Когда в середине 2000-х на одном из федеральных каналов показали "Неголубой огонек", разницу с первоисточником заметили далеко не все: праздничный концерт мало чем отличался от традиционного новогоднего телешоу с артистами в искрящейся студии. Любимые песни, веселье, шампанское, гирлянда. Подлинный переворот, не оставивший от глянцевых "огоньков" камня на камне, случился на десять лет раньше — и тогда его заметили даже те, кто не имел телевизора. Премьера проекта "Старые песни о главном" оказалась куда громче, чем можно было ожидать, и стала для многих точкой отсчета: совсем скоро символы советской эпохи вернулись в страну, где еще вчера все прощались с Союзом.
"Песня не прощается с тобой"
Годы спустя беспрецедентный успех "Старых песен о главном" кажется закономерным и легко объяснимым. Еще проще найти мюзиклу двойника из прошлого, будто заново обжитого проектом специально для съемок. В 1970-х отдавать старинные номера молодым артистам пробовали в "Бенефисе" Евгения Гинзбурга, в 1980-х с программой послевоенных шлягеров по телевидению успешно выступала Людмила Гурченко. Сначала это были фронтовые песни, затем золотой фонд из кинофильмов и спектаклей.
Более того, скучать по уходящему советскому прошлому в его деревенских очертаниях накануне индустриализации авторы развлекательных программ стали задолго до распада самой большой сверхдержавы. И если во времена застоя эти номера напоминали случайную встречу со старым знакомым в духе "Эх, Андрюша" из "Веселых ребят", то в последние годы СССР — скорее проводы эпохи, как в кавер-версии советского гимна в "Оба-на!". Легко, без кома в горле и излишней патетики со слезами на глазах.
Пройдет всего несколько лет, и предложенную Станиславом Говорухиным формулу "так жить нельзя" сменит вывод Эдуарда Лимонова "у нас была великая эпоха". Даром что и фильм, и повесть будут закончены примерно в одно время, когда до "крупнейшей геополитической катастрофы века" оставался год-другой.
"Колхозный праздник"
Идея "Старых песен" принадлежала телеведущим Леониду Парфенову и Константину Эрнсту. В 1993 году они готовили спецвыпуск программы "Портрет на фоне", посвященный Алле Пугачевой, и заметили, что публика на концертах неожиданно тепло принимает несвойственный певице репертуар — старые застольные песни и шлягеры из кино. Особенно их поразил успех "На тот большак, на перекресток" Клавдии Шульженко. Так авторы фильма пришли к идее специального шоу для Примадонны с полузабытыми песнями разных лет, а затем — к музыкальному фильму, в котором за советские типажи возьмутся современные популярные артисты.
"Мой теоретический вклад был такой, — вспоминал Парфенов. — Я приносил репродукцию картины Сергея Герасимова "Колхозный праздник", где были все нужные нам герои. Осталось подобрать каждому выходную арию. Скажем, "я в масштабах ваших недостаточно красив" — это пусть будет Олег Газманов. Вот две девки-сплетницы из сельпо — это "хорошие девчата, заветные подруги" Лариса Долина и Ирина Отиева. Солдат вернулся из армии, а девушка не дождалась — это будет Пресняков, и так далее".
Задуманная лента обыгрывала музыкальную комедию "Кубанские казаки" и показывала будни и нравы послевоенной советской деревни. Роль председателя колхоза и "женщины трудной судьбы" отводилась самой Пугачевой. Однако невероятным творческим планам помешала банальная нехватка денег. "Пока Костя не стал начальником (Эрнст был назначен генеральным продюсером ОРТ в 1995 году — прим. автора), никаких шансов на осуществление проекта не было", — продолжал Парфенов.
Название "Старые песни о главном" отсылало к перестроечному хиту "Верю я" группы "Браво". "Он пропоет мне новую песню о главном", — пела Жанна Агузарова. По иронии судьбы в первой части проекта не оказалось ни песни "На тот большак", ни Аллы Пугачевой, ни "Браво", ни колхозного праздника. Впрочем, и того, что было, хватило, чтобы покорить аудиторию раз и навсегда.
Примиряющий голос
Новаторы Парфенов и Эрнст — сознательно или нет, не так важно — подобрали своей музыкальной ретроспективе наиболее удачную интонацию. После нескольких лет непрестанных разоблачений, осуждений и проклятий в адрес Советского Союза на фоне падающего уровня жизни примиряющий голос "Старых песен" оказывал терапевтический эффект или, во всяком случае, не усиливал чувство вины. В них не было ни нафталина, ни имперского пафоса, ни сведения счетов с родиной отцов, как не было, впрочем, и трезвого взгляда на устройство ушедшей в прошлое страны.
Новые аранжировки старых песен оставляли в выигрыше всех участников авантюры: молодые певцы подавали себя с выгодных сторон (кто мог подумать, что у них профессиональные поставленные голоса?), а с мэтров и мастодонтов слетала бронза. Экранное коллективное счастье пробуждало затаенную надежду на общество всеобщего благоденствия.
Другой компромисс касался выбора песен. В картину не попали кондовые патриотические песни, лагерный блатняк или духоподъемная макулатура — зато вдруг прозвучали "На поле танки грохотали", "Я милого узнаю по походке" и "Одинокая гармонь". Оказалось, что заслуженные артисты "Песни года", самые востребованные лица новой эстрады и музыкальные реликты времен Утесова и Руслановой, вполне уживаются друг с другом, если подменить строгую иерархию вольницей вымышленного мира. И действительно, что могут не поделить "пасечник на пенсии" Андрей Макаревич, "пастух" Александр Малинин и "шабашник с юга" Филипп Киркоров? В то время как представить их втроем на одном альбоме до сих пор довольно трудно.
Кроме того, экстремальных несовпадений типажей и характеров проект не предлагал, оставив за скобками ультрамодных на тот момент Влада Сташевского и Андрея Губина, с одной стороны, или авторитетных Михаила Круга и Михаила Шуфутинского — с другой.
Ирония или осечка?
Небольшие отступления во вселенной проекта были заметны еще в первой части (персонажи сталинских пятилеток наряду с народными песнями могли затянуть шлягеры брежневской поры), но во второй и тем более третьей на противоречия и нестыковки, вероятно, махнули рукой. Понятно, что никто не ждет от новогодней музыкальной сказки многоходовок и системы Станиславского, они им буквально противопоказаны. А вот цельность и внутренняя логика точно не помешали бы.
В продолжении "Старых песен" действие переносится из деревни в город, причем сразу в столицу, а оттуда — в еще более условный и искусственный мир — в павильоны "Останкино" и "Мосфильма". Это невероятно расширило возможности сценаристов — теперь с героями в прямом смысле происходило все что угодно. Сергей Мазаев и Татьяна Буланова летали над облаками, Николай Фоменко ходил в костюме-тройке у незнакомого поселка на безымянной высоте, кабаре-дуэт "Академия" пел Ивану Грозному диско Moskau. Однако взяв напрокат узнаваемые сцены из классики советского кино, авторы упустили важную деталь: все они работали только в пространстве самого фильма.
Из-за смешения контекстов времени, декораций фильмов и имиджей артистов внимательный зритель с замашками телекритика и дипломом искусствоведа мог заметить, что Николай Расторгуев исполняет песню "Есть только миг" из фильма "Земля Санникова" в декорациях "Белого солнца пустыни". Лариса Долина поет песню "Ищу тебя" из фильма "31 июня", играя роль Анны Австрийской из "Д’Артаньяна и трех мушкетеров". А Валерий Меладзе, цитируя знаменитый телефонный звонок Мимино из одноименного фильма, вдруг переключается на песню "Звездочка моя ясная" ВИА "Цветы" без малейшего повода.
Лирические герои песен могли быть противоположны героям фильма. Так бойз-бенд косарей с вилами "На-На" уверяет, что "первым делом самолеты", профессиональный долг, но понятно, что это и близко не так. Сельский ловелас Агутин поет о верности, якобы одинокая героиня Ирины Аллегровой обещает "на тебе сошелся клином белый свет" и поочередно принимает в гости трех мужчин. Почему? Потому что типаж и слава "шальной императрицы" сильнее и понятнее зрителю.
Владимир Пресняков поет "Течет река Волга" в кожаных обтягивающих штанах и нарочито высоким голосом — на очевидном контрасте с привычной всем версией Людмилы Зыкиной — и ставит себя и зрителей в неловкое положение. Это ирония или осечка? Постмодернизм или дилетантство? Кажется, именно эта неосторожность авторов и их готовность использовать все краски сразу привела к тому, что запасники советской эпохи были опустошены всего за несколько серий. Понятных архетипов и любимых нарицательных имен больше не осталось.
Ностальгия по "Старым песням"
Путаница в хронологии и наложение контекстов сыграло злую шутку не только с авторами проекта, но и с массовым зрителем. Принято считать, что "Старые песни о главном" пробудили всенародную ностальгию по советскому прошлому и погрузили страну в теплые воспоминания о прошедшей эпохе.
Однако стоит внимательно присмотреться к эволюции телепроекта, как станет ясно, что уже на третьем выпуске (и особенно на последнем, "Постскриптум") отношение к советской культуре меняется от уважительного к саркастическому. От умиления и ламповой ностальгии не осталось и следа. Место тоски по былому прекрасному веку заняли ирония и холодное препарирование. В этой связи сложно всерьез говорить о реконструкции — скорее, речь идет о деконструкции, если не демонтаже. То, что начиналось как паноптикум милых сердцу и наивных простаков вроде родственников из провинции, перестало нести утешение в прошлом.
Как ни странно, регулярные повторы первых трех частей "Старых песен" лишь подтверждают этот неутешительный вывод: если бы заветный ретромеханизм работал, то самый успешный телемюзикл страны продолжал выпускать все новые и новые серии, однако этого не происходит. Нужен именно повтор, а не имитация повтора. Так что если "Старые песни о главном" и запустили ностальгию, то спустя четверть века это может быть только ностальгия по самому проекту. Точнее, по временам, когда он выглядел невероятно свежо и смело. В них и правда хотелось бы вернуться, "на тот большак, на перекресток".