"Отодрать от него респиратор невозможно"
Глава "Склифа" Сергей Петриков готовится к обходу. Надевает комбинезон, бахилы и серьезно говорит:
— Нам надо бы провести чемпионат по одеванию и раздеванию.
— Это мы умеем! — отвечает ему девушка-медик. Она уже полностью в "униформе".
— Одеваться или раздеваться?
— И то и другое!
На койке сидит парень — совсем молодой, похож на студента-первокурсника. Длинные волосы распущены, на тумбочке лежат большие наушники. На вопрос о самочувствии отвечает: "Адекватно", — и показывает знак "о’кей", соединяя кончики большого и указательного пальцев. И тут же заходится в хриплом кашле. "Кашель нековидный", — отмечает Петриков. Подходит к пожилому мужчине. "Болит нога?" — "Не то слово! Особенно сегодня ночью".
Как и для многих московских стационаров, для "Склифа" пандемия началась с дежурств в аэропорту в феврале-марте 2020 года. Тогда врачи столичных больниц встречали и обследовали людей, прилетающих из стран с неблагополучной эпидемической обстановкой. Петриков в конце февраля как раз был в отпуске — организовывать это пришлось дистанционно. "Тогда я стал понимать, что коронавирус — это не шутка, — говорит он. — Я прилетел, и в аэропорту как раз попал на наших. В общем, заодно проверил, что там происходит".
Первых пациентов с коронавирусом "Склиф" принял 20 марта прошлого года. Сейчас здесь также работают центр заготовки плазмы переболевших и "ковидная" лаборатория — там исследуют ПЦР-тесты и кровь на антитела. При этом в НИИ скорой помощи продолжают работать и с нековидными пациентами — как объясняет Петриков, здесь один из самых больших объемов высокотехнологичной помощи в городе, и оставить людей без нее было бы невозможно. До пандемии в "Склифе" было 133 реанимационных койки. Сейчас — больше 200. "Это и ковид, и не ковид, — говорит директор НИИ. — И это очень много. Я думаю, тем, кто работает в обычном режиме, бывает даже тяжелее, чем тем, кто ушел в красную зону".
Слова про "чемпионат по одеванию и раздеванию" звучат как шутка. Но на самом деле первое, чему учили коронавирусных медиков, — это надевать и снимать средства индивидуальной защиты. И соблюдение правил контролируется жестко: "Если люди их нарушали, они больше не возвращались в корпус". Но таких случаев за полтора года были "буквально единицы": "Все понимают, что это безопасность. И расхлябанности никакой нет". И не только в самих красных зонах, но и "снаружи". Заместитель Петрикова, который возглавляет ковидный корпус, болел в первую волну, лечился в "Склифе" и "чуть не умер". Теперь он все время ходит только в респираторе.
Я не знаю, снимает ли он его дома, но вне дома отодрать от него респиратор просто невозможно. Потому что он уже многое повидал
"У нас чувства-то притупленные"
Сергей Петриков в "Склифе" с 18 лет. Он устроился сюда работать санитаром, когда учился в медицинском институте. "Как попал? По блату, естественно. У меня знакомый здесь работал, — смеется он. — "Склиф" — это же легенда. Попасть сюда работать — это было вообще нечто! Я очень гордился. И до сих пор горжусь".
Тогда в НИИ скорой помощи было два отделения реанимации. Они занимали "огромное пространство". А Петриков это пространство мыл — кровати, полы и стены. Все 24 часа, пока длилась смена. "То есть вы очень хорошо умеете мыть полы", — смеюсь я. "Умел. Навык теряется со временем. А мыть полы дома мне жена запрещает".
Вообще-то в медицину Петриков пошел случайно. "Родители сказали — я и пошел. Просто когда надо было поступать в институт, выяснилось, что я вроде не увлекаюсь ни техникой, ни гуманитарными науками". В институте он "втянулся", а выучившись на врача, стал работать в нейрохирургической реанимации.
Помню пациента, которому было 17 лет. Он из Уфы, увлекался кикбоксингом, приехал на соревнования в Москву и получил черепно-мозговую травму. После турнира оказался в коме. Мы много чего сделали, и он выжил. Как-то приезжали в Уфу, виделись с ним. Живет нормальной жизнью
Сергей Петриков помнит, как в больницах вводили одноразовые перчатки. И как медики пользовались еще металлическими шприцами. Он работал во время политического кризиса в октябре 1993 года. И на всех крупных терактах в Москве. "Когда был "Норд-Ост", к нам поступали автобусами, все в тяжелом состоянии, — вспоминает он. — Это ужас был". Институт скорой помощи привык работать на чрезвычайных ситуациях — и когда что-то подобное происходит, никого даже не надо обзванивать. "У нас нет гонга. Услышали, что большая ЧС, — все стягиваются. И руководители, и врачи, и медсестры. Здесь атмосфера такая".
Глава "Склифа" считает, что это и помогло сотрудникам в пандемию. "Мы просто привыкшие. Все готовы ко всему, — говорит он. — Я даже не помню, тяжело ли было работать во время ЧС. Ты просто работаешь и работаешь. А если включать эмоции, то работать будет невозможно". Но совсем их не включать все равно не получается.
Мы за всех бьемся. И понятно, что, когда погибает пациент, за которого ты бился, это непросто. Ты все время вертишь в голове: все ли мы сделали? Может, еще что-то можно было сделать? Но если реаниматолог будет прогонять через себя все чувства, он закончит жизнь суицидом. Поэтому у нас чувства-то притупленные
"Если б он знал, через какой ад ему предстоит пройти…"
— Вы сами-то привились? Или переболели? — строго спрашивает нас Петриков.
— Я только в июне привился, — говорит фотограф ТАСС. — Я, знаете, в прорубь ныряю. А из тех, кто этим занимается, ковидом никто не болел…
— Мы тоже сначала думали, что кто курит и пьет коньяк, тот не заболеет, — серьезно отвечает глава "Склифа".
Он вообще шутит с очень серьезным лицом. На вопрос "как вы помогаете себе справляться с такими нагрузками?" отвечает: "Медитацией". Так что успеваешь представить его себе в позе лотоса. Потом смеется: "Да нет, конечно".
Прошлым летом Петриков сдавал ПЦР-тест каждое утро — чтобы не бояться ездить домой. "Я думал, что у меня нос отвалится, — вспоминает он. — Потому что у нас ПЦР берут правильно. Там тампон в нос надо засунуть на 7–8 см. До слез". Он заразился в разгар второй волны. Болел тут же, в своем кабинете, продолжая работать — совещания по видеосвязи, документы на подпись от переболевших "гонцов". "Зато мы тогда с огромным количеством соавторов написали книгу по интенсивной терапии ковида, она в начале сентября вышла. А так бы времени не было, — рассказывает он. — У меня тут балкончик есть в кабинете, сотрудники приходили, спрашивали снизу, нужно ли мне что-нибудь…" Взять больничный он себе позволить не мог: стоял конец ноября, и "у нас тут мощно было".
Сейчас Петриков и все его близкие привиты. "Чтобы убедить людей вакцинироваться, им надо просто показать, как устанавливается система для аппарата ЭКМО, — говорит он. — В человека устанавливают две трубки толщиной с большой палец, и вся его кровь прогоняется через специальный аппарат, который насыщает ее кислородом". Пациенты на ЭКМО — это самые тяжелые больные, "они находятся на очень тонкой грани". "Непосвященному человеку, наверное, тяжело на это смотреть. Но если он это увидит, то поймет, что проще привиться…"
У нас был пациент, который очень спокойно относился к этой болезни, пока сам не заразился. Он три недели лежал на животе с маской, в общем, чуть не умер. Потом писал знакомым, что, если б он знал, через какой ад ему предстоит пройти, он бы вообще из дома не выходил, не то что носил бы маску…
Сергей Петриков говорит, что у сотрудников "Склифа" нет проблемы профессионального выгорания. "У нас большой штат психологов, и мы проводили на эту тему опрос, — рассказывает он. — Выяснилось, что потребность в психологической помощи у нас минимальная". Помогает поддержка коллег: "У нас тут такое братство, так всегда было". Выручает то, что в институте все знают свое дело, и руководителю не нужно постоянно все контролировать. Он даже спит все эти полтора года примерно так же, как и всегда, — правда, это не больше четырех — шести часов в сутки. "Нет, мне ненормально", — смеется он. Но это "ненормально" — такое же, как и в обычной врачебной жизни.
Но профессиональная деформация все равно проявляется.
"Я стал бояться общественных мест. С прошлой весны хожу только на работу и домой. Один раз прошлым летом жена вывезла меня в ресторан, но там были только мы и официанты в масках. И то я сопротивлялся, — говорит Сергей Петриков. — Если я разговариваю с кем-то, то только на дистанции два метра. А когда иду по улице и вижу, что мне навстречу идут люди, — я перехожу на другую сторону".
Бэлла Волкова