"Играла очень смешно, ей всегда аплодировали". Иван Ургант — о бабушке Нине

Если вам кажется, что вы не видели фильмов с ее участием, просто вспомните знаменитую сцену из "Белорусского вокзала". Женщина с гитарой, исполняющая песню Булата Окуджавы "Нам нужна одна победа", — это она. У нее было много ролей в театре и кино, но именно этот небольшой эпизод когда-то запомнили все.

Внуку актрисы, телеведущему Ивану Урганту, не раз доводилось исполнять эту песню в детстве. И это лишь крохотная часть того, что в его жизни связано с бабушкой. Позже Нина Николаевна чаще видела внука по телевизору, чем вживую: она жила в Петербурге, где провела всю жизнь. Но они были так же близки, как много лет назад, когда он делал "коктейли" из ее варенья, а она возила его на красных "Жигулях".

Иван Ургант рассказал ТАСС о бабушке, которую "бабушкой" называет только в разговорах с журналистами.

Об имени и "красном мотоцикле"

Мои первые воспоминания, связанные с Ниной Николаевной, ничем не отличаются от воспоминаний любого другого мальчика, у которого есть бабушка. Все мое детство бабушка была веселой, молодой женщиной, которая все время ездила на машине. В нашей семье машина была только у нее, что выгодно выделяло ее из всех моих родственников. Когда она приезжала за мной в детский сад на красных "Жигулях", я кричал: "Там бабушка приехала на красном мотоцикле!" 

Хотя она работала и была крайне занята. Я полагаю, мне перепало гораздо больше, чем папе, поэтому меня бабушка часто называет Андрюшей (отец Ивана — актер Андрей Ургант — прим. ТАСС).

Ну и, собственно, я ее бабушкой никогда не называл. У Нины Николаевны был друг, дядя Володя. И он мне как-то сказал: "Ну что ты называешь ее бабушкой! Она же не бабушка, посмотри на нее, она молодая, называй ты ее Ниной!" Я подумал и решил прислушаться, и с тех пор называю ее Ниной.

О деньгах на книжке, "Рубине" и "меркантильном интересе"

Бабушка не швырялась деньгами, но и не складывала их под кровать. Деньги у нее были: она много работала, получала достаточно большую зарплату, была народной артисткой и лауреатом разных премий. Есть семейная легенда о том, что она любила, чтобы у нее на книжке всегда лежали деньги на автомобиль — 10 тысяч рублей. Она всегда знала: ну вот если что, я могу себе купить новую машину. Так они и пролежали там до денежной реформы.

Я все время пытался как-то подвести ее к мысли, что неплохо бы купить видеомагнитофон, японский телевизор… Но Нина Николаевна считала, что нам хватит совершенно спокойно нашего большого "Рубина". Этот "Рубин" был цветной, что тоже выделяло бабушку среди всех моих родственников. В общем, к бабушке у меня был в основном меркантильный интерес.

О гитаре, дерматиновом пальто и Высоцком

Я учился играть на гитаре, которая лежала у бабушки дома. На ней играл Высоцкий, когда приходил к ней в гости. Она была семиструнной. Мне отдали эту гитару, и я ее переделал в шестиструнную, учился на ней играть и куда ее только не возил. Мама сшила для нее чехол из дерматинового пальто моей другой бабушки, которую тоже зовут Нина. Таким образом, две бабушки "встретились".

Эта гитара так и лежит у меня дома в Петербурге, и я думаю, что пора бы мне ее достать. Она обычная, тогда дорогих гитар ни у кого не было. Сейчас у меня появилось настойчивое желание иметь семиструнную гитару. Надо найти мастеров, которые приведут ее в порядок. 

Играть я учился сам. Бабушка меня научить не могла, потому что сама не умела. Хотя я долгое время думал, что она прекрасно играет на гитаре, потому что в "Белорусском вокзале" она поет песню Окуджавы. На самом деле на съемках вместо нее играли два гитариста.

О "Белорусском вокзале" как части жизни 

Я уверен, что если попросить людей пересказать фильм "Белорусский вокзал", мало кто сможет это сделать. Все скажут: "Ну это там, где они сидят, плачут, а она поет". Я был удивлен, когда внимательно посмотрел этот фильм и понял, что эта сцена в самом конце, а роль бабушки — маленькая, эпизодическая. Но именно это запомнилось.

Мне кажется, что это один из лучших фильмов о войне. Потому что в нем, во-первых, нет войны. Чтобы показать ужасы войны, необязательно показывать оторванные головы.  

Об американце, стиральной машинке и роли Гертруды

Все свое детство я провел в Театре имени Пушкина (Александринский театр в Санкт-Петербурге, в то время — Ленинградский академический театр драмы имени А.С. Пушкина — прим. ТАСС), где играла Нина, и есть несколько спектаклей, на которых я буквально вырос. Я сидел в ложе помощника режиссера, она практически находится на сцене. Помню спектакль "Аэропорт" Артура Хейли, где бабушка играла "зайца" — человека, который без билета проходит на самолет. Играла очень смешно, ей всегда аплодировали.  

Когда она репетировала роль Гертруды в "Гамлете", ко мне по обмену приехал жить американец. Ему было 15, мне 14. Дома у моей мамы мы не помещались: там очень маленькая квартира была, мои сестры младшие, мама, ее муж. А американца надо было принять, чтобы я потом поехал по обмену в США. И бабушка сказала: "Ладно, пускай они приезжают ко мне".

Так два подростка оказались в квартире народной артистки. Американец каждый день снимал джинсы и клал их в стирку. В нашей стране тогда так не было принято. Стиральная машина была, но не автоматическая (вообще лично для меня жизнь поделилась на "до" и "после" возникновения стиральной машины "Вятка-автомат"). Это был такой бак, в который белье загружалось, как-то крутилось, а потом бабушка его отжимала.

Мог ли американец отжимать его сам? Нет, ну что вы. Это же бабушка! Я думаю — я, в принципе, мог бы это сделать. Но я это делал, когда жил у мамы, а у бабушки — нет. Так что она обстирывала двух огромных лбов, еще и готовила нам каждое утро завтрак и отправляла нас в школу. Это продолжалось месяц. При этом она репетировала Гертруду. Для меня до сих пор остается загадкой, почему она не выпила яду. Особенно если учесть, что она привыкла жить одна и любит одиночество. Собственно, с моего детства ничего не изменилось — она по-прежнему живет одна и не хочет, чтобы с ней кто-то жил.

О самой знаменитой театральной байке

Театральных баек я слышал много, но не все эти байки можно рассказывать в средствах массовой информации. Самая знаменитая история, связанная бабушкой, произошла, когда меня еще не было на свете.

Было пять часов утра, в ее дверь позвонили. На пороге стояли совершенно голые Александр Ширвиндт, Марк Захаров, Андрей Миронов и Зиновий Гердт. Они сказали: на нас напали хулиганы и раздели догола, отняли всю одежду, нам просто на две секунды зайти, позвонить, вызвать такси, пустите нас. Она, конечно, пустила. И выяснилось, что они всю одежду спрятали под лестницей: им просто нужно было где-то посидеть, а рестораны уже закончили работать. Поскольку у бабушки очень хорошая зрительная память, а эта история стала легендой в нашей семье, то я с тех пор прекрасно понимаю разницу между Театром имени Ленинского комсомола и Театром сатиры (в Театре сатиры работал Миронов, в Ленкоме — Захаров и Ширвиндт — прим. ТАСС).

О кошках, коммунизме и Дусе

Мы с папой считаем, что лучший подарок Нине — это больная беременная кошка. Потому что сначала ей будет кого лечить, а потом у нее появятся еще кошки. Поколения котов прошли через Нину Николаевну. Как говорит папа, Хрущев обещал, что следующее поколение советских людей будет жить при коммунизме, а у Нины кошки жили при коммунизме всегда. Им уделялось внимания больше, чем многим людям.

Сейчас у нее есть кошка Дуся. Спустя некоторое время выяснилось, что Дуся — мужчина. И его стали называть Дусь. Он очень пугливый. Со мной к бабушке приходит достаточное количество громких детей (у Ивана и его жены четверо детей — прим. ТАСС), кот прячется, и все мои дети знают, что в квартире у бабушки живет невидимый и неслышимый кот Дусь.

О строгости, десерте и гиене

Нина Николаевна всегда говорит то, что думает, и никак не пытается сгладить углы. Она не будет говорить: "Ванечка, мне кажется, тебе стоит задуматься над тем, есть ли тебе десерт или нет". Она скажет: "Что-то ты размордел, это непорядок!" Или: "Немедленно соберись! Мне не нравится, как ты говоришь, перестань тараторить! Что ты все время ржешь, как гиена?" И так далее. Ей в этом смысле совершенно все равно — внук я ее или нет. Она и в моем детстве была требовательной и строгой, следила, чтобы я делал уроки. Но при этом она меня очень сильно баловала. Это сочеталось так: она меня балует месяц, а потом минуты три ругает. А потом опять балует. Так что я готов был это терпеть.

Я всегда прислушиваюсь к ее мнению. Мне кажется, некоторые вещи она даже не замечает, а как-то чувствует. Она может не понимать, о чем я говорю с гостем передачи, но чувствовать настроение, темп, атмосферу она умеет. И в этом смысле ее советы очень ценны. Любит ли Нина Николаевна мои программы? Я все-таки склонен полагать, что она любит меня, и паровозом идут какие-то вещи, которые я делаю. 

О поклонах, еде и звучном слове

На премьере спектакля "Бешеные деньги", где я играл, Нина сидела в ложе помощника режиссера — точно такой же, в какой я в детстве сидел на ее спектаклях. Весь спектакль я видел каменное лицо моей бабушки. В конце она хлопала так, что у нее белели костяшки пальцев. А после спектакля тихим голосом сказала: "Нет, Ванята, это не победа. Но зато как ты кланялся!"

Программу "Вечерний Ургант" бабушка смотрит, и эта передача дает нам возможность видеться гораздо чаще. В том числе для этого наше шоу и выходит каждый вечер. 

Перед каждым нашим визитом к Нине мы с женой покупаем чрезмерное количество продуктов. Бабушке это нравится, она радуется и все время говорит: "Зачем вы купили так много?" А когда-то я приезжал к ней, чтобы поесть, потому что больше поесть мне было негде. Когда-то она давала мне $100 в месяц, чтобы я мог купить себе еды. Сейчас она категорически отказывается принимать от меня любые деньги, и больших трудов было перевезти ее в новую квартиру, где на кухне есть окно, а в подъезде есть лифт.

Что самое главное — она совершенно не ощущает себя на свой возраст. Я тут ей звоню и говорю: "Нина, тебе скоро 90 лет!" Она отвечает: "В это невозможно поверить! Когда я вижу по телевизору пожилых людей, я думаю: неужели я такая? Внутри я себя чувствую на 17". И добавляет: "Ванята, это можно просто обалдеть!" Естественно, она говорит не "обалдеть", а другое, более звучное слово, которое, если бы у нашей семьи был герб, было бы выведено на нем крупными буквами.