их пока мало, и они носят пилотный, точечный характер, но и это уже неплохо. Сейчас мы стали свидетелями битвы концепций о будущем промышленности — какой будет индустрия 4.0? И уже очевидно, что неважно, какой будет программа развития промышленности — на японский лад, американский или немецкий. Очевидно то, что только цифровая держава может оставаться промышленной.
У нас значительно выросли компетенции в области IT. Это дает нам возможность "достроить" свою промышленность
А цифровизация экономики дает возможность именно для России свершить очень большой скачок. Мы за последние 20 лет пропустили длинный инвестиционный цикл и застряли, с точки зрения машиностроения, в поколении до "цифры". Но параллельно у нас значительно выросли компетенции в области IT. Это дает нам возможность "достроить" свою промышленность, используя, в том числе, механизм СП. Интересными, как нам кажется, могут быть альянсы, например, Яндекса или Касперского с какой-нибудь японской компанией, и так далее. А "Иннопром" вносит значительный вклад в переговоры о таком сотрудничестве.
— За цифровизацию промышленности, в том числе, отвечает готовящаяся сегодня программа цифровой экономики. Какой вклад Минпромторог внес в эту программу? Сколько может стоить "оцифровка" производства и готовы ли в нее вкладываться сами компании?
— Я пока не могу дать оценку, сколько может стоить тотальный переход на рельсы цифровой экономики, поскольку пока только складывается понимание этого процесса. Это не федеральная цифровая программа и не локальный план действий. Это фактически переход в новый экономический уклад. Важно здесь то, что, в отличие от предыдущих технологических революций, эта — цифровая революция — проходит у нас осознанно. Со стороны министерства мы выделили направления, в которых будет проходить эта революция, и определяем механизмы поддержки. Так, например, в этом году "Станкин" при поддержке министерства создал первый российский станок ЧПУ (числовое программное управление. — прим. ТАСС). В Сарове "дочка" "Росатома" ведет разработку российской PLM-системы (системы прикладного программного обеспечения для управления жизненным циклом продукции. — прим. ТАСС), а именно системы проектирования.
Есть оценки инвестиций в программу на ближайшую трехлетку — это порядка 15-16 млрд рублей, но эта оценка будет уточняться по мере появления проектов, создания так называемых "умных фабрик"
Нам также предстоит переделать нормативную базу. Подведомственное нам агентство "Росстандарт" с 2015 года разрабатывает несколько десятков стандартов, в том числе "киберфизические системы", "цифровое проектирование" и так далее. Это очень важное направление, ведь мы не сможем перейти в новый промышленный уклад на старой законодательной базе. Третье направление — это все, что касается национальной технологической инициативы, "технета". Есть оценки инвестиций в программу на ближайшую трехлетку — это порядка 15-16 млрд рублей, но эта оценка будет уточняться по мере появления проектов, создания так называемых "умных фабрик".
Первая из этих фабрик будет запущена на базе Объединенной двигателестроительной корпорации в течение этого года. Такая фабрика — это гибкая производственная ячейка, где "цифра", оборудование, комплектаторы и все процессы объединены в единое целое. В рамках "технета" и пилотных проектов "умных фабрик" мы сейчас только нащупываем некие стандарты того, какой эта "умная фабрика" должна быть.
— Сколько времени может занять эта революция?
— Первый вопрос: туда ли мы идем? Разговоры о цифровизации чем-то напоминают разговоры об аддитивных технологиях. Тогда в промышленности начали говорить о том, что производить компоненты можно не путем "вырезания" детали из пласта, а наслаивания материала. Тогда же появилась 3D-печать. И все понимают, что это прорывная технология, которая перевернет мир, но быстро пришло осознание, что нужно фильтровать направления — где аддитивные технологии применимы, а где — нет. А еще все поняли, что нужно просчитывать экономику. Во-первых, сколько будет стоить новшество для каждого вида производства, а во-вторых — кто успеет проинвестировать в это первым?
Если ты не достиг определенного уровня цифровизации процессов на своем производстве, то в течение 5-10 лет ты, скорее всего, умрешь. Просто твой уровень конкурентоспособности критически снизится, и ты просто вылетишь с рынка
Сейчас "цифра" уже пришла в некоторые виды промышленности. А какие-то направления так и останутся вне цифровой революции. Если пытаться обобщить промышленность, то я думаю, что если ты не достиг определенного уровня цифровизации процессов на своем производстве, то в течение 5-10 лет ты, скорее всего, умрешь. Просто твой уровень конкурентоспособности критически снизится, и ты просто вылетишь с рынка. Вы увидите — коренным образом, например, в ближайшие 5-10 лет изменится автопром.
— Один из обсуждаемых сегодня глобальных промышленных проектов — это строительство ледокола "Лидер". Есть ли перспективы у этого проекта и могут ли в нем участвовать частные компании?
— Вопрос с этим ледоколом — это не вопрос конкретной железки, конкретного корабля. Это вопрос рентабельности и эффективности в целом проекта под называнием "Северный морской путь". Если удастся выработать некую модель государственно-частного партнерства, например, сформировать долгосрочные тарифы на проводку по Северному морскому пути, и найти инвестора, готового инвестировать в строительство ледоколов под возвратность средств от платной проводки кораблей — почему бы и нет? Но это вопрос не только ледокола. Это вопрос прибрежной инфраструктуры, запуска инвестиционных проектов в Арктике, это комплексная история.
Но это сложно. Нам не до конца понятен потенциальный объем грузоперевозок в арктической зоне. Еще есть такие факторы, как, например, глобальное потепление. Может быть, оно приведет к тому, что рентабельность этого направления будет расти дикими темпами. А может быть, нет. В любом случае нам нужно дождаться утверждения госпрограммы "Арктика". После этого, в моем понимании, нам нужно для развития региона искать какую-то ГЧП-модель.
— Перед Минпромторгом стоит задача о переходе военных предприятий к выпуску продукции гражданского и двойного назначения. Начался ли этот переход, и к росту каких видов гражданской продукции он приведет?
Понятны проблемы "оборонки", например, неумение работать на рынке и вечное желание "дайте нам заказ". Сделать какую-нибудь железку, которая стреляет и соответствует тактико-техническим характеристикам можно всегда, а вот работать в рынке — это ключевая сложность для таких предприятий
— В рамках программы по диверсификации ОПК более-менее понятны приоритетные ниши — это техника, фармацевтика, электроника различных видов, станки и то, что можно назвать производственным аутсорсингом, потому что за последние лет пять российскими предприятиями закуплено 80 тысяч высокоточных станков, и на них можно делать все что угодно. Проблема в том, чтобы вовлечь этот производственный потенциал в решение гражданских задач. Для предприятий всегда остаются традиционные ниши — это гражданское авиастроение, судостроение — программы рыболовецких, пассажирских судов, судов типа река-море. Еще это энергомашиностроение различных видов. Все эти направления более-менее понятны, а еще понятны проблемы "оборонки", например, неумение работать на рынке и вечное желание "дайте нам заказ". Сделать какую-нибудь железку, которая стреляет и соответствует тактико-техническим характеристикам можно всегда, а вот работать в рынке — это ключевая сложность для таких предприятий.
— Азиатские страны проводили свои промышленные революции, покупая НИОКР. Россия пошла по пути субсидирования компаний, работающих над НИОКР самостоятельно. Оправдана ли эта методика?
— Мне кажется, что это упрощение картины. Понятно, что существует некая разница подходов у различных стран, но она была обусловлена разными стартовыми позициями.
Мы все-таки страна, которая свою индустриализацию прошла в 20-30-е годы прошлого века, а юго-восточная Азия — в 60-70-е годы. У нас есть своя научно-исследовательская школа, своя оборонная промышленность, умение совмещать внутри одной страны и технологическую, и сельскохозяйственную державу
Поэтому логично, что делать ставку на чистую закупку технологий за рубежом невозможно. Плюс есть один немаловажный нюанс: когда мы вспоминаем о практике покупки технологий за рубежом, скорее всего, мы говорим про Китай. Но там была ситуация крайне ненасыщенного внутреннего рынка и отсутствия своей школы. И там это имело смысл. У нас совершенно другие базовые предпосылки. У нас нет внутреннего рынка, достаточного для того, чтобы работать в гиперрежиме. Мы, скорее, хотим делать что-то, что можно экспортировать. А значит нам нужен эксклюзивный продукт, который надо создавать с нуля.
— Появятся ли у Фонда развития промышленности какие-то новые функции?
Мы, скорее, хотим делать что-то, что можно экспортировать. А значит нам нужен эксклюзивный продукт, который надо создавать с нуля
— Они появились неделю назад. Были утверждены две новые программы — это программа диверсификации ОПК и программа развития комплектующих. В рамках этих программ клиентам в первые три года будет даваться финансирование со ставкой 1% годовых, четвертый-пятый годы — со ставкой 5% годовых. Я думаю, у фонда будут появляться и новые предложения. ФРП у нас довольно гибко адаптируется к окружающему миру. Благодаря этому качеству с момента начала работы фонда мы уже сняли "пенку" самых хороших проектов. И сейчас нельзя сказать, что темпы поступления новых проектов какие-то дикие. Это значит, что теперь фонду надо развивать инструментарий. Мы сейчас рассматриваем возможность перехода к модели equity-финансирования, то есть финансирования через участие в капитале. Этот подход предъявляет совершенно другие требования к персоналу фонда, требуется более глубокая экспертиза, поэтому пока мы только присматриваемся к этому механизму. Второе перспективное направление работы фонда — это "бюро хороших дел", "доупаковка" проектов. Для того чтобы реализовать это направление, фонд начал работать в регионах, создавать там региональные фонды развития промышленности. Это кропотливая ручная работа, но мне бы хотелось, чтобы полномочия ФРП в части складывания, упаковки проектов росли постоянно.
— Минпромторг считает целесообразным докапитализацию ФРП в 2017 году?
— У нас в этом году есть для работы фонда 17,4 млрд рублей. Этих средств до конца года нам хватит. Более того, в течение ближайших двух лет мы, скорее всего, выйдем на самоокупаемость ФРП, потому что мы начнем получать возврат от первых выданных займов. Вопрос о докапитализации фонда на следующие три года пока открыт, идет обсуждение в рамках бюджетного процесса.
— Расскажите об итогах первого полугодия в промышленности. Не снижаете ли вы прогноз по промпроизводству на год?
— За пять месяцев промышленность выросла на 1,7%, обработка — на 0,8-0,9%. В целом это слабая восстановительная динамика, на которую надо смотреть с большой осторожностью. Мы более-менее стабилизировались, меры поддержки оказали определенный эффект, но эту тенденцию надо продолжать. Цифровизация не заменяет, а дополняет импортозамещение и все остальное, то есть работы для нас становится только больше. Но есть одна хорошая тенденция: мы видим рост инвестиций в реальный сектор на уровне 1,5-2%.