Историческая память безжалостна — спустя поколения в народном сознании остаются лишь самые яркие события и самые первые лица. Все остальное и все остальные становятся уделом профессиональных историков. Именно это произошло с родившимся ровно два века назад блестящим русским генералом Михаилом Лорис-Меликовым. Сегодня его имя вспомнят немногие, но полтора столетия назад о нем немало и с уважением писали Лев Толстой и Федор Достоевский. Ведь тогда именно с ним, с этим "грузинским армянином", связывала свои надежды значительная часть общества Российской империи.
"Самый сложный из отделов Кавказа…"
Михаил Тариэлович Лорис-Меликов родился в Тифлисе, современном Тбилиси, 31 октября (по новому стилю) 1824 года. Его предки относились к высшей аристократии Кавказа, со времен персидского владычества управляли областью Лори — севером современной Армении, входившим в состав Грузинского царства накануне присоединения к Российской империи. Отсюда и возникла русифицированная двойная фамилия Лорис-Меликовых: от географического имени их наследственного владения, древней крепости Лори, расположенной почти посередине между Ереваном и Тбилиси, и от персидско-арабского термина "мелик", которым в Закавказье обозначали удельных князей.
На таком аристократическом фоне Михаил Лорис-Меликов начинал жизненный путь совсем не как дворянин, а скорее как сын богатого купца. Ведь сложным и долгим было не только военно-политическое присоединение Кавказа — юридическое включение многочисленной и разнообразной кавказской знати в дворянское сословие Российской империи тоже затянулось почти до конца царствования Николая I.
Поэтому сын знатного армянина в ранней юности оказался не на военной службе или в одном из дворянских учебных заведений столичного Петербурга, а в Москве — в Лазаревском институте восточных языков. Основанное богатыми армянскими купцами учебное заведение готовило гражданских чиновников со знанием турецкого, персидского и арабского. Но юный потомок Лорийских князей-меликов явно имел большие амбиции. Как только его отец по всем юридическим тонкостям законодательства Российской империи оформил свое родовое дворянство, 17-летний Михаил покинул гражданскую учебу и отправился в Петербург, в кавалерийское училище.
В итоге армейская карьера юного Лорис-Меликова стартовала в гусарском полку под Великим Новгородом. Но вскоре судьба вернула его на родной Кавказ — с 1847 года и на следующие два десятилетия он участвовал во всех походах и войнах, которые вела Россия в этом регионе. В послужном списке полковника Лорис-Меликова 180 боевых столкновений за первые восемь лет здесь. Не случайно он оказался позднее одним из главных героев повести Льва Толстого "Хаджи-Мурат" о перипетиях долгой войны со сторонниками имама Шамиля.
Однако Лорис-Меликов дрался не только с мятежными горцами — в ходе Крымской войны он сформировал отряд добровольцев из армян, грузин, курдов и иных кавказских народностей, выступавших на стороне русской армии против турок (1853—1856). Отличился в ряде сражений, был назначен комендантом крепости Карс и всех территорий, отбитых у противника в Закавказье. По итогам той войны Лорис-Меликов стал генерал-майором и командующим войсками в Абхазии.
Через несколько лет он занял командный пост на другой стороне Кавказа — стал начальником Дербента и всех гарнизонов Дагестана. Весной 1863 года уже генерал-лейтенант Лорис-Меликов назначен атаманом Терского казачьего войска и руководителем Терской области, то есть управителем значительной части Северного Кавказа — от Пятигорска до Каспийского моря. Сегодня это земли Ставропольского края, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Осетии, Чечни, Ингушетии и северного Дагестана. В рабочей переписке Лорис-Меликов открыто именовал Терскую область "самым сложным из отделов Кавказа".
Здесь стоит отметить, что этнический армянин и русский генерал Михаил Тариэлович Лорис-Меликов оказался не только лихим и храбрым офицером, но и умелым администратором, а также ловким политиком. В книге "Мои встречи с гр. М. Т. Лорис-Меликовым" современник Лонгин Пантелеев так характеризовал эту сторону генерала: "В качестве начальника Терской области он не только сумел поддержать порядок, но в то же время заслужил полное доверие туземцев. В беседах он охотно пускался в рассказы о Кавказе, особенно о горцах, о том, как легко ими управлять, если только бережно относиться к их народным обычаям".
Сам Лорис-Меликов всегда подчеркивал свою тесную связь с Кавказом, называя себя "грузинским армянином".
"Я лично люблю Россию в ее целом…"
Имея ярко выраженную кавказскую, армянскую внешность, Лорис-Меликов, по отзывам очевидцев, разговаривал на русском без малейшего акцента. Но столь же свободно он владел целым букетом восточных и западных языков — армянским, грузинским, французским, немецким и "татарским"-тюркским (имеется в виду азербайджанский, но тогда этого этнонима не было).
Ставший русским генералом потомок закавказских князей-меликов не раз подчеркивал свое имперское видение той державы, за которую сражался. "Я лично люблю Россию в ее целом, во всей ее огромности, такую, какою создавал ее Петр I…" — фраза Лорис-Меликова в личной корреспонденции.
Весной 1877 года началась очередная война с Турцией. На этот раз генерал Лорис-Меликов командовал уже всеми русскими войсками в Закавказье. Взятие Ардагана, Карса, Эрзурума, знаменитая в русской военной истории оборона Баязета — все это тесно связано с ним.
Лорис-Меликов сумел не только разгромить турок в сложных горных условиях при тылах, охваченных разноплеменными мятежами, но и блестяще организовать экономику войны. Благодаря своим кавказским связям и авторитету он добился почти невозможного — местные подрядчики стали принимать бумажные купюры, тогда как ранее Кавказ и Закавказье признавали только серебряные монеты. Лорис-Меликов тем самым сэкономил царской казне десятки миллионов рублей и прославился "скупостью" в обращении с государственными финансами.
Здесь отмечу еще одну немаловажную сторону его личности — не только храбрый и умелый военачальник, не только ловкий политик и администратор, но и честный чиновник. По итогам войны 1877–1878 годов Лорис-Меликов получил титул графа Российской империи.
Но с окончанием сражений новоиспеченный граф оказывается посреди еще большей опасности — в ту эпоху даже более смертельной, чем вражеские ядра и пули. К началу 1879 года он назначен астраханским, саратовским и самарским генерал-губернатором с чрезвычайными полномочиями и единственной задачей: победить вспышку чумы в Поволжье. Лечить эту болезнь тогда еще не умели, однако чрезвычайный генерал-губернатор сумел организовать строгий карантин и не допустил распространения эпидемии по стране. Лорис-Меликов не испугался лично побывать в эпицентре заболевания, в астраханской станице Ветлянской, где ежедневно от чумы умирали десятки зараженных.
Сразу из чумных районов Поволжья генерал отправляется в Харьков, назначенный чрезвычайным руководителем шести губерний — Харьковской, Полтавской, Черниговской, Курской, Орловской и Воронежской. Ведь к 1879 году в Российской империи фактически идет малая гражданская война — революционеры из "Народной воли" при сочувствии заметной части образованного общества повсюду атакуют царское правительство. Предыдущий харьковский губернатор, князь Кропоткин (двоюродный брат известного революционера-анархиста), убит народовольцами.
Но в Харькове бывший начальник Северного Кавказа и Поволжья проведет всего несколько месяцев. В феврале 1880 года царь Александр II, едва пережив устроенный народовольцами взрыв Зимнего дворца, вызвал Лорис-Меликова в Петербург, назначив генерала руководителем Верховной распорядительной комиссии — по сути, чрезвычайного правительства всей империи.
"Диктатура сердца"
"Верховная распорядительная комиссия по охранению государственного порядка и общественного спокойствия" — так звучало полное наименование этого органа, подчинившего себе все госструктуры. Лорис-Меликов с тех пор в официальных документах именовался "Главным Начальником".
Испуганный чередой покушений император в те дни редко покидал дворец, и опытный кавказский генерал, по сути, в одиночку стоял во главе всей России. Даже в подпольных прокламациях "Народной воли" противостоящая революционерам сторона именовалась "государством Александра II и Лорис-Меликова".
Царский выбор "Главного Начальника" был обусловлен не только административным и военным опытом Лорис-Меликова. К тому времени он уже почти 20 лет был лично знаком с Александром II — и кавказское обаяние "грузинского армянина" явно действовало на монарха. Но, что важнее, Лорис-Меликов тогда был популярен и авторитетен в российском обществе, в том числе среди либеральной и даже революционной его части. Ведь именно Лорис-Меликов на посту начальника Северного Кавказа добился "замирения" этого непростого края. Именно он перевел "самый сложный из отделов Кавказа" от военного управления к гражданскому. По сути, Лорис-Меликов для русского общества тех лет стал персональным символом успешного прекращения долгой Кавказской войны.
Сам же Михаил Тариэлович был не просто опытным администратором, заслуженным генералом и ловким придворным политиком, обаявшим самого монарха. В отличие от большинства высших чинов империи он считал террор "Народной воли" проявлением объективного кризиса, с которым необходимо бороться не только голой силой. Этот подход проявился уже в первом публичном обращении "Главного Начальника" к российскому обществу. Лорис-Меликов первым среди представителей государства вступил в идейную полемику с революционерами. "Проповедуя свободу, они угрозами и подметными письмами вознамерились угнетать свободу тех, которые исполняют свои обязанности... Ратуя за принципы личной неприкосновенности, они не гнушаются прибегать к убийствам из-за угла", — на исходе зимы 1880 года писал "Главный Начальник" о народовольцах в обращении к жителям Петербурга.
Впервые Лорис-Меликов попытался объяснить подданным империи политику правительства. И значительная часть образованного общества оценила такой подход. "Если это слова диктатора, то должно признать, что диктатура его — диктатура сердца и мысли… Она вселяет не страх, а доверие, так как основана не на материальной силе…" — так отозвалась на обращение Лорис-Меликова петербургская газета "Голос", тогда самая многотиражная в России.
Хлесткий термин "диктатура сердца" запомнился сразу многим — именно под этим определением вошла в историю вся эпопея Лорис-Меликова на вершинах власти. Любопытно, что европейские СМИ тех лет тоже немало и ярко писали о новом первом лице у царского трона, но с другим оттенком — именуя Лорис-Меликова то "великим визирем", то "вице-императором".
Появление нового человека в высших сферах России с чувством отметил и Достоевский. "Сохрани бог, если повернут на старую дорогу… Я ему желаю всякого успеха", — высказался писатель незадолго до смерти, последовавшей в феврале 1881 года.
Лорис-Меликов, кстати, стал первым государственным деятелем, отреагировавшим на уход из жизни еще не признанного гения русской литературы. В день кончины писателя, 9 февраля 1881 года, наследник престола, будущий император Александр III зафиксировал в дневнике: "Граф Лорис-Меликов уже докладывал сегодня утром Государю об этом и просил решения материально помочь семейству Достоевского".
"Мы идем по пути к конституции…"
"Главному Начальнику Верховной распорядительной комиссии", наряду с царем, тоже довелось пережить покушение. В него стреляли спустя всего неделю после назначения. "Пуля скользнула по шинели, разорвав ее в трех местах…" — записал очевидец.
Политическая и практическая деятельность Михаила Лорис-Меликова в качестве первого администратора Российской империи была очень недолгой. Но для полного описания его свершений и забот 1880–1881 годов потребуется целая книга — реформа полицейского аппарата и земского самоуправления, начало налоговой и паспортной реформ, "сенатские ревизии", старт массового крестьянского переселения на Дальний Восток и многое-многое другое. Часть экономической программы Лорис-Меликова осуществлялась уже после его отставки министром финансов Николаем Бунге в царствование нового императора Александра III.
Здесь вновь отмечу безжалостность исторической памяти. Как боевой полководец Лорис-Меликов не уступал своему младшему современнику и тезке, прославленному генералу Михаилу Скобелеву. Как сильный государственный деятель, умевший зрить в корень проблем, "грузинский армянин" ничем не уступал Петру Столыпину. Но, увы, в исторической памяти нашего общества Лорис-Меликову соответствующих мест не досталось.
Лишь отчасти, лишь мимоходом он запомнился как автор проекта несостоявшейся конституции. В январе 1881 года Лорис-Меликов представил царю Александру II "всеподданейший доклад" о привлечении "земства" к законосовещательной деятельности. "Призвание общества к участию в разработке необходимых для настоящего времени мероприятий есть именно то средство, какое и полезно, и необходимо для дальнейшей борьбы с крамолою…" — доказывал Лорис-Меликов императору.
В неформальной обстановке "диктатор сердца" и "Главный Начальник" описывал текущую политическую ситуацию куда живее и ярче. В разговоре с одним из бывших народовольцев он признавался: "Я смотрю на дело практически, не ссылаясь на Европу. Для моего ума ясно, что при императоре Николае Павловиче общество состояло из Фамусовых, а не из декабристов; что и в 1861 году реформы застали нас беззаконниками и их легко было отнять и что в настоящее время, каково бы ни было правительство, но приходится делать русскую историю с этим правительством, а не выписывать его из Англии..."
В частной беседе с товарищем по оружию, адмиралом Иваном Шестаковым генерал Лорис-Меликов высказывался даже резче: "Все Романовы гроша не стоят, но необходимы для России".
Предложенный "диктатором сердца" конституционный проект хотя бы в теории имел шанс убрать ряд общественных противоречий, в итоге оказавшихся смертельными для российской монархии. Но царь колебался, не решаясь ограничить многовековое самодержавие. Лишь в первый день весны 1881 года Александр II все же признался сыну, будущему императору Александру III: "Я дал согласие на это, хотя и не скрываю от себя, что мы идем по пути к конституции".
Спустя несколько часов царь был смертельно ранен бомбами народовольцев. Сменивший его на троне сын под давлением окружения отказался и от этих робких шагов к парламентаризму. Сохранившееся в неприкосновенности самодержавие продолжило функционировать по своим писаным и неписаным законам — политическому фавориту прежнего царя не было места в свите нового. Лорис-Меликов ушел в отставку со всех постов. В итоге ушел из исторической памяти — общество быстро забыло недолгого "диктатора сердца".