28 февраля 1921 года, днем холодным и мрачным, большевистская власть столкнулась с испытанием на прочность. Моряки кронштадтского гарнизона, без которых Октябрьской революции могло бы и не случиться, поставили под сомнение ее основной итог: приход к власти единомышленников Ленина и их право на безраздельное управление Россией. Общегарнизонное собрание, на котором присутствовал представитель Москвы Михаил Калинин, спустя сутки завершилось выяснением отношений. Кронштадтцы приняли резолюцию с требованием перевыборов и отказа от политики военного коммунизма. Калинин ответил так: "Ваши сыновья и дочери будут проклинать вас за сегодняшний день". Большевика пробовали задержать, но все же позволили ему уехать восвоояси. Восстание начиналось.
Лед под ногами наркома
Конец 1920-го — начало 1921 года — трудный отрезок для большевиков, когда победа на фронтах Гражданской не только не сглаживала вызовы, с которыми столкнулась советская власть, а только парадоксально усиливала их. Нарастание напряжения шло рука об руку с изживанием внешнего врага: вместе с ним пропадали причины поддерживать красных у тех, кто опасался мести белых за свое участие в беспорядках 1917 года и принимал партию Ленина в качестве меньшего из зол. Завершение противостояния лишало оправдания экономические методы, применявшиеся красными в порядке чрезвычайщины: политику военного коммунизма, трудовые мобилизации, нерыночный отъем запасов у крестьян. Против РКП(б) постепенно начинало работать и время, ведь становилось ясно, что партия не выполнила одно из своих главных обещаний — уклонилась от введения восьмичасового рабочего дня.
Именно на заводах, где этого решения ждали, быстрее всего переходили от поддержки большевиков к полному неприятию их курса. В феврале 1921-го это высветила массовая забастовка в Петрограде, вызванная новостью о закрытии 93 фабрик. Без работы в одночасье оказались 27 тыс. человек. И хотя решение объяснялось экономическими причинами — недостатком топлива и сырья — и подавалось как вынужденное, в краткие сроки проступила опасность настоящего социального взрыва.
Массовые выступления рабочих в феврале 1921-го вызывали у современников ассоциацию с Февральской революцией 1917-го, также начавшейся с пролетарских волнений. Поэтому большевики постарались подойти к рассеянию митингов с относительной деликатностью. И тем не менее миром дело не заканчивалось: в бой городскому комитету партии все равно приходилось бросать красноармейцев и курсантов.
Когда новости о волнениях в городе достигли моряков Кронштадта, те постарались перехватить у петроградцев инициативу. Не меньше на линкорах "Петропавловск" и "Севастополь", где возмущения пользовались наибольшей поддержкой, думали и о последующем объединении усилий. Морякам, помнившим уже три революции — 1905 года, февраля и октября 1917-го, могло показаться, что совместное выступление Петрограда и флота при должном приложении усилий способно поколебать саму основу существовавшей власти. У мятежников быстро выдвинулся лидер — писарь Степан Петриченко. Но его планам и надеждам примкнувших к нему моряков не суждено было сбыться.
У матросов есть вопросы
Основной вызов для восставших в первые мартовские дни 1921 года — постараться выиграть информационную войну. Для этого сторонники Петриченко пустили в ход корабельную радиостанцию, помешать вещанию которой из-за технических проволочек большевикам не удавалось. Кронштадтцы пробовали донести до остального мира суть принятой ими резолюции: "Свободу слова и печати для рабочих и крестьян, анархистов, левых социалистических партий. Свободу собраний и профессиональных союзов и крестьянских объединений. Освободить всех политических заключенных социалистических партий, а также всех рабочих и крестьян, красноармейцев и матросов, заключенных в связи с рабочими и крестьянскими движениями. Выбрать комиссию для пересмотра дел заключенных в тюрьмах и концентрационных лагерях…"
Логика этих требований позднее интерпретировалась как демократическая. В действительности же Петриченко и его люди не сторонились узкого партийно-политического подхода. Их резолюции строились на безоговорочной поддержке только крайне левых, оставляя в стороне тех, кто, присоеднившись к белому движению, потерял после смены власти безопасность или свободу. Матросы то грезили выступлением одних радикальных социалистов против других с участием анархистов, то призывали честно воплотить в жизнь идеалы Октября. Наем рабочей силы предпринимателями кронштадтцы собирались оставить вне закона, при этом категорически требовали покончить с продразверсткой — внерыночным отъемом выращенного у крестьян.
Большевики, в руках которых оставалась пресса, представили взгляды противника не такими, как те были. Повод для этого обнаружился быстро. В руках у матросов Петриченко оказался бывший императорский генерал Козловский. Он тоже примкнул к восстанию, но не получил от леворадикальных восставших никаких полномочий. И все же именно его советская власть объявила зачинщиком волнений, усмотрев в них также руку эсеров, меньшевиков и даже черносотенный оттенок.
Силы не равны?
В первую неделю марта столкновение стремительно приближалось к развязке, в том числе по психологическим причинам. Петриченко показал себя слабым и колеблющимся лидером. План перенести боевые действия на "большую землю", захватив Ораниенбаум, предложенный военными специалистами, матросы опрометчиво отвергли. Инициатива после этого перешла к большевикам. Те не мешкали: в окрестности Петрограда прибыл на бронепоезде председатель Реввоенсовета Лев Троцкий. Его установка была известна заранее: быстрое подавление беспорядков грубой силой.
Оказавшись на месте, создатель Красной армии Троцкий с облегчением для себя обнаружил, что матросы поднялись на бунт в чрезвычайно неудобное для себя время. Пока воды Финского залива сковывал лед, "Петропавловск" и "Севастополь" еще можно было атаковать без помощи флота. Вдобавок сами корабли оставались отрезаны от внешней помощи и при обороне могли полагаться только на собственную артиллерию. Председатель Реввоенсовета надеялся, что она не станет препятствием для успешного натиска, но, чтобы избежать неожиданностей, на проведение операции бросил одного из самых успешных красных военачальников — Михаила Тухачевского, вручив ему для командования специально сформированную 7-ю армию.
8 марта, когда в Москве открылся X съезд РКП(б), Кремль ожидал известия о победе. Но его не последовало. Лед Финского залива стал свидетелем измены: солдаты 561-го полка отказались выполнять приказ. Воодушевленные их смелостью мятежники наладили работу артиллерии. Штурм в исполнении Тухачевского завершился полным провалом, и новую попытку пришлось отложить до середины месяца.
Ледовое побоище
Продолжение беспорядков в Кронштадте подводило к разногласиям саму партийную элиту. Сталин, уже тогда редко соглашавшийся с Троцким, ставил под сомнение выбранную тем тактику. Будущий вождь народов предлагал мягкий метод: взятие города-крепости измором. Троцкий настаивал, что это слишком рискованно. В Петрограде распространялись слухи, будто на помощь петриченковцам спешит прийти французская эскадра или даже корабли разбитого Врангеля.
Тем временем становилось ясно, что по крайней мере на одном участке фронта — информационном — большевики одерживают безоговорочную победу. Смычки между волнениями в Петрограде и на флоте не происходило. По городу распространялись самые неверные сведения о мятежниках. Но все сходились в неприязни к ним: одни — видя в кронштадцах новый виток белого движения, другие — анархическую вольницу, ответственную за беспорядки 1917 года. Изолированные психологически моряки пробовали найти компромисс с большевиками, но те отрезали им путь к отступлению. Мирная встреча для переговоров на льду Финского залива завершилась задержанием парламентеров, впоследствии приговоренных к высшей мере — расстрелу.
Тухачевский тем временем собирал силы для решительного удара. Погода была на стороне нападавших: лед еще не начинал таять. Атака, начатая 16 марта, продлилась до 18-го и завершилась частичной победой: восстание было подавлено, но сотни моряков ускользнули из рук красного генерала и сумели по льду залива добраться до Финляндии. Среди них были двое, ставшие знаковыми фигурами восстания, завершившегося так безрезультатно, — подлинный лидер Петриченко и названный таковым — Козловский. Судьба их сложилась различно. Козловский скончался своей смертью в Хельсинки в 1940 году, за неделю до завершения Советско-финской войны.
Петриченко, окунувшись в безденежье, еще в 1922 году нашел себе работу иностранного осведомителя советской спецслужбы ГПУ. Несмотря на долговременное сотрудничество, СССР все же стал требовать его экстрадиции, которой добился в 1945 году. Балтиец получил 10-летний срок и скончался во владимирской тюрьме — знаменитом "Централе" спустя два года — в 1947-м.
Игорь Гашков