Император Александр III: царский урок, как справиться с санкциями

Портрет Александра III работы Ивана Крамского, 1886 год
"Россия сосредотачивается", "Европа подождет, пока русский царь удит рыбу", "У родины есть два союзника — армия и флот". В отечественной истории Александр III известен тремя фразами, которых не произносил. Но 120-килограммовый, высокий (193 см роста) царь сам годился в легенды, потому и множил их число. Про него рассказывали, что он гнул руками серебряные рубли, удерживал бицепсами крышу рухнувшего вагона, а на переговорах с австрийцами однажды бросил на стол скрученную вилку: "Вот что мы сделаем с вашей армией". "Будь осторожен с царем, ты же знаешь, какой он", — завещал в 1888 году своим наследникам кайзер Германии Вильгельм I. Из предостережения ничего не вышло. Берлин развернул торговую войну против Санкт-Петербурга, вылившуюся во введение современно выглядящих (и несправедливых) ограничений. Александр не сдавал — и в итоге… Германия сочла, что продолжение экономического противостояния не в ее интересах.
Армрестлинг большой политики
В 1887 году Александр III, с его недюжинной физической мощью, сам оказался в роли того, к кому пробуют применить силу. Развивавшаяся опережающими темпами Германская империя с момента своего возникновения в 1871 году утвердилась в роли основного торгового партнера России. К концу десятилетия на немцев приходилось уже 60% внешних заимствований Петербурга, 35% экспорта, и изнутри их позиции поддерживало аграрное лобби: сотни успешных помещичьих хозяйств зависели от экспорта хлеба на германский рынок. Этого могло хватить, чтобы обеспечить нейтралитет Российской империи в случае войны между Германией и Францией, а если бы Александр воспротивился этому, канцлер Отто фон Бисмарк готов был применить финансовый рычаг.
Читайте также
Царь в русской рубахе: мечта Александра III о крепкой консервативной России

Задним числом на фоне будущей Первой мировой войны русско-немецкое тарифное противостояние выглядит зловещим предвестием больших потрясений. В 1887 году Александр III и правда дал понять Бисмарку, что не допустит безоговорочного преобладания Германии в Западной Европе, добытого вооруженным путем. В ответ немцы отложили планы вторжения на запад, сосредоточившись на экономическом укрощении России. Пользуясь тем, что русские облигации торговались в основном на бирже Берлина, власти Германии произвольно понизили статус бумаг, запретив выдавать под них ссуды, то есть лишив частного инвестора стимула к вложениям. Это привело к обвальному снижению стоимости, чем… воспользовались французы. В Париже образовали синдикат по скупке облигаций, и русский долг перешел к неприятелям Бисмарка. Хотя Берлину это и казалось невозможным, но Российская монархия и Французская республика начали осторожное движение навстречу друг другу.
На рубеже 1880-х и 1890-х русско-немецкие экономические войны то затухали, то вновь накатывали волнами. Имперское Министерство финансов во главе с Иваном Вышнеградским привлекло к выработке стратегии долгосрочного противостояния выдающегося химика Дмитрия Менделеева. Вопросам экономики он посвятил работу 1892 года под названием "Толковый тариф". Годом ранее, в 1891-м, Россия ввела один такой: "покровительственный" на весь импорт, увеличив его с 14,7 до 32,7%. Германия в ответ исключила русские товары из своей системы льготных пошлин. Это был серьезный удар. Всего за два года, с 1891 по 1893 год, доля русского хлеба в немецком импорте катастрофически снизилась с 54 до 13,9%.
Тариф "по-царски, от души"
Продолжение торговой войны в этих условиях требовало от русского царя психологической выдержки. У Александра ее доставало. В Санкт-Петербурге сознавали, что не только Российская империя зависит от внешних рынков, но и наоборот. По состоянию на конец 1870-х 30% всего германского экспорта приходилось на российских потребителей. В 1893 году Россия ввела еще один тариф — скорее заградительный, чем покровительственный. Для Германии он означал увеличение пошлин вдвое. Против такого курса в 1892 году предостерегал Менделеев: по его мнению, крайний протекционизм губителен для отечественной экономики.
Повисшее между Германией и Россией напряжение быстро становилось нестерпимым для обеих сторон. Уже 3 октября 1893 года в Берлине стартовали переговоры по взаимному облегчению санкционного бремени. Российскую сторону на них представлял молодой министр финансов Сергей Витте. Поиски взаимоприемлемого решения требовали уступок, дававшихся с трудом. Зато, по свидетельству академика Максима Ковалевского, российский переговорщик предложил пойти на хитрость.
Видя, что немцы наседают, Сергей Юльевич поручил мне составить представление в Государственный совет о воспрещении выхода польских рабочих в восточно-прусские провинции, если немцы не пойдут на требуемые нами уступки. Представление это было напечатано, должным образом скреплено подписью министра финансов, а затем сожжено, за исключением двух экземпляров, из которых один попал в руки [канцлера Германии] графа Каприви, якобы ловко похищенный, а другой в таком же качестве, как весьма важный и абсолютно секретный документ, доставлен в одну из германских влиятельных аграрных газет. <…> И действительно, на тайном совещании Каприви ознакомил представителей Рейхстага с содержанием крайне секретного документа. Аграрии сдались по всем пунктам. Цель Витте была достигнута. Кстати, граф Каприви <...> перед вторым чтением в Рейхстаге передал Витте на просмотр ту часть речи, в которой он пытался доказать, что от таможенной войны пострадает Германия больше России"
Тактика, выбранная выдвиженцем Александра III Витте, предполагала нажим на главных противников русско-немецкой свободной торговли — прусских помещиков, желавших обеспечивать местный рынок самостоятельно, но зависевших от ресурса российской рабочей силы. Это была слабая для немцев переговорная позиция, делавшая выгодной тактику контрсанкций. Она в конце концов и сработала: новый компромиссный русско-немецкий торговый договор был подписан в январе 1894 года сроком на 10 лет, а в 1904 году его продлили — таким образом, он продержался до прямого столкновения между странами в 1914 году.
Великий эшелон на Восток
Готовность Александра III вести себя независимо на Западе сочеталась с державной волей усиливать свое присутствие на Востоке. В 1895 году, спустя несколько месяцев после смерти императора, России удалось выручить из тяжелого положения Китай, разгромленный Японией в ходе войны 1894–1895 годов. Японцы под совместным давлением России, Франции и Германии посчитали нужным уступить часть завоеванного. У России на руках имелась выгодная карта, которую сдал ей Александр III: строившаяся Транссибирская магистраль. По ней после завершения работ открывалась возможность непосредственно перебрасывать имперские войска на Восток.
Читайте также
Закрыть зарубежный счет: как Николай II вывозил деньги назад в Россию

Решение проложить железнодорожные пути на непостижимо гигантское, рекордное расстояние захватывало воображение людей по всему миру. По задумке и по реализации это был проект, предвосхищавший стройки XX века. Эпическое строительство предполагало изменение ландшафта: осушались болота, а туннели, когда требовалось, пробивали в толще холмов. На прокладке шпал трудился интернационал: от российских корейцев до "вест-арбайтеров" из Италии, при этом не соответствует действительности легенда о массовой смертности. Всем участникам, большинство из которых были русскими, достойно платили, что довело смету работ до астрономических 2 трлн рублей. Вокруг принципиального снижения расходов в Санкт-Петербурге происходили сражения, достойные Японо-китайской войны. На экономии до самой смерти в 1895 году настаивал министр финансов Иван Вышнеградский. Но Александр предоставил его место Сергею Витте. По почину того деньги Россия стала брать в долг у французов, быстро открывших кредит. Источник спорный и отягощенный политическими обязательствами. Но волевым решением императора даже при нехватке средств возведение великой сибирской дороги было решено довести до конца.
Битва бритве
Эпохе Александра III Россия обязана триумфальным, после 200-летнего перерыва, возвращением из изгнания бород. Художник Бенуа c оттенком недоброжелательства писал так: "Его [царя] борода, густая и окладистая, делала его похожим на боярина из древних времен. В этом было что-то нарочитое, словно он хотел подчеркнуть свою связь с народом и традицией".
Придворный Витте увидел в Александре, наоборот, подлинность: "Государь носил бороду, которая придавала ему вид настоящего русского мужика, но в этом облике чувствовалась сила и спокойствие. Он словно воплощал собой мощь России — простую, но несокрушимую".
До 1880-х ношение бород офицерами не допускалось уставом (кроме казаков и отдельных родов войск). Александр III довел до всеобщего сведения, что запрет снят, отрастив бороду лично. Внешний вид монарха, как считал его кузен великий князь Александр Михайлович, показывал дистанцию между царем и Европой. Так и родилась легенда про рыбу. В 1891 году во время визита французской эскадры в Кронштадт царь отказался от торжественного приема, диктовавшегося этикетом, а отправился на рыбалку. Позже ему приписывали фразу: "Пока русский царь занят рыбной ловлей, вся Европа может его подождать".
Игорь Гашков


