Генеральный директор Российской венчурной компании Александр Повалко рассказал ТАСС в своем первом интервью на новой должности о проектах на Дальнем Востоке, новых венчурных фондах и сотрудничестве с Ростехом и Роскосмосом.
— Российская венчурная компания принимала участие в ВЭФ, есть ли у РВК какие-то планы по развитию на Дальнем Востоке? Возможны ли локальные проекты в этом регионе?
— Конечно. Мы подписали в рамках ВЭФ соглашение о создании Дальневосточного фонда развития и внедрения высоких технологий с Роснано и Фондом развития Дальнего Востока. Этот фонд ориентирован в том числе на венчурные инвестиции в проекты Национальной технологической инициативы. Одним из показателей успеха деятельности наших фондов является не только сам факт создания, но становление портфельных компаний фонда как глобальных игроков. И в этом смысле Дальний Восток, особенно если смотреть не только на российское производство, но и на Китай, и вообще и всю юго-восточную Азию, — это очень перспективный рынок. Безусловно, это требует существенных усилий на входе, но дает огромный выигрыш с точки зрения сбыта, с точки зрения продвижения наших технологий.
— А ведете ли вы какие-либо переговоры с японскими или с китайскими инвесторами по созданию совместных фондов? Может быть, рассматриваете вхождение в какие-то уже существующие проекты?
— Ведем. Мы сейчас находимся в стадии переговоров.
— А с кем именно ведете? С Японией, Китаем или, может быть, Кореей?
— В том числе с Китаем.
— В какой сфере?
— Все, что относится к мандату РВК — венчурные проекты. Мы не переходим в зону private equity, тем более не переходим в зону того, чем занимается, например, Российский фонд прямых инвестиций, то есть в большие инвестиционные проекты. Наш интерес — это венчурная стадия, новые технологии, высокорисковые проекты с большим потенциалом роста. Здесь мы, конечно, ориентируемся на то, что соответствует нашим интересам и требуется нашим партнерам.
— А что им требуется? Какие сферы?
— Китай демонстрирует фантастические результаты по цифровизации во всех сферах. Это и IT, и интернет вещей, и роботизация. Сейчас очень большой интерес к беспилотникам — беспилотные грузовые перевозки, воздушные коптеры и так далее — все то, что резко повышает мобильность и снижает стоимость логистических путей. Здесь у нас хорошие перспективы, связанные в том числе с Национальной технологической инициативой, у которой как минимум три дорожных карты связаны именно с развитием беспилотников на суше, в небе и на море.
— А есть ли какие-то конкретные сроки и планы по созданию фонда с Китаем?
— Жесткого срока нет. В начале октября у нас должна быть утверждена стратегия РВК. А в следующем году — сформирована стратегия развития венчурного рынка уже как документа государственного планирования. Собственно говоря, наше предложение по инвестиционной стратегии и по партнерским направлениям мы вынесем на совет директоров. Будем обсуждать конкретные проекты — куда и, главное, зачем нам инвестировать.
— Когда состоится этот совет?
— В начале октября, то есть довольно скоро.
— Скажите, насколько эффективно, на ваш взгляд, включаться в процесс создания фондов другим госкомпаниям? Кто-то изъявлял желание? Будет ли это тоже обсуждаться на совете директоров?
— Будет. У нас есть в том числе поручения по пяти госкомпаниям: Росатом, Ростех, ОАК, ОСК и Роскосмос. Эти компании должны создать корпоративные венчурные фонды. Им был дан соответствующий императив о том, что необходимо создавать подразделение по работе со стартапами и малыми инновационными компаниями, а также венчурные фонды для финансирования этой работы. С моей точки зрения, фонды, которые корпорация сама создает и сама ими управляет, могут решать только узкий класс задач. Это, скорее, расширение инструментов компании и не способствует существенному расширению кругозора корпорации и ее доступа к потоку проектов. Все-таки надо ориентироваться на профессиональные управляющие компании, и в том числе ставить не только стратегические цели, но соблюдать баланс интересов, где можно получить интересные, живые результаты.
— И когда можно ожидать решений?
— Срок, который поставлен правительством, это 15 октября.
— То есть решение по созданию в принципе? Стратегическое решение?
— Поручение заключалось в создании. Но объективности ради, мы должны понимать, что все-таки полноценное формирование фонда — это не дело месяца. Но у нас будет корпоративное решение о том, что такая структура создается, о том, что выделяются необходимые ресурсы, приняты какие-то документы.
— О каких суммах идет речь? Может, озвучите?
— Нет, сейчас не озвучу. Потому что пока все-таки каждая компания индивидуально формирует инвестиционную стратегию своего фонда. Именно от этого будет зависеть, сколько они готовы инвестировать ресурсов.
— Какое будет соотношение РВК и госкомпаний в фондах?
— Мы будем предлагать незначительную долю РВК в этих фондах. С нашей точки зрения, и одна сторона, и другая — это государственные деньги, а одной из целей РВК является привлечение частного капитала в отрасль.
— Незначительные — это сколько? 10, 15%?
— Незначительные — это от 5 до 10%.
— В совместных фондах со Сколково есть уже какие-то первые сделки?
— Рассмотрены первые проекты на инвестиционном комитете, который уже одобрил первый проект по технологическому фонду.
— А что это за проект?
— Проект по использованию беспилотников для автоматизации строительного бизнеса. Это очень интересный проект. Сейчас один за другим выходит семейство подобного рода проектов, связанных с возможностью очень точного позиционирования обработки информации и разных алгоритмов обработки информации, которая получена из визуального канала.
— Вы говорили, что РВК создаст за три года не менее десяти новых фондов. В среднем до шести миллиардов рублей каждый. Скажите, вы считали какие фонды?
— Фонды с госкомпаниями не считали, но со Сколково да.
— Скажите, начал ли уже работать ваш межвузовский венчурный фонд, который создавался совместно с Новосибирским университетом?
— Их заявка дорабатывается. Она, к сожалению, не находится в той стадии готовности, в которой ее можно было бы вынести на совет директоров.
— А в чем там сложности?
— Управляющая компания предложила нестандартный и довольно интересный механизм работы с проектом. С использованием вузов как центров разработки. И был выбран довольно приличный набор университетов для этой деятельности. А университеты со своей стороны рассматривают это зачастую как университетские фонды.
— Логично, с их точки зрения?
— С их точки зрения — да, логично. Проблема в том, что на текущей стадии развития университетский фонд, особенно если брать фонд одного университета, он для большого объема слабо жизнеспособен. Он не даст того количества проектов, которые необходимы для нормального функционирования относительно крупного фонда с диверсифицированным портфелем проектов. То есть небольшие проекты, компактные, в которые можно быстро инвестировать, довести до какой-то стадии и потом продать — это возможно, да. Это не требует большого объема инвестиций. У нас с Томским университетом создан фонд на 30 млн рублей. Но такой фонд — это, скорее, некое исключение. Есть управляющая компания, менеджеры в которой не требуют текущего финансирования, то есть эти люди заинтересованы в успехе на выходе. Но управляющая компания сама по себе все-таки требует текущего финансирования ее затрат, порядка 2% от размера фонда в год. Но вот чтобы финансировать деятельность такой группы в течение года на 2%, нам нужен фонд в районе трех млрд.
— Это вы про заявку говорите или в целом?
— Нет, это в целом. Но вот три млрд из одного университета — это нереально. Управляющая компания сейчас несколько сдвигается от такой чисто университетской модели. Они все-таки видят, что частично используют университет как площадку, а частично это рыночный проект.
— А там о каком объеме финансирования идет речь?
— В среднем в стратегии у нас два типа фондов: посевных стадий и привязанные к Национальной технологической инициативе — это фонды до трех млрд рублей в среднем с долей РВК до 50%. И фонды второго типа, рыночные. Размер — до шести млрд рублей, доля РВК — до 30%.
Беседовали Лана Самарина, Алена Травкова, Анна Топорова