Полгода назад вышел в свет роман Алексея Иванова "Тобол" — книга, в которой описывались Тобольск и Сибирь петровских времен. По "Тоболу" снимают сериал, а Иванов в качестве приложения к роману и грядущей экранизации выпускает путеводитель "Дебри. Россия в Сибири: от Ермака до Петра".
В 1584 году Ермак погибает в бою. Все его атаманы убиты, остатки войска отступают за Урал. Сибирь, недавно завоеванная, кажется окончательно потерянной для Москвы. Но уже в 1586 году царские стрельцы закладывают Тюмень. За Тюменью следует Тобольск. Россия укрепляется в Сибири, на реках возникают остроги.
Пройдет меньше 40 лет, и передовые отряды русских землепроходцев дойдут до Лены. И вот уже корабли казаков плывут по Амуру. В 1648 году Семен Дежнев достигнет Чукотки, а Федот Попов — Камчатки. "А вслед за летучими отрядами охочих людей тяжело и властно шагала махина Российского государства".
От Уральских гор до Тихого океана возводятся крепости, а местные народы платят дань. Правда, на окончательное покорение сибирских земель Москвой уйдет еще полтора века. И это будет 150 лет интриг, крови, предательств, походов, побед, поражений и шекспировских страстей.
"Грозы отгремели, страсти отгорели, былые титаны перешагнули предел земной жизни, а Россия осталась, и Сибирь тоже осталась. История двигалась дальше: ее огромные зубчатые колеса вращались все так же неумолимо, державные куранты отбивали урочные часы и жернова событий перетирали в песок новых героев, новых святых и новых злодеев. Но это происходило уже иначе, хотя все та же вечная тайга шумела по берегам великих рек, и северные сияния по-прежнему полыхали над тундрой, и неизменные ветра неслись над бескрайними степями. Но Сибирь стала другой".
Критики так делают редко, просто потому что не очень умеют, а вот филологи и литературоведы занимаются этим постоянно. Они раскладывают писателей по полочкам, определяя их к той или иной школе или литературному направлению. Иногда писатели сами объединяются в группировки. Но в любом раскладе Алексей Иванов — одиночка. Его не с кем объединять.
Иванов — странный либерал-почвенник. Либералы в центр мира ставят человека с его правами и интересами, а почвенникам ближе государство с его нуждами и масштабами. Иванов одновременно ухитряется воспевать и государство, но и о маленьком человеке тоже помнит и любит его
И не только потому, что у него довольно сложный характер. И не только потому, что он периодически со всеми ссорится. И не только потому, что его не любят литературные премии, а он отвечает премиям взаимностью. Иванов — одиночка потому, что у него свои особые представления о ходе истории и о роли в ней человека, которые трудно отнести к какой-то из идеологий. И тут он не вписывается ни в какую из общепринятых классификаций.
Иванов одновременно патриот и за сильную Россию, но при этом он певец региональных различий между отдельными частями страны и настаивает на том, что у каждого региона, включая и те, где русское население составляет абсолютное большинство, разная судьба, разная идеология, разные ценности и разное устройство.
Иванов — странный либерал-почвенник. Либералы в центр мира ставят человека с его правами и интересами, а почвенникам ближе государство с его нуждами и масштабами. Иванов одновременно ухитряется воспевать и государство во всем, со всеми колоссальными проблемами, и о маленьком человеке тоже помнит и любит его.
Он искренне восторгается гением народа, который за 70 лет прошел от Уральского хребта до Японских морей и покорил, подмял под себя племена, которые жили на этой гигантской территории. И пишет про то, что стоило этим племенам вторжение подданных московского царя, пишет про убийства, про насилие, про несправедливые поборы. Его восхищает одновременно и совершенство, и несовершенство российской государственной машины.
В мире писателей Иванов всегда будет один. Ему нужны только читатели. С ними он, кажется, еще не успел поссориться.