Предания о прекрасных девах, утаскивающих на дно неосторожных мужчин, есть во многих европейских культурах, но особенно они распространены в славянских странах — быть может, именно поэтому две "главные" оперы о русалках были написаны в России и в Чехии. В 1856 году в Мариинском театре была впервые исполнена опера Александра Даргомыжского, которого вдохновила одноименная неоконченная драма Пушкина; в 1901-м в Праге зазвучала "Русалка" Антонина Дворжака, более связанная с фольклором. С тех пор эти две оперы соревнуются друг с другом в мировом репертуаре — и споры меломанов о том, какая лучше, не закончатся никогда.
Пять лет назад в Большом театре была эффектно поставлена версия Дворжака (в спектакле дело происходило в наши дни, все волшебство лишь мерещилось несчастной девушке). Теперь "Русалкой" Даргомыжского отвечает своему вечному конкуренту Театр имени Станиславского и Немировича-Данченко.
За постановку взялся худрук оперы Александр Титель. Главный художник театра Владимир Арефьев, с которым они часто работают вместе, отставил в сторону указания Даргомыжского, который довольно подробно описал свои пожелания к оформлению спектакля (предполагались яркие костюмы для всех героев, роскошный русалочий терем на дне, красочная природа — дело происходит на берегу Днепра). Основные цвета нынешней постановки — черный и белый. Да река почти непрестанно серебрится на заднике в видеопроекции.
Вероятно, для авторов спектакля самой главной стала идея контраста — искренней любви дочери мельника Наташи (эта роль в премьерный вечер досталась Елене Гусевой) и легкомысленного увлечения Князя (Владимир Дмитрук), соблазнившего девушку и оставившего ее ради брака с женщиной своего круга. В музыке же отчетливо прописан контраст между мелодиями земного мира и печальными, обволакивающими, но и пугающими песнями русалок. Дирижер Тимур Зангиев и оркестр театра проделали поистине виртуозную работу, добиваясь того, чтобы в самые важные моменты оперы, когда любовь, отчаяние, раскаяние и ревность звучат в полную силу, зрители замирали в своих креслах.
У Даргомыжского действие развивалось по прямой: вот отец девушки, Мельник, объясняет ей, что во всем надо видеть свою выгоду и, даже если Князь не женится на ней, надо быть с ним достаточно ласковой, чтобы дал побольше денег. "Упреками, намеками <...> хоть что-нибудь добыть". Вот девушка встречается со своим любимым, узнает, что он ее бросает, и топится в реке. Вот играется пышная свадьбы Князя и Княгини, посреди которой всем слышны неведомо откуда доносящиеся печальные женские вздохи — плохое предзнаменование, омраченный праздник. Следующее действие четырехактной оперы уже показывает события через 12 лет — жизнь Князя и Княгини не задалась, он постоянно навещает тот берег, с которого прыгнула в воду Наташа, встречает там сошедшего с ума Мельника (что усиливает его чувство вины) и, наконец, девочку-подростка — свою дочку, что появилась на свет уже русалочкой.
Александр Титель обошелся с привычной композицией оперы довольно решительно. Он взял целую сцену последнего действия, в которой Русалка-мать отправляет дочь к тому берегу, где часто сидит Князь (чтобы девочка заманила отца в пучину), — и перенес ее в самое начало оперы. То есть спектакль начинается не с увертюры (а она у Даргомыжского красивая, будущие мотивы оперы предстают как в масштабном калейдоскопе), а вот прямо со сцены беседы матери и дочери.
Сцена пустынна, лишь в середине ее круглый черный водоем (огромный колодец? небольшой пруд?) и рядом стоит арфа. У маленькой Русалочки в опере нет текста для пения, она с матерью просто разговаривает, и Титель все-таки подарил ей немного личной музыки: девчонка общается, сидя за арфой и перебирая струны (на эту роль приглашена юная лауреатка нескольких конкурсов Ванда Парий). Так, с самого начала режиссер и художник сосредотачивают наше внимание на взаимоотношениях людей, а не на красотах природы.
Главная героиня рассказывает публике о том, как она после прыжка в Днепр очнулась "русалкою холодной и могучей" — но вот холодности в ней нет совсем, Елена Гусева точно прописывает волнение своей героини, все еще не утихнувшую любовь и неосознаваемую жажду мести. После этой сцены опускается занавес и звучит увертюра; затем действие начинает идти в запланированном композитором порядке. То есть мы возвращаемся на 12 лет назад и смотрим, как деловитый и вполне добродушный Мельник (Дмитрий Ульянов) наставляет дочь по поводу общения с богатым ухажером.
Игра на полутонах
Роль Мельника исторически главная в этой опере. В итальянской традиции в центр повествования всегда выходил тенор, а бас мог оказаться "главным" разве что в опере комической. В России мощные низкие голоса не редкость, и композиторы учитывали и учитывают это, позволяя персонажам-басам страдать и собирать сочувствие публики. Многое для утверждения этой традиции сделал Шаляпин (певший в свое время Мельника).
Даргомыжский подарил непутевому отцу огромный артистический диапазон: если в начале спектакля он откровенно думает о своей выгоде (не то чтобы напрямую продавая дочь, но давая сомнительные советы), то после самоубийства дочери совершенно преображается. Сцена, в которой Мельник является уже сумасшедшим, воображающим себя вороном, принадлежит сокровищнице мирового оперного репертуара, и Дмитрий Ульянов проводит ее блистательно. Он вообще царствует на сцене — деловитость героя в первых сценах (каждое мелкое движение будто лично со Станиславским проработано: как он восторженно оценивает камни на подаренной Князем головной повязке — кажется, сейчас вздохнет "моя прелес-с-сть") сменяется медицински точной картиной безумия. Особое впечатление производят сосредоточенность Мельника и его внезапная экспансивность — вот только что был, кажется, безвредным бродягой, что-то проговаривающим почти без интонации, а вот— кидается на Князя, и только слуги спасают того от верной смерти.
Художник настаивает на теме контраста с ригористским напором, и даже свадьба Князя и Княгини оказывается черно-белой. Именно это решение вызвало наибольшие сомнения у премьерной публики — в антракте нарядные дамы с бокалами шампанского в руках с недоумением обсуждали в буфете, кому могло бы прийти в голову надеть на свадьбу подруги черное или темно-серое платье. А на этом выстроена сцена: мужчины в черном (естественные парадные костюмы), невеста в белом, а все гостьи в темных и очень темных нарядах, причем в наглухо закрытых платьях. (При этом Сват обращается к дамам: "Что же белые лебедушки притихли?") И лишь явление приглашенных для развлечения гостей цыган чуть разбивает черно-белый контраст: у танцующих женщин тоже темные юбки, но все же с красными всполохами.
Театр имени Станиславского и Немировича-Данченко богат талантами, и "Русалка" стала тому подтверждением: во "второстепенной" роли Княгини блеснула Екатерина Лукаш. Все, что должна делать Княгиня в этой опере, — очень долго ничего не понимать, а потом прибежать к месту финальной катастрофы. Лукаш наделила свою героиню пылким и беспокойным сердцем — та тревожится, по-настоящему любит своего мужа (хотя он переменился к ней сразу после свадьбы, то есть 12 лет назад), и сквозь тревогу находит в себе силы, чтобы обратить внимание на подопечную сироту Ольгу (Ксения Мусланова). Девушка старается рассмешить княгиню забавной русской песенкой, и Лукаш предъявляет публике точную картину смены эмоций: от " слушаю, потому что не хочу обижать" до медленно проявляющейся искренней улыбки. Вокальная работа Екатерины Лукаш тоже выше всяких похвал — певица стала одним из триумфаторов премьерного вечера.
Тайная история русалки
На афише этой "Русалки" нет посвящения Александру Сергеевичу Пушкину, но можно предположить, что именно в год пушкинского юбилея спектакль появился не случайно. Драму об обманутых ожиданиях самозабвенно влюбившейся девушки поэт писал в 1829–1832 годах, а за три года до того произошли события, которые могли натолкнуть его на этот сюжет. В 1826 году он отправил из Михайловского в Москву крепостную девушку Ольгу Калашникову — она ждала его ребенка, и поэт попросил своего друга Вяземского позаботиться о ней и о будущем младенце. (До свадьбы с Натальей Гончаровой оставалось пять лет.)
Реальная история обошлась без безумий и самоубийств: о девушке позаботились, а ее отец был назначен управляющим в Болдине и никаких претензий поэту не предъявлял. К сожалению, родившийся ребенок умер во младенчестве, так что еще одной линии потомков Пушкина не образовалось. Вероятно, именно эта бытовая история и легла в основу трагической "Русалки", и театр вспомнил об этом и включил упоминание о ней в премьерный буклет.
Финал виделся Даргомыжскому в красочно-царственном духе: разукрашенный терем русалок на дне Днепра, подданные Наташи (а она стала речной царицей) приносят ей тело Князя и укладывают у ее ног. Титель сделал окончание истории проще и жестче: утопленника вылавливают его друзья и слуги и укладывают на берегу. Жена, один раз взглянув на его лицо, разворачивается и уходит. И в смерти он остается так же одинок, как был при жизни, но никто не сомневается, что он сам в этом виноват.