8 ОКТ, 10:00

"Умирать я не хочу, а что хочу?" Как ковид может влиять на психику — и не только плохо

Кому-то после коронавируса нужен психиатр, а кто-то, переболев, начинает больше радоваться жизни. А во время болезни пациентам иногда так плохо, что хочется умереть. Рассказываем истории таких людей и выясняем, что думают об этом психологи и врачи

​​​​​​"Я рыдал 12 часов подряд". История Глеба, 26 лет

Болел в октябре 2020 года — неделю "практически не вставал с кровати". Без кашля и температуры, но "с сильными болями по всему телу".  

Когда я вышел с больничного на работу, то так уставал, что мне приходилось спать в обеденный перерыв. Недолго, минут по 20, но по-другому я не мог. До болезни мне хватало шести-семи часов сна в сутки. Теперь нужно было не меньше восьми, а на выходных иногда — 12–14.

А в конце ноября у меня началась бессонница. Ночью мог уснуть только на пару часов, отсыпался по выходным. Со мной уже было такое, когда я учился в университете, и в тот раз мне назначили антидепрессанты. Но тогда я не мог ни писать диплом, ни готовиться к экзаменам. А тут я был достаточно бодрым, активно работал, но понимал, что это ненормально. У меня оставался запас антидепрессантов, и я стал их пить, но они не помогли. Впоследствии несколько психиатров мне сказали: "Парень, ты к тому моменту уже находился в тяжелейшей депрессии на фоне постковидного синдрома". Но это было потом.

В феврале моя невеста уехала жить и работать в другую страну. И это стало спусковым крючком, чтобы я улетел в психоз. Я входил в квартиру, в которой мы жили вместе, и мне все напоминало, что она еще три дня назад была здесь. Я садился и рыдал минут 15. Или мог сесть в кресло и смотреть в одну точку, пытаясь собраться с мыслями. Мы общались по видео, но каждый разговор приводил меня к жуткой истерике, от которой я отходил по полтора часа. Причем из-за разницы во времени мы разговаривали, когда у меня был рабочий день. То есть после звонка я закрывался в офисной переговорке и рыдал. Я даже специально успевал заранее быстро сделать кучу работы, потому что знал, что потом будет так. Но не говорить с ней я не мог. Это было как наркотик — тебе это необходимо, а после каждый раз становится хуже и хуже.

При этом я мог разговаривать с ней агрессивно, эмоционально на нее давить. Я никогда не вел себя так в отношениях ни с ней, ни с кем другим. И для нее, конечно, это был шок — она увидела перед собой совсем не того человека, с которым училась в универе, дружила и потом жила.

После одного такого разговора я чуть не покончил жизнь самоубийством. Я уже начал это осуществлять, и вдруг в голове промелькнуло: "Ты чего делаешь, парень". Тогда я позвонил подруге и сказал: "Мне нужен психиатр".

Сначала я пытался протянуть только на общении с врачом и таблетках, но понял, что не справляюсь, и лег в кризисное отделение. Меня там сразу спросили: "Ковидом не болели?" — "Болел" — "Тогда понятно". Мне сказали, что на последствия ковидного синдрома наложилась ситуация с девушкой и это расшатало психику окончательно.

Я пролежал там две недели, мне поставили мозги на место. А когда я вышел, невеста не отвечала на мои сообщения. Меня это снова стало расшатывать. Я полетел в санаторий на юг — с мамой, чтобы не оставаться одному. И всю дорогу — от такси в Москве до санатория — я рыдал. Часов 12. В санатории мне снова понадобился психиатр… Да, невеста в итоге от меня ушла.

Я наблюдался у нескольких врачей, и мне поставили биполярное аффективное расстройство (психическое расстройство, при котором у человека могут чередоваться состояния депрессии, гипомании и мании, то есть чрезмерной активности и возбуждения — прим. ТАСС). Скорее всего, оно было и раньше, просто я никогда не попадал в такую депрессию. А стадии гипомании мне были знакомы. Я воспринимал их не как расстройство, а как "фичу": ты можешь написать диплом за сутки, сделать офигенный проект за десять часов… А тут я столкнулся с фазой депрессии, и "фича" превратилась в "баг".

В депрессии я сплю 12–14 часов, лежу, слоняюсь по квартире — и больше ни на что нет сил. На морально-волевых заставляю себя взять трубку, когда звонят родители, — чтобы они знали, что я не покончил с собой. Такое со мной было, когда я вернулся из санатория: я несколько месяцев не работал, потому что сразу после больницы мне пришлось уволиться. А в мании и гипомании я отстреливаю фразы как из пулемета. Постоянно шучу, иногда довольно скабрезно. Я работаю с законами и техническими регламентами, это сложные тексты. В мании я читаю закон, как ценник в магазине — не просто быстро, а очень быстро. Но при этом меня может отвлечь все: автобус под окном, музыка у соседей…

И в мании ты тратишь жизненные ресурсы — мозг "портится", как двигатель, если долго заставлять его работать на полную мощность. И если эта фаза длилась от двух суток до недели, то в депрессии ты потом будешь месяц.

Сейчас я на связи с психиатром, работаю с психотерапевтом, пью шесть таблеток в день и все время за собой слежу — медитирую, замедляюсь. Иногда все-таки проваливаюсь в манию или депрессию. Но таких психозов, как зимой, у меня больше нет.

Ковид как триггер

По данным главного внештатного специалиста по медицинской реабилитации Минздрава профессора Галины Ивановой, депрессия, тревога и другие неврологические нарушения встречаются у 99% пациентов, перенесших коронавирусную инфекцию. 

Как объясняет главный врач медицинского центра "Лидер-медицина", врач-педиатр, инфекционист, вакцинолог Евгений Тимаков, ковид "влияет непосредственно на центральную нервную систему (ЦНС)". "Он воздействует на нейронные связи, на белки, которые участвуют в обменных процессах ЦНС, нарушается питание, кровоснабжение участков головного мозга", — говорит эксперт. — Результат — отсроченное воздействие болезни в виде "панических атак, агрессивного поведения, когнитивных расстройств, нарушения памяти". Бывают и суицидальные мысли — по наблюдениям Тимакова, не только у взрослых, но и у подростков.

"У меня достаточно много пациентов, у которых начались проблемы с психикой после ковида, — говорит врач-психиатр, врач-психотерапевт высшей категории Александр Федорович. — Самые простые проявления — им трудно концентрировать внимание, вступать в диалог. Здесь нужна лекарственная терапия. Часто также бывают стрессовые и тревожные расстройства". Однако Федорович не диагностирует своим пациентам "постковидный синдром". "После" не обязательно значит "вследствие", — напоминает он.

По мнению психиатра, ковид сам по себе не может стать причиной таких серьезных нарушений, как, например, биполярное расстройство. Но он может выступить триггером, из-за которого это нарушение проявится. "У человека было некое состояние, которое, возможно, даже не диагностировали, потому что оно проявлялось не очень заметно, — объясняет он. — А потом в силу каких-то обстоятельств его признаки стали ярче". Как говорит Федорович, дело здесь не в ковиде как в таковом, а в стрессе, который пережил человек. Таким же спусковым крючком могла бы стать потеря близкого человека, травма или самая обычная, не коронавирусная пневмония. "Любая подобная нагрузка отражается на тех процессах, которые уже происходят у человека", — объясняет он.

"Коронавирус может быть и первичным фактором какого-то заболевания, и активатором болезни, которая находилась в скрытой форме, — считает, в свою очередь, Евгений Тимаков. — Но не факт, что болезнь не проявилась бы и без ковида". По его словам, чем дольше протекает инфекция, тем чаще поражаются нейронные связи пациента. Но и легкое течение может не обойтись без последствий для центральной нервной системы. "Это непредсказуемо и зависит от индивидуальных особенностей организма", — говорит он. Александр Федорович считает, что главное здесь — "базовый набор". "Если человек до болезни был силен неврологически и психически, то восстановление пройдет проще, — уверен он. — Хотя тяжесть болезни, естественно, будет сказываться".

"Хочу умереть, чтобы это закончилось"

Я лежала в больнице, и у меня пять дней держалась температура 38,6. Очень сильно горела шея — как будто на меня надели пылающий воротник. Я не могла перевернуться от слабости, не могла спать, находилась в каком-то полузабытьи. Так я не болела ни разу за свою жизнь. Когда ты проваливаешься в этот кошмар, когда твое тело измучено, это, конечно, давит на психику. И в какой-то момент я подумала: неужели это все?

Татьяна, 56 лет

Я заболела сразу после плановой операции и в итоге пролежала полтора месяца подряд. Я никогда не лежала так долго. И мне ни разу в жизни не было физически так плохо — даже когда я в 17 лет болела ветрянкой или когда ломала ногу. Температура 38 держалась около недели, я не могла перевернуться с одного бока на другой, не могла дойти до туалета. И это состояние беспомощности, абсолютного дна, меня доконало. Я постоянно плакала. И в какой-то момент у меня промелькнула мысль: "Я так задолбалась, что хочу умереть, лишь бы это закончилось".

Дарья Н., 32 года

Панические атаки, депрессивное состояние, суицидальные мысли — все это бывает в процессе болезни. Люди боятся, что умрут, боятся за своих родных, боятся осложнений. Но главное — длительная температура и боль во всем теле действительно выматывают. "У нас был пациент 35 лет, который за несколько суток настолько устал, что уже не хотел бороться за жизнь, — рассказывает куратор работы психологов в ГКБ им. С.С. Юдина "Резервный госпиталь в АТЦ "Москва", начальник отдела психологической реабилитации Московской службы психологической помощи населению Наталья Приймакова. — Он спать не мог. Мы сделали с ним телесные практики на расслабление, у него выровнялось дыхание. Психолог еще не успел отойти, а пациент уже спал как младенец. На следующий день ему стало намного легче, риск попадания в реанимацию исчез. Возможно, это совпадение, но тем не менее…"

Специалисты Московской службы психологической помощи населению сейчас работают во всех резервных госпиталях столицы. Как говорит Наталья Приймакова, в реанимации они очень востребованы, да и в обычных отделениях на них есть спрос — "все рабочее время расписано". Попросить психолога поработать с пациентом может врач, родственник или сам больной. Главная задача — помочь сформировать мотивацию лечиться. "Человеку, который сдался и впал в депрессивное состояние, с любой болезнью справиться сложнее, — объясняет Приймакова. — У нас был один мужчина 65+ с очень сильным поражением легких. Он шутил, балагурил с докторами, кокетничал с медсестрами… И разумеется, поправился".

Часто пациенты с коронавирусом практически не могут разговаривать. Но, по словам психолога, даже вопросы, на которые можно отвечать односложно, помогают людям "включиться и забыть, насколько им нехорошо". А там, где это не действует, срабатывают телесные практики и дыхательная гимнастика (с разрешения врача). И даже просто подержать за руку — это в условиях практически полной изоляции и отсутствия близких уже очень много. "Иногда люди видят надпись "психолог" и могут просто тебя обнять, — говорит Приймакова. — В каком-то смысле защитный костюм даже убирает границы. Пациенты во многом как дети. А когда ребенок расстроен, что ему больше всего помогает? Объятия мамы. Вот к нам, наверное, относятся как к мамам".

"Я как будто проснулась другим человеком"

Я всегда считала, что если я не лежу с температурой 39, то могу продолжать заниматься делами. А ковид срубил меня с ног, мне было тяжело даже налить себе чай. Я или спала, или смотрела сериал "Друзья". И это помогло мне выключиться из всех процессов и перезагрузиться. Через две недели я как будто проснулась другим человеком. Я решила старую финансовую проблему, разорвала отношения с некоторыми коллегами и клиентами, подготовила классную лекцию и выступила с ней на мероприятии — раньше такие вещи мне тяжело давались. Мне все окружение говорит: ты как будто повзрослела. Я пошла к психологу, хотя раньше была уверена, что он мне не нужен, я все могу и должна решать сама, ведь я классная и крутая. Мне кажется, что это как с компьютером: когда устанавливаются обновления, его надо перезагрузить. Вот для меня ковид стал такой перезагрузкой. И мне кажется, что это необратимо.

Дарья Б., 32 года

Когда я в первый раз после болезни села на велосипед, то проехала метров 200, слезла и расплакалась. У меня не было сил. Но психологически меня "развернуло". От ковида умерли моя мама и мой родной брат. И теперь я понимаю, что должна жить и за себя, и за них. Я меньше работаю в саду, этим летом почти не делала заготовок на зиму. Не трачу на это время. Лучше я на рыбалку с внуком схожу, с дочкой поболтаю.

Татьяна, 56 лет

В самый острый момент я подумала: "Нет, не возьмешь ты меня, собака ковидная!" И после болезни я как будто сказала себе: "Так, умирать мы не хотим, а что мы хотим делать?" И я стала больше делать то, что люблю. Я спрашиваю себя: "Из какой кружки мне хочется выпить кофе? Куда хочу поехать?" Мне стало плевать на мнение других. У меня были волосы до попы, я их отрезала. Во время болезни они меня замучили — из-за температуры я потела, а помыться физически не могла. И тут я поняла, что они меня тянут, душат, и я никому ничего в этой жизни не должна, кроме себя, и могу делать что хочу. И сделала каре. Я этот период своей жизни считаю перерождением и в какой-то степени возвращением к самой себе.  

Дарья Н., 32 года

"Человек, больной ковидом, ощущает себя прежде всего слабым и бессильным, — говорит психолог Елена Каширина. — И если он был мало знаком с таким состоянием, то резко оказаться в нем может быть очень тяжело". По ее словам, это сравнимо с каким-то ярким, но посильным для психики стрессом — вроде внезапной потери работы или сломанной ноги. Такая ситуация часто приводит к переоценке ценностей. "Для меня это родственно кризису среднего возраста, — объясняет психолог. — В какой-то момент становится понятно, что нельзя дальше жить по-прежнему, мир другой".   

Психиатр Александр Федорович считает, что пациенты с ковидом всегда боятся смерти, даже если переносят болезнь дома. Во-первых, потому что на втором году пандемии у нас вообще очень высок уровень тревоги. Во-вторых, потому что течение ковида непредсказуемо, и известны случаи, когда сегодня пациент был на ногах, а завтра уезжал в реанимацию. "Им сказали, что они должны умереть. Они не умерли, и это повлияло на последующую жизнь. Если бы человек выжил в автокатастрофе, было бы похоже", — говорит он.

При этом после тяжелого ковида человеку может стать еще тревожнее — ведь теперь он знает, каково это. "Я до болезни была более беспечной, — говорит Татьяна. — Сейчас, когда в очередях не соблюдают дистанцию, меня прямо трясет. И я по-прежнему ношу маску, хотя у меня антитела. Поэтому, наверное, многие переболевшие очень хотят привиться — чтобы это не повторилось.

…Одной из пациенток госпиталя, где работает психолог Наталья Приймакова, родственники передали смартфон. Пациентка была пожилая, и, хотя ей все вокруг пытались помочь разобраться с техникой, у нее ничего не получалось. В итоге она впала в уныние, и врачи попросили с ней поработать. "Ей показали, сколько полезного для себя она может найти в интернете — например, как грядки удобрять, — вспоминает Приймакова. — Рассказали, что есть курсы, программа "Московское долголетие", в конце концов… И у нее глаза загорелись. "А ведь правда, есть "Московское долголетие", и я могу пойти учиться танцевать! Или заняться йогой! И на компьютерные курсы обязательно пойду!" Так у нее появился стимул — и через какое-то время она выздоровела. Может, и правда пойдет учиться танцевать.

Бэлла Волкова, Габриэла Чалабова

Почти каждому пациенту, с которым психологи работают в стационаре, советуют продолжить эту работу и после выписки. Но москвичи могут получить бесплатную психологическую помощь в любой ситуации, не обязательно связанной с пандемией или ковидом. Звоните в Московскую службу психологической помощи по круглосуточным номерам 051 (с городского телефона) и +7 (495) 051 051 (с мобильного). Можно также записаться на личный прием, получить консультацию по видеосвязи или в круглосуточном психологическом чате Don’t Panic на сайте службы.

Читать на tass.ru
Теги