Леониду Ярмольнику — актеру с именем и без званий, продюсеру, теле- и радиоведущему, не заслуженному и не народному артисту России — 22 января исполняется 65 лет. В интервью ТАСС актер рассказал, почему дважды наотрез отказывался от почетных званий, как будет отмечать день рождения, выкладывает ли он фотографии еды в соцсети и удалось ли Таганрогу "сыграть" Одессу в фильме Валерия Тодоровского. Также артист вспомнил друзей и коллег — Александра Абдулова, Давида Боровского, Алексея Германа — старшего, поделился своим опытом начинающего политика и сообщил, трудно ли быть Ярмольником.
— Давайте начнем с не очень вдохновляющей вас темы — поговорим про ваше 65-летие...
— Давайте. Но вы правы, к дням рождения, своим, во всяком случае, отношусь равнодушно, это правда.
— То есть никаких публичных историй 22 января не будет? В Доме кино или в Доме актера? Банкет на 100 персон, творческий вечер, воспоминания о былом?
— Нет, ни в коем случае. Ничего такого. Я этот пафос не люблю, мне он не нравится. Получается, что сейчас дни рождения существуют для того, чтобы эти юбилейные даты отразили средства массовой информации. А СМИ сейчас так много, что выходит очень утомительно. И для именинника, и для тех, кто про него пишет. И тут нет никакого кокетства.
— Ну все-таки юбилей, грех не отметить хотя бы узким кругом.
— Раньше юбилеями считались 25 лет, 50 лет, 75, 100. А сейчас у нас каждые пять лет из дня рождения делают событие.
Я думаю, что все-таки основная часть айсберга должна быть под водой, должна быть какая-то загадка. А сегодня все пытаются все про себя рассказать, все показать, с кем живем, на чем ездим, кого любим, кого ненавидим, к чему стремимся. У нас такая профессия, где внимание к себе нужно привлекать или тем, что ты делаешь на экране, или на сцене. И если это интересно средствам массовой информации — да пожалуйста.
— Я уже поняла, что пышных торжеств в вашу честь не будет. Но 26 января вы играете в Москве с Николаем Фоменко в спектакле "И снова с наступающим!". Смогут ли зрители воспользоваться этой возможностью и поздравить вас?
— Никакого акцента на мой день рождения точно не будет. А что касается конкретно 22 января — я уже много лет "сбегаю" со своего дня рождения в буквальном смысле слова, просто уезжаю из Москвы, чтобы близкие друзья не думали, что я "зажал" праздник. Иногда в Венецию, иногда в Юрмалу. Как вы понимаете, это не экономия денег, просто в дни рождения принято говорить только бесконечные комплименты, от этого становится скучно, напоминает какие-то ритуальные мероприятия.
— В этом году уже ясно, куда побежите или удивите всех, оставшись в Москве?
— Пока еще не решил, но, может быть, все-таки в Юрмалу.
— Если вернуться к вашей мысли, что часть айсберга должна быть под водой... Сейчас у 99 процентов артистов, режиссеров есть страницы в Instagram, Facebook. Да что там говорить, даже у министра культуры есть Twitter, где он периодически делится своими мыслями. Вам это интересно, близко?
— Что касается Twitter, знаю, что Владимир Ростиславович там много пишет, но это же вполне объяснимо. Такие истории очень культивируются среди наших чиновников, поскольку у нас есть один невероятный юзер — Дмитрий Анатольевич Медведев. Он — председатель правительства, поэтому все тоже пытаются соответствовать. Все должны этим увлекаться. Айфоны, айпады, соцсети.
— А вы сами как с айфонами, айпадами, соцсетями?
— Я не самый крутой юзер, но пользуюсь почтой, WhatsApp, телефоном. Для скорости. Раньше мы все делали лично — сценарий или пьесу привезти, увезти, встретиться, поговорить. Сегодня я стараюсь не тратить время в пробках, все, что возможно, делаю с помощью современных технологий. Что касается Facebook, у меня на это не хватает ни времени, ни желания. Те люди, с которыми я хочу пообщаться, найдут другую возможность, без гаджетов. Есть же еще Instagram, я слышал, что люди едят и сразу выкладывают фотографии еды, покупают что-то — выкладывают. Думаю, это, уж простите, какая-то степень сумасшествия и глупости.
— Даже где-то в глубине души нет желания сфотографироваться и тут же поделиться фотографией с миром?
— Вспомнил. У меня же тоже есть Instagram. Но его ведет мой старейший друг, мой концертный директор. Он иногда какие-то вещи выкладывает, но только для того, чтобы показать, какой я общительный и современный. Это почти всегда связано с поездками, гастролями или премьерами.
— Кстати, про премьеры. Валерий Тодоровский летом на защите кинопроектов рассказывал про свой будущий фильм "Одесса". Насколько я помню, это картина про детство Валерия Петровича, когда он в 1970-х годах жил в Одессе во время эпидемии холеры. Вы там сопродюсер, исполнитель одной из главных ролей. Съемки, как я понимаю, совсем недавно завершились?
— Да.
— Когда фильм выйдет на экраны? И, на ваш взгляд, удалась картина?
— Да, я отснятым материалом очень доволен. Есть уже первая черновая сборка, сейчас идет монтаж, потом будет работа с музыкой, с шумами. На мой взгляд, получилось то, к чему мы с Валерой стремились. Я доволен и как актер, и как продюсер. Думаю, что это будет настоящее кино Валерия Тодоровского. Считаю, что он — один из самых серьезных и замечательных режиссеров России, который умеет делиться со зрителями сокровенными вещами. Валера в комплиментах не нуждается, но его фильмы, на мой взгляд, заставляют задуматься и помогают нам оставаться людьми в нашем суетливом и странном мире.
— Есть надежда, что фильм будет в прокате уже в 2019 году?
— Да, конечно. Думаю, осенью, когда пройдут летние отпуска. Конкретные даты пока назвать не могу. Кино дорогое, часть денег дало Министерство культуры, за что ему спасибо большое. Но это не "Движение вверх", это не фильм про футбол, про баскетбол. Наша картина — для людей и про людей.
Это художественный фильм про детство Валеры. И мы все играем людей, которые его окружали в 1970-е годы.
— Помню, Валерий Петрович говорил, что Одессу в самой Одессе снимать не получится. Как в итоге вышли из положения?
— Построили громадные декорации на натуре, которые получились замечательно. К нам даже приезжали друзья-кинематографисты — Саша Адабашьян, Андрей Смирнов, они смотрели и удивлялись. Было полное ощущение, что вы приехали в настоящую Одессу. В кино это будет видно. Также снимали в Таганроге, в Ростове. И очень важно, что в сегодняшней идиотской ситуации в отношениях с Украиной, со всеми запретами, черными списками, мы все-таки справились и сняли эту картину про Одессу. Думаю, что отсутствие самого города в кадре на содержание фильма не повлияет.
— Как раз по поводу ответственности — прежде всего, перед собой. Вы в 1994 году отказались от звания заслуженного артиста России, а накануне 50-летия — от звания народного артиста. Сейчас снова юбилей, а вы все еще без звания...
— Тут все очень просто, нет никакого секрета. Я — "щукинец", закончил театральное училище имени Щукина. Моим первым театром была "Таганка", куда ходил еще будучи студентом, пересмотрел все спектакли по пять-семь раз. И когда Юрий Любимов в 1976 году взял меня в свою труппу, был счастлив. Проработав в этом театре много лет, понял, что звания в нашей стране мало что значат. Неслучайно в Америке нет звания "народный артист Соединенных Штатов".
И Государственной премии он был удостоен посмертно за "Место встречи изменить нельзя". А сегодня эти звания носит невероятное количество артистов. Взять просто один московский театр: там каждый второй — народный артист. На мой взгляд, это не прибавляет ни уважения, ни знака качества. Это не дает тебе права больше сниматься или играть на сцене, тебе не будут уступать место в общественном транспорте. При советской власти, когда театр ехал на гастроли, народных артистов выделяли на афишах красным цветом, они летали в бизнес-классе, жили в номерах "люкс". Хоть какой-то прок был от званий.
— Сейчас совсем никакого?
— Сейчас есть так называемый райдер. В зависимости от того, насколько хотят тебя пригласить, такие и предлагают условия. А ты соглашаешься или не соглашаешься. В званиях нет ни денег, ни славы, есть только какая-то формальность. Уж не говорю о том, что звания сегодня — не показатель мастерства. Я все равно не могу сравнить современных народных артистов с Юрием Яковлевым, с Евстигнеевым, Табаковым, Ульяновым, Гриценко. Это глыбы. Они и были народными. А какими еще? Я же отказывался от этих званий просто потому, что не отношусь к ним с уважением. Они слишком обезличены сейчас. Может быть, еще сыграло роль и то, что в мои лет 40, когда звание могло бы потрафить моему самолюбию, я не принадлежал ни одному театру, нигде не был в штате, меня никто не мог выдвинуть. А когда спохватились — было уже поздно. И не нужно, не важно. Прошло то время, когда мне бы это доставило радость. И жена тоже согласна со мной. Она говорит: "Ну что это такое? Будешь как все".
— И все-таки: это демарш, какая-то обида или ваше спокойное внутреннее отношение?
— Абсолютно спокойное отношение, никакого демарша нет. Повторю: у актера должно быть имя, а не звание. Еще хорошо, когда один артист отличается от другого суммой гонорара. Вот это и есть показатель уважения, любви и твоей исключительности.
— Скажите, пожалуйста, а какое у вас отношение к своим самым популярным ролям. Просто я сегодня ехала в такси и упомянула вашу фамилию в телефонном разговоре, так водитель сразу выдал: "А-а, вы едете встречаться с тем Ярмольником, который "цыпленка табака" изображал, играл в фильмах "Ищите женщину" и "Человек с бульвара Капуцинов"? Как вам такой ряд? Испытываете раздражение или благодарность?
— Ряд вполне логичный и естественный. Если что-то запомнилось — это же хорошо. Некоторые всю жизнь работают, и их ни с чем не ассоциируют. Если называют сразу несколько работ — прекрасно. Тем более что сегодня и зритель, и вкусы изменились, сегодня очень трудно завоевывать молодежь. Они варятся в своем соку. У них все немного проще, откровеннее. А молодые артисты, на мой взгляд, очень похожи друг на друга. Они все умеют, все знают, работают хорошо, но не сильно друг от друга отличаются. Раньше мы смотрели фильмы и с легкостью запоминали артистов. Сегодня это делать все сложнее. Я не имею в виду тех актеров, которые не сходят с экранов, — Козловского, Петрова, Яценко. Они все время на экране, соревноваться с ними бессмысленно. Если мы и можем удивлять — только в своей возрастной аудитории, показывая качество работы, уважение к ней. Но это длинный разговор, не думаю, что нас с вами поймут. Мои учителя повторяли фразу: "Любой жанр хорош, кроме скучного". Я по этому принципу и живу.
— Если говорить о более взрослых зрителях — они как раз больше смотрят телевизор, чем ходят в кино. А вы, думаю, у многих прежде всего ассоциируетесь с ТВ. Был "L-клуб", был "Форт Баярд", КВН, "Золотая лихорадка", "Отель". Сейчас нет желания вернуться на телевидение и вести какую-нибудь программу? Любую, кроме скучной?
— Предложений таких много. Приблизительно раз в три-четыре месяца какой-то из каналов мне предлагает что-то вести. Я отказываюсь, потому что в том, что я делал на телевидении раньше, всегда была какая-то изюминка, непохожесть на другие проекты. Нет идеи по-настоящему новой, интересной. Предлагают перепевы того, что уже есть. И потом: сейчас телевидение стало настолько бесстыжим... Даже не надо говорить о 50 каналах, достаточно посмотреть на пару федеральных. Такое количество программ, где всех интересуют разводящиеся "звезды", скандалы. Я такое смотреть не могу. Мне это а) не интересно, б) стыдно на такое смотреть и такое слушать. Мне кажется, что в этих случаях телевидение ведет себя преступно, оно портит вкус зрителей, уничтожает чувство собственного достоинства. Есть вещи, которые должны обсуждаться только в семье. Иначе это отвратительно и безнравственно.
— В свое время вы баллотировались в Мосгордуму, нет сейчас желания пойти в политику, чтобы как раз "отвратительное и безнравственное" искоренять?
— Нет. Нет. Нет! Я и тогда пошел в политику только из-за своей многолетней дружбы с Михаилом Прохоровым. Была договоренность с руководством Москвы, что должна быть представлена в столичной думе и партия "Гражданская платформа". Нас было человек пять или шесть, они слетели на первых этапах, я продержался до конца. И меня победила директор поликлиники из Хамовников. Что, как вы понимаете, достаточно странно. Обсуждение на участке, где выдвигалась моя кандидатура, завершилось в час ночи, в остальных — около восьми вечера. Я считаю, что это был не подсчет голосов, а принятие волевого решение: нужен ли Ярмольник в думе? Но, мне кажется, долго бы я там все равно не просидел. Поддакивать не умею. Не жалею ни о чем, предполагал, что все так и будет. И рад тому, что сделал все возможное и еще раз проверил, как у нас все устроено. Но я и так делаю то, что делают депутаты, не будучи депутатом. Однако раз власти это не нужно, значит, и мне не нужно. Мне есть чем в жизни заниматься.
— Про политику поняла. А режиссерские амбиции есть?
— Нет. Я слишком взрослый и слишком опытный человек. Понимаю, что режиссер — это другой склад ума. То, что у тебя есть невероятный опыт работы на сцене или в кино, не позволит тебе автоматически стать хорошим режиссером.
Но это ничего не значит. Бывают исключения. Существуют люди, которые были актерами, а стали режиссерами. Тот же Никита Михалков. У меня есть относительно печальный опыт — ближайший мой друг Саша Абдулов. Он в свое время увлекся режиссурой. Саши уже нет, но я говорил ему и при жизни: его место — это актерство. Он энергично и эмоционально ворвался в свое время в режиссуру, но все равно это не стало событием, не победило его актерские заслуги. Помните, был такой фильм "Бременские музыканты"? Я к этому всегда относился с юмором и говорил, что если Саше хочется, он имеет право экспериментировать. Он это заслужил. Но сам я бы не хотел попробовать. Хотя предложения тоже были.
— Хорошо помню, как вы, человек не публичный и не слишком любящий общение с журналистами, проводили многочисленные пресс-конференции перед премьерой фильма Алексея Германа — старшего "Трудно быть богом", который выходил в прокат уже после смерти режиссера. Вы снимались в этой картине почти 20 лет, и было понятно, что она очень много для вас значит. Согласитесь, этот фильм — все-таки не "цыпленок табака", что вам лично ближе: кинематограф Германа или популярные репризы, легкие комедии?
— Алексей Герман — это собственная планета, это другая галактика, это свой язык, свой смысл. Разделения между доступным кино, массовым, комедийным и кинематографом Германа я не делаю. Повторю: если это не скучно, признаю любые жанры. Что касается фильма "Трудно быть богом" — я один из самых счастливых артистов своего поколения, потому что мне удалось проработать столько лет с Германом. Это подарок судьбы. Это новое представление о профессии, о кино, о смысле. Как говорится, писателей много, но есть Толстой, Достоевский, Гоголь. А в кино есть Герман. У него свой взгляд на мир.
— Я вас очень внимательно слушала, и у меня возник такой вопрос: если отталкиваться от названия фильма Алексея Германа, скажите, а трудно ли быть Ярмольником?
— Я подозревал, что вы зададите этот вопрос (смеется). У меня был очень близкий друг — великий художник Давид Боровский. Мы много лет дружили, его давно нет в живых. Когда мне исполнилось 50 лет, Давид Львович написал картину, она до сих пор висит у нас на даче. На полотне изображено подобие голливудских холмов, а написано на них вместо слова "Голливуд" — "Трудно быть Ярмольником".
— То есть все-таки трудно?
— Да, наверное, трудно. Трудно себе не изменять, не превращаться в другого человека, не изменять своим принципам.
Раньше люди восторгались чем-то одним, любили что-то, а потом почему-то перестали восторгаться и любить. Люди очень меняются с возрастом. Не знаю, от чего это зависит. То ли от жизни, то ли от семьи. Получается, что предпочтения, которые были в молодости, они не настоящие. А я как-то очень предан своей юности, тем принципам, которые исповедовал. Думаю, так правильно и так логично. Помню свою молодость, в 17–18 лет был абсолютно взрослым самостоятельным человеком, каждый день делавшим свой выбор. Таким и остаюсь. Но, знаете, это, как ни странно, не самое важное. Сейчас для меня самое важное и самое дорогое — два моих внука. С ними я проживаю еще одну жизнь заново. Это удивительная возможность — смотреть на мир их глазами. Это меня очень обнадеживает и вдохновляет.
Беседовала Наталья Баринова