Знаменитый российский театральный режиссер Сергей Голомазов с прошлого октября является художественным руководителем Рижского русского театра им. Михаила Чехова. В интервью ТАСС он рассказал, почему работать в театре в Риге порой сложнее, чем в Москве, а также о том, как русская классика может стать ключом к сердцам зрителей.
— Как вообще получилось, что вы оказались в Риге и возглавили здесь Русский театр?
— Я давно здесь оказался. Дело в том, что когда-то, будучи еще выпускником ГИТИСа, я ставил в театре имени Гоголя дипломный спектакль "Оглянись во гневе" Джона Осборна. И так сложилось, что театр Гоголя приехал сюда на гастроли — это было еще на заре перестройки. Тогдашнее руководство театра решило пригласить меня, как молодого режиссера, на постановку. Я приехал в 1992-м, поставил спектакль в 1993-м, в 1994-м поставил второй спектакль. Это были достаточно успешные проекты.
Потом я довольно много работал в Москве, возглавлял Театр на Малой Бронной, и вдруг мне позвонил тогдашний директор Русского театра в Риге Эдуард Цеховал и сказал, что надо помочь, спасти спектакль. Где-то в 2009 году я после довольно большого перерыва вернулся в Ригу — и понеслось: за последние восемь лет шесть или семь проектов мы в той или иной степени осуществили.
Потом мне поступило предложение стать здесь худруком. Так что одно время я руководил двумя театрами, в Москве и здесь, но потом возникла ситуация, при которой мне пришлось сделать выбор. Я в силу разных обстоятельств сделал выбор в пользу Риги.
— Какая задача стоит перед вами как перед художественным руководителем Русского театра?
— Ну во-первых, меня не устраивает то, что здесь публика делится как бы на два таких анклава. Латвийская публика ходит в Национальный театр, "Дайлес" и в Новый рижский театр (ведущие латышские театры в Риге — прим. ТАСС), а сюда ходит русскоговорящая публика. Меня это разделение совершенно не устраивает, и я хочу, чтобы в этот театр потянулась вся театральная публика Латвии.
Слава богу, вроде бы эти процессы начались.
Мы стали появляться в "Ночи лицедеев" (главная театральная премия Латвии — прим. ТАСС) — в этом году мы представлены в двух номинациях, что для меня очень важно, потому что Русский театр — это часть театральной культуры Латвии в частности и латышской культуры вообще
Второе. Моя задача — привлечь ярких режиссеров, сделать так, чтобы здесь был очень интересный, как сейчас модно говорить, творческий контент и интересный, художественно насыщенный и богатый репертуар. По возможности сделать так, чтобы здесь не было проходных спектаклей. Моя задача в дальнейшем — набрать коллектив молодых студентов в латвийской Академии культуры, обучить их, сделать так, чтобы они потом влились в коллектив театра.
Ну и делать свои качественные спектакли, поддерживать театр на достаточно высоком профессиональном уровне, потому что, надо сказать, что Рига — очень театральной город. Не буду говорить громких слов по поводу театральной Мекки, но здесь чрезвычайно интересная театральная жизнь. Тут работают крайне интересные театральные режиссеры, здесь очень много интересных актеров, интересных явлений театральных. Если бы здесь была театральная провинция, я бы никогда сюда не сунулся, потому что чего-чего я терпеть не могу, так это провинции.
— А как вы решаете проблему этих двух общин, у каждой из которых — своя театральная жизнь?
— Проблему языка в постановках я не решу, к сожалению, никак, если только часть репертуара не будет идти на латышском языке. Хотя можно попробовать поэкспериментировать в этой части.
Надо брать латышскую драматургию интересную, активно приглашать местных интересных режиссеров, осуществлять какие-то совместные проекты с латышскими театрами. Ну и наконец, делать спектакли, художественное содержание которых будет привлекательно для всех театралов Латвии, чтобы это не был такой национальный клуб по интересам для русского анклава.
Вроде бы у нас что-то стало получаться. На последней премьере где-то четверть-треть публики была латышской.
— Как вы это определили?
— Я попросил, чтобы кассиры отмечали у себя, кто покупает билеты. Да и по фойе в день спектакля понятно — достаточно выйти и послушать речь.
— На каком уровне сейчас держится посещаемость вашего театра?
— Когда мы последний раз играли пять спектаклей "Графа Монте-Кристо", там было пять аншлагов. В среднем, я смотрю, у нас заполняемость зала составляет где-то 75%. Хотелось бы, чтобы это было значительно больше, 90%. Тогда мы в шоколаде.
— Где проще привлекать публику в театр — в Риге или в Москве?
— Это совершенно разные площадки, Москва и Рига. Во-первых, колоссальная разница в количестве проживающих. Там вместе с неофициальной рабочей силой, наверное, миллионов 15 живет, а здесь во всей Латвии — два миллиона с копейками. Москва — колоссальный рынок. Там огромная конкуренция. Только в "театральном четырехугольнике" в районе Малой Бронной или Моховой порядка 14 драматических театров, из них где-то шесть академических.
Поэтому удерживать театральную публику в конкретном театре непросто. Для этого существуют свои ужимки и прыжки — хорошая пьеса, качественная работа, чтобы в этой пьесе были заняты хорошие актеры. Но бывают и очевидные просчеты, когда, казалось бы, интересный материал и режиссер, популярные актеры, а спектакль не продается, хоть ты тресни.
Вот эти законы чрезвычайно сложны. Я думаю, что эту формулу популярности в Москве не знает никто.
А здесь, в Риге, я думаю, выход один: надо угадывать, что беспокоит тех, кто живет в Латвии. Есть какие-то темы, какие-то проблемы, которые очень важны. Вот с "Методом Гренхольма" (спектакль по пьесе испанского драматурга Жорди Гальсерана — прим. ТАСС) мы как-то очень попали. Когда я читал ее, я прямо напрягся: любви нет, какие-то корпоративные проблемы, четыре человека устраиваются на работу и над ними два часа ставят эксперименты.
Но когда мы сделали спектакль, это удивительным образом совпало вдруг с теми болячками, которые существует в Латвии. Вот эта безработица, вот это насилие со стороны бизнеса по отношению к людям, так называемая цивилизованная капиталистическая инквизиция, когда человек все время находится в состоянии страха, что он окажется без работы, без денег, никому не нужным, выброшенным за границы этой жизни. И это удивительным образом здесь совпало, и спектакль идет уже восьмой год. Очень важно в каких-то вопросах быть вместе с теми, кто находится за пределами театра
— Это интересно, потому что в репертуаре вашего театра немало русской классики. Была необычная постановка "Му-Му", на Малой сцене шло "Преступление и наказание". С чем связано ваше обращение к этим произведениям? Как они отвечают на запросы современной публики в Латвии?
— Уже будучи зрелым человеком, где-то после 40–45 лет я сделал достаточно интересное, может быть, неоригинальное наблюдение. Я могу взять роман Льва Николаевича Толстого "Война и мир", любой том, начать читать с любого места и увлечься. Потом взять третий том, начать читать — и опять увлечься. Ты как бы погружаешься в среду, в культуру, в литературу, в размышления относительно тех вопросов, которые всегда рядом с тобой, которые ты сам все время себе задаешь.
И это касается всей русской классики. Это какой-то удивительный универсальный ключ, который открывает и дает какие-то качественные ответы на все те очень непростые вопросы, которые возникают у всякого нормального человека, который живет, взрослеет, страдает, болеет, у которого иногда возникают какие-то достаточно серьезные проблемы. И он всегда в классике находит собеседника честного, умного, глубокого и настоящего.
Русская классика — это очень проверенное средство. Когда ты находишься в состоянии глубокого отчаяния, когда ты не знаешь, что делать, когда у тебя накопилась какая-то жуткая усталость и невозможно переходить на современный театральный сленг, то всегда можно обернуться назад и взять русскую классику, благо, она дает такую возможность. Я думаю, что ответ в этом
Вообще, для человека русской культуры русская классика по содержанию, наверное, тождественна Библии для верующего человека. Достоевский, Толстой, Пушкин, само собой. Хотя я понимаю, что движение театра связано прежде всего с взаимодействием с современными текстами. Современные темы в театре прорастают, опираясь на современную драматургию, на современную литературу, но и в том числе и на хороших классиков. Я хочу так думать.
И второе, у меня есть ощущение что в репертуаре Рижского русского театра мало классики. Хотелось бы, чтобы в репертуаре Русского театра был какой-то такой хороший, фундаментальный, качественный, настоящий спектакль в пространстве русской классической литературы и драматургии. Пока у нас двух таких названий нет, к сожалению.
— Вы сами назвали Ригу очень театральным городом. Здесь действительно происходит много громких событий, взять хотя бы недавний спектакль "Бродский / Барышников" на русском языке. Рига действительно превращается в важный город на театральной карте мира или это стечение обстоятельств?
— Мне кажется, что не последнюю роль здесь играет какая-то особая связь Риги с русской культурой, с русским театром. Интуитивно мне кажется, что латвийские театралы понимают, что все самое прекрасное, что стало здесь национальным достоянием, замешано на русском психологическом театре. Это не хорошо и не плохо, это просто — так. Лучшие спектакли, которые я здесь вижу, — это русский театр, хотя они играют и не на русском языке.
Между Ригой и Москвой есть какая-то культурная широкая река, которая все время течет в разные стороны. Сюда постоянно приезжает "Золотая маска", русские театры с гастролями. Насколько мне известно, и Владислав Наставшев, и Виестур Кайришс (известные латвийские театральные режиссеры — прим. ТАСС) достаточно востребованы в Москве.
У меня есть ощущение, что Москва и Рига в театральном процессе идут, очень пристально глядя друг на друга. Конечно, не последнюю роль в этом процессе сыграло явление Алвиса Херманиса (художественный руководитель Нового рижского театра — прим. ТАСС). Это замечательный, яркий, интересный авторский театр, с этим уже никто не спорит.
Ну и есть что-то мистическое в том, что русской драме — 130 лет. Мы старше Художественного театра. То есть во второй половине XIX века в фундамент Риги была заложена театральность, понимаете? Таким образом Господь Бог распорядился, и судьба, что ли, распорядилась, что когда замешивалась в XIX веке новейшая культура Латвии, получилось так, что театр в качестве ингредиента играл там очень значительную роль.
Плюс, конечно, какая-то очень культурно цепкая связка — непростая, противоречивая, но очень страстная — с театральной культурой России. И даже хотя страны, к сожалению для меня, расходятся политически и экономически, эта очень крепкая пуповина остается, иначе я это объяснить не могу.
Вот есть пирамиды Хеопса в Египте, они стоят и будут стоять. И русская культурная театральная традиция в Риге — примерно то же самое
— Вы, конечно, знаете, что в Латвии с 1 сентября началась реформа, которая переведет все школы на латышский язык обучения. То есть в перспективе все больше детей здесь должны начать чувствовать себя частью латышского культурного пространства. Создает ли все это угрозу для Русского театра в Латвии?
— Я немножко побаиваюсь слова "угроза", но, наверное, да, создает.
Культурные, образованные люди Латвии, не отягощенные излишними политическими рефлексиями, размышляя о культуре, не могут не понимать, что драматический театр на русском языке — это не театр для русского анклава, это часть культуры Латвии. Так сложилось исторически, скоро 150 лет этому будет. Это очень большой срок, это очень большой исторический период, во время которого Русский театр доказал, что так может быть.
Начать запускать какие-то процессы против этого — ну, это значит разрушать собственную культуру. Мы же не заезжие гастролеры, которые приехали и вопреки всему что-то такое играют на русском языке. Этот театр Латвии, это актеры Латвии. Зрители, которые сюда приходят, — они живут в этой стране.
Есть в культурах других стран примеры того, как может существовать театр, играя не на основном языке государства. Мне кажется, что главное — это культурная и политическая воля образованных людей.
Русский театр не должен быть заложником непростых политических процессов и отношений политических элит Латвии и России. Это культурное явление
Если мы станем заложниками этих процессов, то это будет катастрофическая ситуация как для Русского театра, так и для огромной части культуры Латвии. Нельзя поддаваться этому.
— А коллеги из латышской театральной среды разделяют ваше отношение к этому? Согласны ли они с тем, сколь значимую роль играет Русский театр в культурном пространстве Латвии?
— Я думаю, что люди культурные, образованные, которые пытаются каким-то образом понимать основы культурных процессов, это разделяют. Если они это не разделяют, тогда мне их жаль. Тогда читайте русскую классику.
Спорить на эту тему бессмысленно. Человек культуры — это человек широких взглядов, это человек эстетической полифонии. Он должен понимать универсальность различных процессов и к разным явлениям относиться, если угодно, философски, с позиции человека образованного. Из наличия зачастую противоречий, в сущности, и складывается вот эта культурная река.
Поэтому я убежден, что разделяют. Хотя я на эту тему с каждым не говорил.
Но во всяком случае то, что теперь уже бывший президент Латвии пришел на последние мои две премьеры, оставляет какую-то надежду. То, что мэр города является членом Общества гарантов Русского театра, тоже важно. Поэтому хочется думать, что мое мнение о роли Русского театра здесь разделяют.
Беседовал Евгений Антонов