Несмотря на непримиримо жесткую позицию в отношении Тегерана, Дональд Трамп уходит с президентского поста, не добившись на иранском направлении практически ничего. Однако в любом случае действия 45-го президента США значительно повлияли на происходящие внутри Ирана процессы. Трамп уходит, оставляя за собой глубокий след в сознании простых людей и мировоззрении политических элит Исламской Республики.
Когда стало очевидно, что Трамп проиграл на выборах в США, президент Ирана Хасан Роухани не скрывал злорадства. "Некоторые говорят, что мы воодушевлены приходом Джозефа Байдена к власти [в США]. Это не так, но мы очень счастливы, что ушел Трамп", — замечал он.
Нынешнему президенту Ирана есть за что испытывать неприязнь к экс-лидеру США. Этот человек фактически перечеркнул главное достижение действующей администрации — ядерную сделку. В результате Роухани из "шейха дипломатии", как его называли после ее заключения, быстро превратился в символ экономического кризиса в Иране, спровоцированного американскими санкциями.
Трампа на президентском посту больше нет, но и самому Роухани осталось возглавлять правительство чуть больше полугода. Даже если Тегеран успеет за это время добиться возращения США в ядерную сделку, население сможет почувствовать изменения к лучшему совсем не сразу.
Так что эксцентричный глава Белого дома стал не только причиной обострения отношений США с Ираном, но и разрушителем политического рейтинга Хасана Роухани. При этом последствия от действий Трампа для Ирана совсем не ограничиваются личностью нынешнего президента.
Максимальное давление
Политика Трампа в отношении Ирана была упертой и бескомпромиссной. Американский лидер заявлял, что выступает за диалог с Тегераном и Вашингтон выходит из ядерной сделки только для того, чтобы заключить лучшее соглашение. Однако реальные шаги противоречили официальной версии.
Заявляя о намерении вести переговоры с Ираном, американская администрация последовательно уничтожала все возможности для начала такого диалога. Персональные санкции со стороны Вашингтона в отношении главы МИД Ирана и духовного лидера, а также провозглашение террористами Корпуса стражей исламской революции — то есть большей части ВС Ирана — наглядно демонстрировали невозможность установления контакта между Тегераном и администрацией Трампа. И в Белом доме с Госдепом не могли этого не понимать.
О том, чего добивался президент США от Ирана, наглядно говорят 12 требований, выдвинутых госсекретарем США Майклом Помпео к Тегерану в мае 2018 года. Они включали фактический отказ от ядерной и ракетной программ, а также всех ключевых аспектов политики Исламской Республики на Ближнем Востоке. Иными словами, Трамп хотел от Тегерана не переговоров, а полной и безоговорочной капитуляции по всем фронтам.
Капитуляции противника можно требовать, когда твои войска находятся на подступах к вражеской столице. Однако позиции Ирана в региональном противостоянии с США и их союзниками если и были ослаблены за годы Трампа, то совсем незначительно. Очевидно, что иранское руководство не приняло бы такие условия, даже будучи в значительно более плачевном состоянии. Так что максимализм Трампа на этом направлении был нереалистичным с самого начала.
Существовала и другая задача для политики максимально давления — это "смена режима" в Иране. Формально определенная логика в постановке такой цели была. Иран испытывал серьезные экономические и социальные проблемы еще до выхода Вашингтона из ядерной сделки. Так, зимние протесты — 2017–2018 с несколькими десятками погибших произошли в тот период, когда после ядерной сделки санкции были сняты и ВВП Ирана показывал положительную динамику. Поэтому максимальное давление должно было обострить внутренние противоречия в стране и повысить протестную активность населения.
Во многом так и произошло. Следующая волна протеста в ноябре 2019 года стала самой кровопролитной в истории страны — только по официальным данным, погибли более 200 человек. Однако появление демонстрантов, поджигающих заправки и банки и нападающих на полицию, совсем не обязательно означает конец государства. Более того, курс на "смену режима" за счет экономического давления и поддержки протестующих продвигался со стороны США в Иране с момента образования Исламской Республики. И если всем предыдущим американским лидерам этой цели добиться не удалось, то почему должно было повезти 45-му президенту?
Иными словами, Трамп в отношении Ирана выбрал откровенно авантюрный путь, который мог увенчаться успехом в одном случае из десяти. Чуда в итоге не произошло.
Противоположный результат
По многим направлениям усилия Трампа не только не достигли положительных изменений для США, но привели к противоположным итогам. Так, рассказы Госдепа о том, что Иран стал менее опасным для Вашингтона и более уязвимым, не выдерживают критики.
Прежде всего, не оправдался расчет на то, что сокращение поступлений в бюджет Ирана приведет к снижению его активности в регионе. Тегеран всегда сильно уступал США и их союзникам в финансовых возможностях, а реализация его военной стратегии отличается относительной дешевизной. На продолжение своей региональной политики Ирану средств хватало даже в условиях самых жестких санкций.
Не возросла и степень безопасности американских сил и их союзников на Ближнем Востоке. Действия проиранских структур стали более агрессивными, а дипломатические объекты и войска США в регионе начали регулярно подвергаться обстрелам со стороны близких к Тегерану сил. Досталось и союзникам США. Так, поддерживаемые Ираном хуситы в Йемене регулярно осуществляли атаки по инфраструктуре Саудовской Аравии, самой крупной из которых стало нападение беспилотников на нефтяные объекты в Абкаике и Хурайсе в сентябре 2019 года.
При Бараке Обаме США всегда могли пригрозить Ирану возвращением санкций в случае слишком агрессивных действий в регионе. Однако Трамп лишил себя этой возможности, введя за короткое время самые жесткие финансовые ограничения в истории. Иран оказался в ситуации, когда экономически терять ему уже было нечего. В результате у Вашингтона из всех средств сдерживания остались только военные, которых Трамп длительное время задействовать не решался. Пошел он на это только в январе 2020 года, распорядившись нанести удар по генералу Касему Сулеймани и тем самым поставив регион на грань полномасштабной войны. Однако, к счастью, худшего сценария удалось избежать.
Другим следствием политики Трампа стал то, что технически Иран сегодня ближе к созданию ядерной бомбы, чем когда-либо. После выхода США из ядерной сделки Тегеран начал постепенно отказываться от выполнения собственных обязательств в рамках соглашения. В результате иранская ядерная программа к концу 2020 года вышла на такой уровень, что, если Тегеран примет решение создать атомную бомбу, ему может потребоваться для этого всего три-четыре месяца. До выхода Вашингтона из ядерной сделки этот период оценивался примерно в один год.
Наконец, из-за этого шага США в политической системе самого Ирана укрепились консерваторы, которые выступают за более жесткий подход в отношении Соединенных Штатов и Запада в целом. Более того, возвращение санкций вынудило иранцев активизировать схемы по обходу ограничений, за которые отвечает КСИР. В результате силовой блок получил еще больше политического и экономического влияния в стране. Таким образом, структуры, являющиеся каркасом Исламской Республики, только усилились.
Разочарование в Западе
Одним из главных итогов президентства Трампа стал пересмотр отношения политической элиты и общества Ирана к роли Запада. Прежде всего, правящая верхушка утвердилась во мнении, что США не являются надежным партнером, а любое заключенное с американцами соглашение может быть запросто отменено следующим президентом. Кроме того, Тегеран был сильно разочарован действиями Европы. Франция, Великобритания и Германия на словах поддерживали ядерную сделку после выхода США, но на деле не сделали ничего для нейтрализации последствий американских санкций.
Что касается иранского общества, то вряд ли оно сильно поменяло свое отношение к Западу в целом. Здесь наблюдается раскол, при котором какая-то часть населения видит в США и Европе пример для подражания, в то время как другая воспринимает западные страны как соперников или даже врагов Ирана. Однако главный итог в том, что практически все слои общества сегодня утратили доверие к тем иранским политикам, которые выступают за нормализацию отношений с Западом.
Роухани и его сторонники изначально выступали за то, что налаживание отношений с США и Европой принесет долгожданное процветание населению страны. Однако результат оказался плачевным, а последние годы стали одними из самых сложных для иранцев за долгое время. Иными словами, предложить избирателям идею нормализации отношений с ЕС и США в качестве основного решения внутренних проблем уже не удастся.
Иран не может и не хочет жить в изоляции, поэтому налаживание отношений с остальным миром, включая западные страны, остается для Тегерана безальтернативным. Однако теперь двигаться по пути международного сотрудничества придется в новых условиях. Прежнего воодушевления от идеи взаимодействия с мировым сообществом уже быть не может, но и закрыться от мира не получится. Страна еще долго будет вспоминать неудачи, связанные с эпохой Трампа, которые будут придавать дополнительную инерцию внутренним и внешним процессам вокруг Ирана.