Голодовки, свечи и поклоны: какие формы протеста выбирают в Южной Корее

На прошлой неделе в Южной Корее рутинная политическая борьба правящего лагеря и оппозиции приняла неожиданный и даже драматический оборот. Утром 18 сентября лидер ведущей оппозиционной партии Ли Чжэ Мён попал в больницу из-за голодовки, которую объявил 31 августа. В тот же день стало известно, что прокуратура запросила ордер на его арест по делам, связанным с подозрениями в коррупции и причастности к переводу денежных средств в КНДР.

Поскольку Ли Чжэ Мён как депутат обладает неприкосновенностью во время сессии парламента, согласие на его возможный арест должно было дать Национальное собрание. И его коллеги дали такое согласие несмотря на то, что партия Ли Чжэ Мёна "Тобуро" контролирует там большинство. Параллельно в СМИ Республики Корея распространились фотографии обессиленного Ли Чжэ Мёна на больничной койке. На выходных демократическая партия "Тобуро" объявила, что ее председатель по совету врачей прекратит свой протест — он продержался 24 дня.

26 сентября запрос прокуратуры на арест политика рассмотрел суд. Вердикт — заключение под стражу не требуется. Накал страстей в этом эпизоде, на мой взгляд, вполне достоин, чтобы историю воспроизвести в каком-нибудь фильме или дораме, но в политической культуре Южной Кореи, а именно в формах протеста найдется целый ряд других не менее любопытных, экзотических и экстремальных примеров.

Мирный характер

В конце 2016 года весь мир облетели кадры многотысячных митингов в центре южнокорейской столицы. 3 декабря на улицы по всей стране вышли порядка 2,3 млн человек (при населении 50 млн жителей). У многих в руках были свечи, что c высоты птичьего полета вечером создавало внушительную картину. Южнокорейцы требовали отставки президента Пак Кын Хе, которую уличили в коррупционных махинациях. Подливало масло в огонь вмешательство в государственные дела ее подруги-гадалки Чхве Сун Силь, которую прозвали "южнокорейским Распутиным".

Мирная "Революция свечей" 2016 года в конечном счете привела к отставке президента и этим, как представляется, удивила мировые СМИ. Мне самому довелось побывать на тех акциях протеста в Сеуле и увидеть там семейные пары с детьми. Тогда у меня не укладывалось в голове, как можно привести детей на мероприятие, которое в любой момент может закончиться столкновениями с полицией или разгоном многотысячной толпы.

Как оказалось, можно: например, далеко не во всякой стране поражение национальной футбольной команды способно привести к погромам и поджогам чужого имущества. Связано ли это с общим высоким уровнем безопасности и строгим отношением властей к насильственным преступлениям, предмет отдельного разговора.

Но так было не всегда, напротив, в прошлом, до демократизации, Республика Корея прочно ассоциировалась с уличными столкновениями со всеми сопутствующими — в виде слезоточивого газа и "коктейлей Молотова". Преимущественно мирный характер (уж точно в сравнении с Европой), судя по наблюдениям, протест получил в последние годы. Если говорить об опасности уличных демонстраций в прошлом страны, достаточно вспомнить Восстание в Кванджу, которое было жестоко подавлено с привлечением армии. Не обошлись без жертв и массовые протесты в ходе Апрельской революции 1960 года.

Повсеместность

Пребывая, например, в Сеуле пару недель, невозможно не заметить постоянный характер демонстраций в центре столицы. Протестуют противники президента, в сотнях метров от них свою акцию организуют его сторонники. Неизменно активную позицию демонстрируют профсоюзные организации. Если состоялся пикет против учений с США, вероятно, скоро состоится акция в поддержку союза с Вашингтоном. Для демонстрантов огораживают полосы на дорогах в центре Сеула, часто они усаживаются прямо на асфальт для собственного удобства.

Впрочем, небольшие акции возникают так же внезапно, как и исчезают их следы, а иногда складывается впечатление, что полиции на таких мероприятиях больше, чем пикетчиков.

Другое дело массовые протесты. Поводом для них, как кажется, может стать все что угодно: будь то подделка документов дочери министра при поступлении в вуз, дружба президента с гадалкой или самоубийство учителя, страдавшего от давления со стороны родителей учеников. В принципе в этом нет ничего особенного: Южная Корея представляет собой сложное общество с многомиллионным населением и развитой экономикой. Скорее удивляет готовность южнокорейцев бороться за свои интересы по совершенно локальным причинам. Даже гуляя по кампусу университета, можно спокойно натолкнуться на транспаранты с требованием к ректору повысить зарплату техническому персоналу.

Профсоюзные забастовки

Особняком следует выделить профсоюзные забастовки, которые нередко влияют на всю экономику страны. В этом году, с 14 по 18 июня, организовали стачку железнодорожники, также в июне "итальянскую забастовку" провели пилоты гражданской авиалинии.

В июне 2022 года бастовали водители грузовых автомобилей, их акция привела к крупным сбоям в логистике, затронула автомобилестроительную, сталелитейную и нефтехимическую отрасли. По данным правительства, упущенная выгода южнокорейских компаний составила $1,23 млрд. Периодически появляются новости о конфликте рабочих с менеджментом известных южнокорейских конгломератов.

В связи с этим невольно вспоминается история профсоюзной активистки Ким Чжин Сук, которая просидела на кране 309 дней в 2011 году в знак протеста против увольнения рабочих с верфи.

Бритье голов

Рассуждая о культуре политического протеста в Южной Корее, нельзя обойти вниманием такую практику, как публичная стрижка налысо. Так, лидер оппозиционной партии "Свободная Корея" Хван Гё Ан сделал это в 2019 году, требуя отставки министра юстиции. Таким методом не брезгуют даже женщины, включая депутатов. Считается, что такая смена прически демонстрирует крайнюю решительность и несогласие. По одной версии, символизм этого действия заключается в определенной сакральности тела человека, которое дано ему родителями. Согласно более приземленному объяснению, короткая стрижка всегда ассоциировалась с монахами, заключенными и солдатами. Перед уходом в монастырь — перед новым этапом жизни, связанным с отказом от мирского, — брили головы.

Религиозные же группы зачастую используют прием "три шага, один поклон". В 2003 году четыре священнослужителя — два буддистских монаха, католический и протестантский священники — прошли так свыше 300 км до Сеула за 65 дней (и в зной, и в дождь). Они протестовали против строительства крупнейшей в мире дамбы Сэмангым, поскольку опасались, что она нанесет ущерб местной экологии. Проект все же в конечном счете был реализован.

Если бритье голов в целом безобидный жест, то этого нельзя сказать о другой практике религиозного (или ритуального) самосожжения, которая ассоциируется с буддизмом. Такие акции в качестве протеста против властей отнюдь не редкость в Южной Корее. В результате такого шага в 2010 и 2017 годах погибли монахи, в мае 2023-го умер профсоюзный активист. До демократизации (до 1987 года) в Южной Корее были зафиксированы десятки случаев гибели по политическим мотивам. Один из самых известных — смерть активиста рабочего движения Чон Тхэ Иля в результате попытки самосожжения в 1970 году. Таким образом, культуру протеста в Республике Корея на нынешнем этапе полностью лишенной насилия назвать не получится. 

Снова к голодовке

На данный момент сложно сказать, что лидер южнокорейской оппозиции Ли Чжэ Мён добился целей своей очередной голодовки — предыдущая состоялась в 2016 году. Нынешнюю он обосновал "некомпетентностью и агрессивностью" правительства, он хотел, чтобы администрация президента Юн Сок Ёля принесла извинения за "ущерб, причиненный демократии", чтобы она поменяла позицию в вопросе сброса воды с аварийной японской АЭС "Фукусима-1" и произвела кадровые перестановки в правительстве. Ничего из этого не произошло, кроме объявления смены ряда министров, что вряд ли можно отнести к результатам его протеста.

Кроме того, неожиданные результаты голосования парламента по вопросу снятия неприкосновенности Ли Чжэ Мёна скорее говорят о расколе в рядах оппозиции. С другой стороны, суд не стал выдавать ордер на арест политика. Это выглядит хоть каким-то реваншем, но вовсе не означает конец судебных разбирательств. К тому же в следующем году должны состояться парламентские выборы, и можно ожидать очередного накала страстей и их публичного проявления.

Так или иначе это не первая громкая голодовка оппозиционера в Южной Корее. К этому средству прибегали Ким Ён Сам и Ким Дэ Чжун в 1983 и 1990 годах соответственно, оба впоследствии стали президентами. Эти же примеры в целом считаются в южнокорейской прессе успешными.