Инфляция имеет глобальный характер, отметил на Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ) первый вице-премьер Андрей Белоусов. Немногим ранее он высказал близкое предположение конкретно по США — ожидается "небывалый" рост инфляции. О необратимых трансформациях в мире, как на ПМЭФ-2021, так и раньше, неоднократно говорил президент России Владимир Путин. Слова Белоусова указывают же скорее на то, что из-за многолетнего глобального кризиса к худшему изменился прежде всего Запад — государства, которые принято называть ядром или центром глобальной экономической системы.
Если добавить сюда слова, высказанные министром иностранных дел РФ Сергеем Лавровым на недавнем марафоне "Новое знание", постановка вопроса станет более ясной. Он в немалой мере говорил о том, что западные лидеры считают другие нации менее развитыми, а потому обязанными следовать указаниям "развитых стран".
Все это — вместо консенсуса, которого в мире более не существует ни на основе международного права, ни на основе экономики. Это новая реальность, в которой новыми являются и многие проблемы, например, зарождающаяся в старом ядре глобального капитализма инфляция. Но прежде консенсус имелся.
Как пал "вашингтонский консенсус"
В первые месяцы уже далекого 2008 года на американских и других фондовых биржах произошли первые, пока небольшие падения. К лету же стало понятно, что в экономике США разворачивается настоящий кризис. Одни называли его банковским, другие финансовым, третьи имели смелость говорить об общем мировом спаде. Во второй половине года стало фактом — рынки рухнули. К этому моменту начала работать система межправительственной взаимопомощи, что продемонстрировало наличие в мире "вашингтонского консенсуса".
Он был принят не только элитой стран "центра" (накапливающей капитал и направляющей инвестиции), но также странами экономической "периферии" и "полупериферии".
В 2008–2009 годах США крайне нуждались в "вашингтонской" солидарности. И она была выражена в рамках саммитов G20; также страны БРИКС продемонстрировали готовность скоординированно работать для преодоления мирового финансового кризиса. Осенью 2009 года президент США Барак Обама объявил всему миру, что видит признаки окончания кризиса. Огромную роль здесь сыграла готовность многих правительств и центральных банков следовать американским рецептам ради спасения равновесия рынков. Правда, когда в 2013–2016 годах странам БРИКС и меньшим экономикам потребовалась ответная помощь, Вашингтон ее не оказал.
Так, в 2015 году, например, Шанхайская биржа пережила крах — падение более чем на 40%. Импорт и экспорт КНР в эти годы оказались в нижней исторической точке. В Индии затруднения были наименьшими по сравнению с другими членами БРИКС, но китайские проблемы задевали всех.
В январе 2015 года Обама заявил: "Сегодня после прорывного для Америки [2014 года] наша экономика растет и создает рабочие места наиболее быстрыми темпами с 1999 года". Он сказал, что "тень экономического кризиса прошла" и "положение страны крепкое". Тем временем повсеместно распространяющийся в странах с полупериферийным и периферийным типом экономики кризис Вашингтон, Лондон и Брюссель просто не замечали. Вместо ответной солидарности страны БРИКС получили санкции (Россия), торговый нажим (Китай, России и другие) и государственные перевороты (Бразилия) с косвенным влиянием. Этим была поставлена точка в истории "вашингтонского консенсуса".
Постразвитые и переразвитые страны
В 2013–2016 годах Запад поменял правила игры. США, Англия и ЕС получили поток капиталов из других зон мира, так как там царили неопределенность, девальвация, падение продаж, разорение фирм и рост безработицы, банковские и иные проблемы, вызванные обрушением мировых цен на сырье. Капиталы бежали из зоны бедствия туда, где надеялись найти тихую гавань. Возможно, именно тогда выражение "развитые страны" в последний раз звучало серьезно, поскольку старый центр мирового капитализма ощущал себя вновь обретшим силу и вес.
Однако именно в это время обнаружились первые сбои нового курса на Западе. Суть его состояла в том, чтобы убрать посредников, под которыми понимались независимые национальные администрации в наиболее сильных странах (например, страны БРИКС).
Пересмотр "вашингтонского консенсуса" в свою пользу был задуман не случайно. За фасадом бодрых речей руководителей США, ЕС и Англии о состоянии их экономик в мрачные для остального мира 2014–2016 годы был скрыт страх. Центральные банки Запада сохраняли очень низкие ключевые ставки. Политика нормализации ставки в США достигла пика 19 декабря 2018 года, когда ставка ФРС была повышена до 2,5%. В 2019 году под нажимом замедления мировой экономики она была трижды понижена. Так, в 2020 год США вошли со ставкой 1,75%. 16 марта того же года ее пришлось второй раз с 2008 года "обнулить", понизив до 0,25%. Но это не помогло. Экономика рухнула.
Внешние ресурсы — вот чего хотели западные элиты после финансового шока 2008–2009 годов. Давние центры мировой системы вынуждены были одобрить огромные финансовые вливания в банковскую сферу, рост правительственных долгов и терпеть немалый бюджетный дефицит. Существовала проблема роста социального недовольства. К этому можно, думаю, отнести то, что в 2016 году президентом был выбран Дональд Трамп — граждане США испытывали, видимо, меньше восторга, чем Обама в отношении "процветания".
В самом старом ядре росли внутренние противоречия, замешанные на том же общественном недовольстве. Именно тогда британцы проголосовали за выход из ЕС, надеясь на лучшую материальную перспективу для себя.
При этом, как мне видится, все это было связано с неудачами нажима на Россию и Китай. Обвал экономик Запада в 2020 году показал лучше всего, чего стоила эта политика. Развитые страны на деле в 2008–2020 годы предстали постразвитыми или даже переразвитыми, в том смысле, что капитализм достиг в них своего предела. Однако это достижение произошло не в ленинском смысле, а примерно так, как это случилось с Северной Италией в конце Ренессанса (XVI–XVII века) — за финансиализацией экономики наступил ее упадок, политическая, материальная, а потом и культурная деградация.
"Британская мечта" как ожидание
В то время как американские элиты боролись с Трампом как вышедшей из-под контроля угрозой, их британские коллеги сумели нейтрализовать левых лейбористов Джереми Корбина, а во Франции сбили опасность со стороны национал-консерваторов во главе с Марин Ле Пен. При этом успех консерваторов Соединенного Королевства был самым показательным событием на фронте реакции, так как базировался не на политических трюках, а на вере общества в неолиберальную "британскую мечту". Она состоит в том, что финансиализация экономики страны будет идти дальше и всем гражданам обеспечит в конечном счете щедрую долю от процветания банков, сервисных и торговых офисов.
Так, в 2013 году Банк Англии констатировал: в 1975 году активы местных и зарубежных банков в Британии составляли около 100% ВВП; в 2013 году этот показатель увеличился до 450% ВВП, что оказалось больше почти в пять раз аналогичного показателя США. В денежной форме показатель давал 5 трлн фунтов стерлингов — $7,8 трлн по курсу на момент подсчета. Прогноз Банка Англии состоял в том, что к 2050 году активы банковского сектора должны достичь 950% ВВП (порядка 60 трлн фунтов стерлингов). Английские аналитики полагали, что политика Лондона обеспечит новый успех финансиализации экономики. Это означало, что другие страны, прежде всего евразийские, должны будут зависеть от Соединенного Королевства.
Тем более прогноз Банка Англии предполагал не только выход из кризиса экономики в прежнем ее виде, но и создание офисных и сервисных рабочих мест. В 1980-е годы крупнейший британский историк современности Эрик Хобсбаум говорил, что отход рабочего избирателя от лейбористов связан с новыми ожиданиями, навеянными неолиберальными реформами.
На президентских выборах 2020 года в США Джо Байдена поддержали жители штатов побережья, места финансовой и сервисной экономики. "Ржавый пояс" (Индустриальный, или Фабричный, пояс — часть Среднего Запада и восточного побережья США) и центральные производственные штаты голосовали против.
"Британская мечта" таким образом — лишь сильнейшее выражение западной мечты в целом.
Евразийское чудо, рождающееся на глазах
Экономический спад 2020 года оказался для США, Англии и стран еврозоны столь тяжелым от того, что они не смогли добыть обеспечение под свои планы. Их эффективность борьбы за сохранение позиций в мире в 2014–2019 годы не была на должном уровне.
Именно в это время произошло, например, сближение Москвы и Пекина, начал развиваться Евразийский экономический союз (ЕАЭС). В России и Китае в 2020 году показали умение брать под контроль стихию кризиса — грамотно приостанавливая, а потом перезапуская экономику. Не только национальная независимость, но и государственное регулирование было выведено на новый уровень. Оно оказалось независимым и, как отметил на ПМЭФ-2021 Владимир Путин, чрезвычайно эффективным. Все это вместо следования рекомендациям западных стран, МВФ и ВБ. На Россию, Китай и других партнеров все больше начинают ориентироваться правительства многих стран Африки, Латинской Америки, Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока.
Думаю, в мире формируется новый консенсус — евразийский — и уже новые лидеры станут направлять процессы в глобальной экономике. Хотя понятно, что старое ядро мировой системы еще долго будет противоборствовать такой трансформации. А спрос в Евразии будет увеличиваться, тогда как Запад исчерпал кредитные механизмы поддержки роста потребления, наблюдается дефицит хорошей работы. Обеспечить ее становится все сложнее из-за выноса индустрии, с одной стороны, и ощутимого достижения границ курса финансиализации.
Путь новых центров развития, конечно, тоже не прямой. Они сталкиваются со многими проблемами, которые нельзя свести лишь к неблагодарности и недружелюбности старых лидеров. Одной из преград является и мировая волна инфляции, однако она не отменяет перспективы роста. Но уже сейчас ощущается, что 2020–2030-е годы будут временем евразийского консенсуса.